Для чего Бог так уничижил Себя?

font-family:Arial'>Потому что Он желал спасти, а не устрашить. Сын безначального Отца, Сын истинный, благоволил назваться сыном Давидовым, чтобы тебя сделать сыном Божиим, благоволил иметь раба Своим отцом, чтобы тебе, рабу, сделать отцом Владыку.
      Не уничижил бы Он Себя напрасно и без цели до такой степени, если бы не хотел возвысить нас. Он родился по плоти, чтобы ты родился по духу. Он пришел не для того, чтобы избегать позора нашего, но чтобы уничтожить его. Христу должно удивляться не только потому, что воспринял на себя плоть и соделся человеком, но и потому еще, что порочных людей удостоил быть своими сродниками, не стыдясь ни мало наших пороков. Так с самого начала рождения Он показал, что не гнушается ничем нашим, научая тем и нас не стыдиться злонравия предков, но искать только одного - добродетели.
      Господь с самого начала и показывает, что надлежит хвалиться не родом, но собственными своими заслугами.
      Невозможно, совершенно невозможно через добродетели или пороки предков быть честным или бесчестным, знаменитым или неизвестным. Напротив, тот-то более и знаменит, кто, будучи рожден не от добрых родителей, сделался добрым. Итак, никто пусть не гордится предками, но размышляя о прародителях Господа, пусть отложит всякое тщеславие и радеет только о своих заслугах.

Какова польза от слушания Писания, если не исполняется то, о чем там сказано?

      Не малая польза будет и от одного слушания. По крайней мере человек узнает себя, поскорбит, а когда-нибудь дойдет и до того, что будет исполнять слышанное.

Как не потерять награду от Господа, когда сделанные тобою добрые дела возвеличивают тебя в собственных глазах?

      А ты забудь о них. От самохвальства фарисей стал хуже мытаря. Если хочешь показать великую добродетель, не высокомудрствуй, и тогда покажешь еще большую; не думай, что, совершив что-нибудь, ты уже и все сделал. Что бы ты не совершил, смирись и считай себя хуже мытаря. Не губи трудов своих, не делай, чтобы твой пот был пролит напрасно, и ты, пробежавши тысячи поприщ, лишился всякой награды. Господь гораздо лучше тебя знает твои заслуги. Если ты дашь чашу холодной воды, - Он и этого не презрит. Если подашь одну монету, если только вздохнешь, - Он все примет с великою благосклонностью, и вспомнит, и определит за это великие награды.
      Для чего же ты рассматриваешь свои добродетели, и постоянно выставляешь их напоказ? Или не знаешь, что, если хвалишь самого себя, не будешь уже похвален Богом? Равным образом, если ты унижаешь самого себя, Он непрестанно будет прославлять тебя перед всеми. Он не хочет уменьшить награду за труды твои. Он все делает и устрояет, чтобы и за малое увенчать тебя, и ищет всяких предлогов за то, чтобы избавить тебя от геенны. Вот почему, хотя бы ты только потрудился одиннадцатый час дня, Господь дает тебе полную награду. "Хотя не за что спасти тебя, скажет Он, Я это делаю для Себя, чтобы не осквернялось имя Мое" (Ср. Иезек. XXXVI, 22,32). Если только вздохнешь, только прослезишься, Он сам тотчас воспользуется всем этим, как случаем к твоему спасению. Вот почему должно забывать о своих добрых делах. Забвение добрых своих дел есть самое безопасное их хранилище.

Как нужно выражать благодарность Господу?

      Исповедовать свои согрешения и значит благодарить Бога. Подлинно, ничто так не приятно Богу, как если кто считает себя великим грешником. Это есть начало всякого любомудрия: смиренный и сокрушенный никогда не будет ни тщеславиться, ни гневаться, ни завидовать ближнему, словом не будет питать в себе ни одной страсти.

В каких случаях Бог показывает Свои знамения?

      Бог обыкновенно творит знамения, когда умножается зло. Когда видит, что Его рабы утеснены, а противники без меры упиваются мучительством над ними, тогда показывает собственное Свое владычество.

Чем можно укротить такого зверя, как гнев?

      Верующий должен быть светильником для мира и солью. А если ты самому себе не светишь, не предотвращаешь собственной гнилости, то по чему нам узнать, что ты христианин? По тому ли, что ты погружался в священные воды? Но это может довести тебя до наказания. Величие почести для нежелающих жить сообразно этой почести увеличивает казнь. Что такое гнев? Даже лев и ехидна не могут терзать внутренностей с такою жестокостью, как гнев непрестанно терзает железными когтями. Он не только вредит телу, но расстраивает самое здравие души, поедая, терзая, раздробляя всю силу ее и делая ее ни к чему не способною. У кого внутри завелись черви, тот не может дышать, потому что все внутренности его изъедены. Как же мы можем породить что-нибудь благородное, нося внутри себя такого змия, - разумею гнев, снедающий внутренности наши?
      Каким образом избавимся от этой язвы? Если будем употреблять питие, которое может умертвить внутренность червей и змей. Но какое питие, спросишь, имеет такую силу? Честная кровь Христова, если с упованием приемлется. Она может уврачевать всякую болезнь. Затем внимательное слушание божественных писаний и присоединяемая к тому милостыня. Всеми этими средствами могут быть умерщвлены страсти, расслабляющие нашу душу. И тогда только будем жить, а теперь мы ничем не лучше мертвых.
      Когда живы страсти, нам невозможно жить, но необходимо должно погибнуть. Если не успеем умертвить их здесь, то они умертвят нас там. Страсти никогда не насыщаются и не отстают, доколе уловленного ими человека не увлекут к диаволу. Такова сила страстей, что они требуют от пленников своих такого же рабства, в какое предался Христу Павел, презиравший для Него и геенну и Царство. Тот, кто впадет в плотскую ли любовь, или сребролюбие, или честолюбие, начинает уже смеяться над геенною и презирать Царство, только бы исполнить ему волю тех страстей. Итак, поверим Павлу, что он столько любил Христа. Потому и слабее наша любовь ко Христу, что вся наша сила истощается на любовь порочную, и мы хищники, сребролюбцы, рабы суетной славы. А что может быть ничтожнее этой славы?

Можно ли спастись исключительно молитвами праведников или надо к этому прилагать собственные усилия?

      Если мы сами о себе не радим, то через других не спасемся. Если же будем неусыпны, то и сами собою достигнем спасения: даже сами собою спасемся вернее, нежели через других. Подлинно, Богу приятнее давать благодать непосредственно нам, а не другим для нас, чтобы, стараясь сами отвратить гнев Его, делались мы дерзновеннее и добродетельнее. Так он помиловал хананеянку, так спас блудницу, так спас разбойника, хотя не было никакого за них предстателя и ходатая.
      Впрочем говорится это не для того, чтобы не призывать Святых в молитвах, но для того, чтобы мы не ленились и, предавшись беспечности и сну, не возлагали только на других того, что должны делать сами.

Как понять фразу: приобретайте себе друзей богатством неправедным?

      Христос, сказав "приобретайте себе друзей богатством неправедным", (Лук. XVI, 9) разумел не что иное, как милостыню. И что удивительно, Он ничего уже не взыскивает с нас, если мы только отступим от неправды, потому что слова Его имеют такой смысл: ты приобрел худо - истрать хорошо. Собрал неправедно - расточи праведно. Что, кажется, за добродетель - раздавать из имения, неправедно приобретенного? И, однако, Бог, по человеколюбию Своему, снисходит до того, что обещает нам многие блага даже и за такие дела. Но мы до такого доходим бесчувствия, что ничего не уделяем и из приобретенного неправедно; напротив грабя тысячами, думаем, что все уже сделали, подав малую долю. Разве не слыхал ты, что говорит Павел: "кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет" (2 Корин. IX, 6).
      Итак, что ты скупишься? Сеяние ужели есть трата, ужели убыток? Нет! Это доход и прибыль. Где сеяние, там и жатва, где сеяние, там и приращение. Итак, сей, чтобы не потерять: не береги, чтобы сберечь; рассыпай, чтобы сохранить; трать, чтобы приобресть. Хотя и нужно было бы что сберечь, ты не береги, потому что непременно это погубишь, а поручи Богу, у которого никто не похитит. Сам не торгуй, потому что не умеешь получать прибыли; но большую часть капитала отдай взаймы тому, кто дает рост, отдай взаймы туда, где нет ни зависти, ни клеветы, ни обмана, ни страха. Отдай взаймы тому, кто сам ни в чем не нуждается, но терпит нужду для тебя; кто всех питает, но алчет для того, чтобы ты не был голоден, обнищал для того, чтобы ты обогатился. Отдай взаймы туда, откуда ты получишь не смерть, но жизнь вместо смерти. За такой только рост можешь приобресть себе Царство, а за всякий другой получишь геенну, потому что тот рост показывает сребролюбие, а этот любомудрие; тот дело жестокости, а этот человеколюбия.

Как нужно пользоваться принадлежащими тебе знатностью, талантами, богатством?

      У тебя все не свое, и богатство, и дар слова, и самая душа; ибо и она от Господа. Посему, когда потребует нужда, отдай и душу свою. Если же ты любишь ее и не хочешь отдать, когда тебе повелевается, то ты уже не верный домостроитель. Можно ли противиться, когда повелевает Бог? Я вот что скажу: потому особенно я удивляюсь человеколюбию Божию, что Бог, имея возможность взять у тебя все против твоей воли, не хочет делать этого без твоей воли, дабы ты заслужил награду. Например, Он может взять твою душу без твоей воли, но хочет, чтобы ты отдал ее по своей воле, говоря с Павлом: я каждый день умираю (1 Кор. 15, 31). Он может лишить тебя почестей без твоей воли и сделать тебя уничиженным, но хочет, чтобы это было по твоей воле, дабы ты получил воздаяние. Он может сделать тебя бедным против твоей воли, но хочет, чтобы ты сделался таким добровольно, дабы даровать тебе венцы. Видишь ли Божие человеколюбие и наше ослепление? Достиг ли ты высокой степени достоинства и получил власть Церковную? Не высокомудрствуй; не ты достиг этой чести, а Бог облек тебя ею; береги ее, как чуждую; не злоупотребляй ею и не употребляй на то, на что не следует; не гордись и не присваивай себе, но считай себя бедным и незнатным. Если бы тебе поручено было хранить царскую порфиру, то ты, конечно, не стал бы злоупотреблять этою одеждою и портить ее, но с великим тщанием хранил бы ее для вручившего тебе. Получил ли ты дар слова? Не гордись и не надмевайся; это не твой дар; не будь непризнателен за дары Господни, но разделяй их с подобными тебе рабами, не превозносись ими, как своими, и не жалей разделить их с другими. Имеешь ли детей? Ты получил их от Бога; если так будешь думать, то имея будешь благодарить, и потеряв не будешь скорбеть. Таков был Иов, который говорил: "Господь дал, Господь и взял" (Иов 1,21). Все мы получили от Христа; от Него имеем и самое бытие, и жизнь, и дыхание, и свет, и воздух, и землю. Если бы Он лишил нас чего-нибудь из этого, то мы погибли бы и истлели; ибо мы - странники и пришельцы. Слова: мое и твое суть только пустые слова, а на деле не то. Например, если ты назовешь своим дом, это - пустое слово, не соответствующее предмету; ибо Творцу принадлежит и воздух, и земля, и вещество, и ты сам, построивший его, и все прочее. Если же он в твоем употреблении, то и это не верно, не только по причине угрожающей смерти, но и прежде смерти по причине непостоянства вещей. Представляя это непрестанно, будем любомудрыми, и получим от того весьма важную двоякую пользу: будем благодарными и при получении и при потере, и не станем раболепствовать предметам преходящим и не принадлежащим нам. Лишает ли нас Бог имущества, - Он берет Свое; лишает ли тебя чести, славы, тела, души, или сына твоего, - От берет не твоего сына, а Своего раба; ибо не ты, а Он сотворил его; ты только содействовал явлению его, а все сделал Бог. Будем же благодарны, что мы удостоились содействовать делу Его. Но ты хотел бы навсегда удержать то, что имеешь? Это свойственно неблагодарному и незнающему, что у него все чужое, а не свое. Как знающие, что находящееся у них не принадлежит им, расстаются со всем благодушно, так скорбящие при лишении приписывают себе принадлежащее Царю. Если мы сами - не свои, то как прочее - наше? Ибо мы в двух отношениях принадлежим Богу - и по сотворению, и по вере. Так, Давид говорит: ты дал мне дни как пяди и надежда моя на тебя (Пс 38, 7,8). Также Павел: ибо мы Им живем, и движемся, и существуем (Деян. 17, 28); и рассуждая о вере, говорит: не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои, ибо вы куплены дорогою ценою (I Kop 6,19,20). Все Божие. Посему, когда Он требует и хочет взять обратно, то не будем противоречить, подобно неблагодарным рабам, и присваивать себе принадлежащее Господу. Душа твоя - не твоя: как же имущество - твое? И как ты не свое тратишь на то, на что не должно? Разве ты не знаешь, что мы будем осуждены за то, что худо употребляли данное нам? Что не наше, а Господне, то нам следует употреблять на подобных нам рабов. За то и богач был осужден, что не делал этого, равно и те, которые не напитали Господа. Не говори же: я издерживаю свое и наслаждаюсь своим; это не твое, а чужое. Говорю: чужое, потому что ты сам так хочешь; Бог желает, чтобы то, что вручено тебе для братий, сделалось твоим; чужое делается твоим, когда ты употребляешь его на других; а когда невоздержно употребляешь на себя, тогда твое делается чужим. Ты не имеешь сострадания и говоришь, что по праву употребляешь свое только для своего наслаждения; посему я говорю, что оно - чужое. Ибо все твое есть общее - для тебя и твоего ближнего, как общее солнце, и воздух, и земля, и все прочее. Как в теле есть деятельность всего тела и каждого члена порознь, и когда какой-нибудь член действует отдельно, то теряет и собственную деятельность: так бывает и с имуществом.
      Не хочешь уделять никому из своего богатства? Не бери же и сам ничего у других. А если будет так, то все придет в расстройство; потому что давать и принимать во всем есть источник многих благ, и в сеянии, и в учении, и в искусствах. Если бы кто захотел не разделять своего искусства, то погубил бы и себя и все общество. Земледелец, если бы стал хранить семена у себя дома, закопав их, произвел бы страшный голод: так и богач, если сделает тоже с имуществом, прежде бедных погубит себя самого, навлечет на свою голову страшный пламень геенны. Учителя, хотя бы имели много учеников, сообщают каждому свое знание: так и ты старайся иметь многих облагодетельствованных тобою. Пусть все говорят о тебе: он такого-то избавил от бедности, такого-то от опасности, такой-то погиб бы, если бы по милости Божией не получил его помощь; он такого-то исцелил от болезни, другого освободил от клеветы, странника принял в дом, нагого одел. Такие отзывы лучше неисчетного богатства и многих сокровищ; они привлекают всех гораздо более, нежели золотые одежды... Такие слова лучше золотых венцов и суть как бы бесчисленные проповедники твоего человеколюбия в целом городе; такие слова гораздо приятнее и сладостнее голоса вестников, предшествующих повелителям; слова: спаситель, добродетель, покровитель, - названия свойственные Богу. Ибо, если такие отзывы еще на земле делают человека столь славным и знаменитым, то, когда они будут написаны на небе и Бог провозгласит их в день будущий, представь, какая будет тебе честь, какая слава, которой да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Кем нужно считать себя в этом мире и как жить в нем?

      Первая добродетель, и даже все добродетели состоят в том, чтобы быть странником и пришельцем в этом мире и не иметь ничего общего с здешними вещами, но быть в таком отношении к ним, как к чуждым для нас, подобно тем блаженным ученикам, о которых Апостол говорит: скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления: те, которых весь мир не был достоин (Евр 11, 37, 38). Они называли себя странниками. А Павел сказал о себе еще нечто большее: он не только называл себя странником, но говорил, что он мертв для мира и мир мертв для него: для меня, говорил, мир распят, и я для мира (Гал. 6, 14). А мы ведем себя как здешние граждане, и устрояем все дела свои в жизни так, как настоящие граждане. Чем праведники были для мира, т.е. странниками и мертвым, то мы для неба; а чем были они для неба, т.е. живыми гражданами, то мы для мира. Потому мы и мертвы, что уклонились от истинной жизни и избрали временную; тем мы и прогневляем Бога, что не хотим отстать от земных благ, тогда как нам уготовано небесное блаженство: но, подобно червям, пресмыкаемся из одной земли в другую, а из этой опять возвращаемся в ту, и вообще нисколько не хотим опомниться и отстать от дел человеческих, но как бы погрузившись в сон или одурев от опьянения, увлекаемся мечтами. Сомкнулись наши очи - и умственные, и телесные; мы ведем речи, говорим вздор.
      Святые были странниками и пришельцами. Как и каким образом? Не называли ли они себя странниками по отношению к одной земле палестинской? Нет, по отношению к целой вселенной, - и справедливо: они не видели в ней ничего такого, чего желали, но все было для них странно и чуждо. Они хотели упражняться в добродетели, а здесь было множество пороков, и потому все здешнее было для них чуждо; они не имели ни одного друга, ни одного близкого человека, кроме не многих. А как они были странниками? Они не заботились о здешнем и доказывали это не словами, а самыми делами. Как и каким образом? Бог сказал Аврааму: оставь мнимое отечество и иди в землю чуждую (Быт. 12,1), - и он не остался там по любви к близким, но без сожаления оставил его, как бы землю чуждую. Бог сказал ему: принеси в жертву сына своего (22,2), и он принес его так, как бы вовсе не имел сына, принес сына, как бы не был облечен человеческою природою. Имущество свое он считал общим со всеми приходящими, и ставил его ни во что: первое место предоставлял другим, подвергался опасностям, терпел бесчисленные бедствия; не строил великолепных домов, не роскошествовал, не заботился об одежде и ни о чем другом, что бывает в здешнем мире; напротив жил жизнию горняго града, был страннолюбив, братолюбив, милосерд, долготерпелив; презирал имущество, настоящую славу и все прочее. Таков был и сын его. Когда его гнали, нападали на него, он не противился и уступал, как находящийся в земле чуждой; странники, чему ни подвергаются, переносят все, как находящиеся не в отечестве. И лишение жены он переносил, как странник; он жил высшею жизнию, сохраняя целомудрие и всякое воздержание; родивши сына, он не имел общения с женою; а женился уже тогда, когда прошел цвет юности, - показал, что он сделал это не по страсти, но дабы послужить исполнению обетования Божия. А Иаков? Не искал ли он только одного хлеба и одежды, таких потребностей, которые свойственны истинным странникам, пришедшим в крайнюю бедность? Будучи гоним, он не уступал ли, как странник? Не работал ли по найму? Не терпел ли бесчисленных бедствий, путешествуя везде, как странник? Перенося все это, они показывали, что ищут другого отечества; а мы - напротив. Когда случится какая-нибудь болезнь, то мы, бросив все, подобно малым детям, плачем и боимся смерти, - и справедливо терпим это; потому что не живем, как странники, и не спешим туда, как в отечество, а идем как на казнь. Потому мы и скорбим, что не пользуемся вещами, как должно, а извратили порядок вещей; потому мы и мучимся, тогда как следовало бы радоваться; потому и трепещем, подобно убийцам и разбойникам, когда им предстоит явиться на суд и когда они припоминают все дела свои, и оттого страшатся и трепещут. Не таковы были те мужи, но они сами спешили туда; а Павел даже воздыхал о том, как он сам говорит: находясь в теле сем, воздыхаем под бременем (2 Кор 5,4). Таков был Авраам и подобные ему; они были, говорит Апостол, странниками для целой вселенной и искали отечества. Какого? Не того ли, которое оставили? Нет; ибо что препятствовало им, если бы они хотели, возвратиться туда и быть его гражданами? Они искали отечества небесного. Так спешили они удалиться отсюда и таким образом угождали Богу; посему и Он не стыдится называться их Богом.
      Он не только не стыдился называться их Богом, но и Сам говорил: Я Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова (Исх. 3,6). Будем, возлюбленные, и мы странниками, дабы не стыдился нас Бог, не стыдился и не предал геенне. Что же, скажете, делать нам, дабы спастись? Начнем упражняться в добродетелях, пока есть время. Разделим для себя добродетели, как земледельцы разделяют земледелие: в один месяц преодолеем в себе склонность к злословию, дерзость, несправедливый гнев, положим для себя законом и скажем: ныне исправим это; в другой месяц поучимся терпению; в третий - еще иной добродетели, и, приобретши в ней навык, перейдем к новой, подобно тому, как в учении мы, сохраняя прежнее, приобретаем новое. После того перейдем к презрению богатства; и во-первых, будем удерживать руки от любостяжания, а потом творить милостыню; не будем смешивать всего вместе, - одними и теми же руками и похищать, и подавать милостыню. Затем приступим к другой добродетели, а от ней еще к иной. Сквернословие, говорит Апостол, пустословие и смехотворство не приличны вам и не должны даже именоваться у вас (Евр 5,3,4). Исполним и это. Здесь не требуется ни издержек, ни трудов, ни усилий. Довольно только хотеть, - и все сделается. Не нужно для этого предпринимать далекого путешествия, или переплывать беспредельное море, но только постараемся оказать усердие и воздерживать язык от неуместных оскорблений. Исторгнем из души своей гнев, порочные похоти, склонность к чувственным удовольствиям и роскоши, сребролюбие, навык к клятвам и клятвопреступлениям.
      Если мы будем таким образом возделывать самих себя, сначала исторгая терние, а потом насаждая небесное семя; то можем получить обетованные блага.

Как понять выражение "блаженны плачущие"?

      Как после проливного дождя воздух делается чистым, так и по пролитии слез настает тишина и ясность, а мрак греховный исчезает. Как сперва очистились мы водою и духом, так после очищаемся слезами и покаянием, если только делаем это не по лицемерию и тщеславию. Плачущие притворно заслуживают даже более осуждения, нежели те, которые прикрашиваются румянами и притираньями. Бог требует слез, проливаемых не на показ, а из сокрушения, проливаемых тайно, в уединенной комнате, без свидетелей, в тишине и в безмолвии, слез из глубины сердца, от внутренней скорби и печали, проливаемых единственно для Бога.
      И если ты плачешь, то подражаешь Господу. И он ведь плакал о Лазаре (Иоан. ХI,31), об Иерусалиме (Лук, XIX, 41) и возмутился духом об Иуде (Иоан. XIII,21). Да и часто бывало, что Его видели плачущим, а чтобы Он смеялся или хотя мало улыбался, этого никогда никто не видел, - почему и ни один из евангелистов не упомянул о том.
      Это говорится не для того, чтобы запретить смеяться, но чтобы удержать от неумеренного смеха. Да и чему радоваться и смеяться, когда подлежишь такой ответственности, должен некогда предстать на страшный суд и дать строгий отчет во всем, что сделано тобою в жизни? Мы должны дать отчет во всех произвольных и непроизвольных грехах своих: "А кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным". (Матф. Х , 33). Хотя бы это отречение было невольное, однако же и оно не избежит наказания, и за него отдадим отчет, и за то, что знаем, и чего не знаем: "Ибо хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь; судия же мне Господь", говорит Павел (1 Кор IV, 4).
      Но скажешь: какая польза, если вместо этого будем плакать? Громадная польза, - такая, что нельзя выразить и словом. На суде человеческом, сколько ни плачь, не избежишь наказания, когда определение сделано; а здесь, если только вздохнешь - и приговор уничтожен, и прощение получено. Вот почему Христос так часто говорит нам о слезах и называет плачущих блаженными, а смеющихся бедными. Здесь не место смеху, и собрались мы сюда не смеяться, но стенать, и за эти стенания наследовать Царствие. Стоя перед земным царем, ты и слегка улыбнуться не смеешь; а где обитает Владыка ангелов, стоишь без трепета и без благоговения, даже смеешься, когда Он много раз прогневан тобою? И не подумаешь, что этим раздражаешь Его больше, нежели грехами? Подлинно, Бог обыкновенно отвращается не столько от грешников, сколько от тех, которые, учинив грех, не сокрушаются о нем.
      Что может быть безрассуднее такой беспечности? Вспомните как было при Ное. Люди, столько времени видя созидаемый ковчег, беззаботно веселились, нимало не думая о будущем; за это самое всех их погубил наступивший потоп, и всю вселенную подверг тогда кораблекрушению.
      Итак, в этой временной жизни мы имеем наибольшую нужду в слезах, а не смехе. В самом деле, нам предстоит трудный подвиг, борьба с невидимыми силами, брань с духами злобы, война со властями; и хорошо, если бы мы, при всем тщании, трезвенности и бдительности, могли устоять против этого свирепого полчища. Если же будем смеяться, играть и всегда предаваться лености, то еще прежде сражения падем от собственной беспечности.

Если грех развлекаться, то зачем построены театры, цирки и прочие зрелищные заведения?

      Это диавол изобрел такое искусство, чтобы привлекать к себе воинов Христовых, и ослаблять силы их духа. На то и построил он в городах театры и, обучив смехотворов, этою язвою поражает целый город.
      Чего Павел велел бегать - я разумею пустословие и шутки, - то диавол убеждает любить. Когда представляющие смешное в театре скажут что-либо богохульное и срамное, тогда многие, будучи еще безумнее их, смеются, забавляются этим. За что надлежало бы побить камнями, тому рукоплещут, и за такое удовольствие сами себе готовят огненную пещь.
      Поистине не столько грешит тот, который представляет в театре, сколько в сравнении с ним ты, который поощряешь это делать. Лицедейство многих сделало прелюбодеями, и многие домы расстроило. Если дело худо, то и подражание ему худо. Лучше грязью или навозом вымарать себе лицо, чем смотреть на такое беззаконие, потому что для глаза не так вредна грязь, как любострастный взгляд полуобнаженной женщины. Как будет смотреть на тебя жена, когда ты возвратишься с такого беззаконного зрелища? Как будет говорить с тобою после того, как ты пленился зрелищем и сделался рабом блудницы?
      Не думай, что ты чист от греха, когда не совокупился с блудницею; ты пожеланием все уже сделал. Подлинно, если ты питаешь похотение, то этим больший возжигаешь пламень. Если же зрелище не производит на тебя никакого впечатления, то тем большего ты достоин осуждения за то, что служишь соблазном для других, поощряя такие зрелища, оскверняешь свой взор, а со взором и душу.
      Хорошо, скажете вы - что же нам сделаться монахами? Сожалею, что вы скромность и целомудрие почитаете обязанностью одних монахов, тогда как Христос постановил общие для всех законы, кроме брака. А Павел повелевает и брачным во всем уподобляться монахам: "Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так-что имеющие жен, должны быть как не имеющие" (1 Кор. VII, 29).
      Пребывай дома с детьми и женою; только не бесчесть жены, не соблазняй детей, и не вноси заразы с зрелищ в дом твой!
      Впрочем, если слово мое огорчит вас, то я много вам за то благодарен. Никогда не переставайте рыдать об этом и терзаться; такая скорбь будет для вас началом исправления.

Для чего Бог оставил дьявола, чтобы он обольщал и губил нас?

      Задав такой вопрос мы выразили бы величайшую неблагодарность Творцу. Но ты рассуждай так: Бог оставил его для того особенно, чтобы мы, побуждаемые страхом и ожидая нападения врага, непрестанно бдели и бодрствовали, облегчая труд добродетели надеждою наград и ожиданием оных вечных и неизреченных благ. И чему дивишься, что Бог оставил диавола по своей попечительности о нашем спасении, для того, чтобы пробуждать нашу беспечность и доставлять нам повод к получению венцов? Он самую геенну уготовал для того, чтобы страх наказания и нестерпимая тяжесть мучений побуждали нас к Царствию. Видишь премудрое человеколюбие Господа? Как Он употребляет все меры, чтобы не только спасти созданных Им, но и удостоить неизреченных благ! Для того он и даровал нам свободную волю, и вложил в природу и в совесть нашу познание добра и зла, и попустил быть диаволу, и угрожает геенною, чтобы, мы не испытали геенны, но получили Царствие. И что дивишься, что Он употребил все сии и весьма многие другие меры для этой цели? Уничижил Себя Самого, приняв образ раба (Филипп. 2,7) и испытал все прочее, относящееся до тела, - родился от жены и произошел от Девы, девять месяцев был носим во чреве, повит пеленами, почитал отцем своим Иосифа - обручника Марии, возрастал мало-помалу, был обрезан и принес жертву, алкал, жаждал и утомлялся, а наконец претерпел и смерть, смерть не обыкновенную, но почитавшуюся самою позорною, то есть, смерть крестную. И все это ради нас и нашего спасения потерпел Творец всяческих, неизменяемый, все приведший из небытия в бытие, презирающий на землю и сотрясающий ее (Пс 103,32), блеск славы которого не могут зреть и Херувимы эти бесплотные Силы, но, отвращая лица свои и закрывая их крыльями, свидетельствуют нам о чуде, Которого непрестанно хвалят Ангелы, Архангелы, и тмы тем, Он-то ради нас и нашего спасения благоволил соделаться человеком, и открыл нам путь доброй жизни, преподал достаточное наставление, тем, что Сам прошел этим путем, восприяв одинаковое с нами естество. Итак, какое останется нам оправдание, если мы, после того, как столько уже совершено для нашего спасения, сами сделаем все это бесполезным для нас, и своим нерадением о том лишимся спасения? Посему, прошу, будем бдительны, и не станем безрассудно следовать обычаю других, но каждый день будем исследовать свою жизнь и смотреть, в чем мы согрешили и что сделали доброго, и таким образом исправлять свои согрешения, дабы нам стяжать и вышнюю милость, и быть угодными Богу, и получить Царство Небесное.
 

Как относиться к повседневным малым грехам - лжи, злословию?

      И малые грехи суть нечистота и скверна, как например злословие, поношение, ложь; или лучше сказать, и эти грехи не малы, но весьма велики, - так велики, что они лишают Царствия Небесного. Как и каким образом? Кто скажет, говорит Господь, брату своему "бессмысленный" подлежит геенне огненной (Мф 5, 22). Если же так виновен называющий брата своего бессмысленным, - что кажется незначительнее всего и свойственно детской беседе, - то называющий его злонравным, злодеем, завистником, и осыпающий другими бесчисленными злословиями, какому же предан будет суду и наказанию? Что может быть ужаснее этого? Но внимайте, прошу вас, словам моим. Если сделавший одному из меньших братьев; творит самому Господу, и не сделавший одному из сих меньших, не творит Ему Самому (Мф. 25, 40, 45): то не то же ли самое бывает и с злословием и поношением? Злословящий брата своего злословит Бога; и воздающий честь брату своему воздает честь Богу.
      Будем же приучать язык свой говорить доброе... Ибо делающий добро и зло непременно сам первый испытывает то и другое; как вода, истекающая из источника, горькая и вкусная, и наполняет сосуды приходящих, и не уменьшает производящего ее источника, так точно зло и добро, от кого происходит, того или радует или губит.

Как относиться к обидам и страданиям, причиняемым нам ближними?

      Запомните одно правило. Обижающих много, а обижаемого нет ни одного. Чтобы такою загадкою не смутить вас я сейчас же разрешу ее. Обиды несправедливо претерпеваемые нами от кого бы то ни было, Бог вменяет нам или в отпущение грехов, или в воздаяние награды. Точно так же мы должны думать и о своих страданиях: этими страданиями мы или заглаждаем грехи наши, или же, если не имеем грехов, получаем за них блистательнейшие венцы. Лазарь достиг покоя потому, что в настоящей жизни притерпевал бесчисленные бедствия. Итак, те, которые кажутся обиженными, не обижены на самом деле, если только все несчастья переносят с мужеством; напротив еще более приобретают, получая удары от самого Бога, или от диавола.

Какой грех имеют младенцы, погибающие в раннем возрасте?

      Как уже было сказано, что если нет грехов, то за здешние страдания там воздается награда. Итак, какой урон понесли дети, умершие в раннем возрасте и скоро достигшие покойной пристани? Ты скажешь, что они совершили бы многие, а может быть, и великие дела, если бы продолжалась их жизнь. Но Бог не малую предлагает им награду за то, что они лишились жизни по такой причине; иначе Он и не попустил бы ранней их смерти, если бы они имели соделаться великими. Если уже Бог с таким долготерпением попускает жить и тем, которые всю жизнь проводят во зле, то тем более не попустил бы умереть так этим детям, если бы предвидел, что они совершат что-либо великое.
      Христос для воодушевления и утешения сказал нам: "Не две ли малые птицы продаются за ассарий ( - мелкая монета)? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца Вашего" (Матф. X,29). Этими словами Он хотел показать, что без Его ведома ничего не бывает, но что Он знает все, хотя и не делает всего. Поэтому, говорит, не смущайся и не бойся. Если тот, кто знает ваши страдания и может отвратить их, однако же не отвращает, то без сомнений потому, что промышляет и печется об вас. Так мы должны размышлять и в собственных искушениях и утешаться этим.

Чем можно оправдаться перед Господом, если имеешь приличное состояние и не хочешь с ним расстаться?

      Авраам, будучи вызываем Богом из земли в землю, показал такое послушание, что никакие препятствия не могли остановить его, но бежал и спешил, как бодрый юноша, исполнить повеление Божие; мы, напротив, призываемые не из земли в землю, но с земли на небо, не покажем и такого же, как праведник, усердия в послушании, но будем представлять пустые и ничтожные причины, и не увлечет нас ни величие обетований, ни маловажность видимого, как земного и временного, ни достоинство Призывающего, - напротив, обнаружим такую невнимательность, что временное предпочтем всегда пребывающему, землю - небу, и никогда не могущее кончиться поставим ниже того, что улетает прежде, чем появится. Доколе, скажи мне, будем мы показывать такую жадность к собранию денег? Что за умоисступление - каждый день увлекаться этою мучительною страстию и никогда не чувствовать сытости, но быть едва ли не хуже и пьяных? Ибо как эти, чем больше пьют вина, тем более распаляют в себе жажду и тем сильнейший разжигают огонь: так и предавшиеся сильной страсти к деньгам, никогда не успокаиваются, но чем более получают, тем более в них поднимается пламень страсти и разгорается печь. Разве мы не видим, что было с жившими прежде нас, как они, завладев, так сказать, всею вселенною, восхищены были отсюда нагие и без всего, с тем только, чтобы там подвергнуться отчету и наказанию за все? Имение нередко разделяют между собою многие, а грехи, сделанные им из-за этого имения, уносит с собою он один, подвергается за оные мучительному наказанию и ни в чем не находит утешения. Для чего же, скажи мне, так нерадим о своем спасении и о своей душе думаем как о чужой? Не слышишь ли, как говорит Христос: какой выкуп даст человек за душу свою? И еще: какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мф. 16,26). Что можешь сравнить с душею? Назови всю вселенную, и тогда ничего не скажешь. Ибо какая польза, как сказал Христос, приобрести весь мир, и повредить душе своей, которой ближе к нам нет ничего? И ее-то, столь драгоценную, ее-то, о которой нам надлежало бы столько заботиться, мы оставим в таком небрежении, чтобы она мучилась каждый день, то осаждаемая сребролюбием, то терзаемая невоздержанием, то унижаемая гневом, и различно каждою страстию возмущаемая, - и не приложим об ней, хотя и поздно, никакого попечения? Кто же наконец удостоит нас прощения, или избавит от угрожающего нам наказания? Посему, прошу, доколь еще есть у нас время, омоем скверну ее обильною милостынею, и угасим ею же пламя грехов наших. Ибо сказано: вода угасит пламя огня, и милостыня очистит грехи (Сир. 3,30). И действительно, ни что другое так не может избавить нас от огня геенского, как щедрая милостыня. Если мы будем подавать ее по предписанной заповеди, то есть, не из тщеславия, но по любви к Богу, то в состоянии будем и омыть скверну от грехов наших, и сподобиться Божия человеколюбия.

Чем является милостыня и насколько она важна?

      Милостыня есть искусство. Для сего искусства училище находится на небесах, а учитель не человек, но Бог. Если дело всякого искусства состоит в том, чтобы доставить какую-либо пользу; а так как нет ничего полезнее милостыни, то, очевидно, что она есть искусство, и притом лучшее всех искусств. Она не обувь нам делает, не одежду доставляет, не домы каменные созидает, но жизнь вечную приготовляет, из рук смерти исторгает, и в той и в другой жизни прославляет, и созидает нам обители и вечные чертоги на небесах. Она не дает угасать нашим светильникам, ни являться нам на брак в нечистых одеждах, но омывает их и делает чище снега: если будут грехи ваши, как багряное, как снег убелю (Ис. 1,18); она не попускает нам впасть туда, где находится богач, и слышать страшные слова, но ведет нас на лоно Авраама. Каждое искусство имеет нужду в другом; одна только милостыня ничего другого не требует, кроме одного расположения. Если ты скажешь; она требует денег, домов, одежд, обуви, то прочти слова Христовы, сказанные Им о вдовице, и отложи эту заботу. Хотя бы ты был весьма беден, беднее даже тех, которые у тебя просят; но если ты положишь две лепты, то ты все совершил; хотя бы ты дал кусок хлеба, не имея у себя ничего, кроме его, ты все исполнил. Итак посвятим себя сей науке и искусству, и будем упражняться в оном. Оно созидает вечные домы на небесах, научает учеников своих избегать вечной смерти, и дарит им сокровища неистощимые, которые не могут потерпеть вреда ни от воров, ни от моли, ни от тления, ни от времени. Милостыня в будущей жизни еще яснее открывается, по смерти человека более просиявает и обнаруживает свои действия, и не требует труда, и других никаких затруднений не имеет. Она действует во время болезни твоей и в старости, сопровождает тебя в жизнь будущую, и никогда тебя не оставляет. Она делает тебя сильнее философов и ораторов; ибо люди знаменитые по своей мудрости и красноречию имеют у себя многих завистников; а за тех, которые прославили себя милосердием, бесчисленное множество людей приносят молитвы. Те предстоят пред судом человеческим, защищают обиженных, а часто и обижающих: но милостыня стоит пред судом Христовым, и не только защищает, но и самого Судию преклоняет защищать подсудимого и произнести милостивый приговор на него. Хотя бы он был виновен в бесчисленных согрешениях, она венчает его и провозглашает победителем: подавайте, говорит Господь, милостыню, тогда все будет у вас чисто (Лук. 11, 41).
      Итак, пойдем сами, и поведем детей и ближних наших в училище милосердия. Человек всего более должен учиться милосердию, ибо оно-то и делает его человеком. Многие хвалят человека за милосердие, радость человеку благотворительность его (Притч 19, 22; 20,6). Кто не имеет милосердия, тот перестает быть и человеком. Оно делает мудрыми. И чему удивляешься ты, что милосердие служит отличительным признаком человечества? Оно есть Признак Божества. Будьте милосерды, говорит Господь, как и Отец ваш милосерд (Лук. 6,36). Итак, научимся быть милосердными, как для сих причин, так особенно для того, что мы и сами имеем великую нужду в милосердии. И не будем почитать жизнию время, проведенное без милосердия.

Какое есть утешение потерявшему имущество?

      О чем скорбишь ты? О том, что потерял имущество? Но представь тех, которые не имеют даже насущного хлеба, и ты тотчас получишь утешение. И при каждом бедствии не печалься о том, что случилось, а благодари за то, что не случилось. Ты владел имуществом и лишился его? Не плачь о потере, а благодари за то время, в которое пользовался им. Вместе с тем размысли и о том, что хотя ты потерял имущество, но тело твое пока еще здорово, и при бедности ты еще не страдаешь расстройством тела. Или тело твое также потерпело расстройство? И это не край бедствий человеческих. Но еще ты находишься пока в средине их; многие при бедности и телесном расстройстве бывают еще одержимы бесом и скитаются в пустынях; иные терпят другие тягостнейшие бедствия. Не дай Бог нам терпеть все, что можно терпеть! Таким образом, помышляя всегда об этом, представляй тех, которые терпят тягчайшие бедствия, и не скорби ни о чем подобном; когда согрешишь, тогда только сокрушайся, тогда плачь; этого я не запрещаю, а напротив требую; впрочем и тогда - с умеренностию, помня, что есть обращение, есть примирение. Но ты видишь других в роскоши, в светлых одеждах и в великолепии, а себя в бедности? Не на это только смотри, но и на происходящия от богатства неприятности. Богатство имеет только наружность светлую, а внутри исполнено мрака; а бедность напротив. Если бы открылась пред тобою совесть каждого; то в душе бедного ты увидел бы великое спокойствие и безопасность, а в душе богатого смятение, смущение и волнение. Ты скорбишь, видя богатого; а он гораздо больше тебя скорбит, видя того, кто богатее его; сколько ты боишься его, столько же он боится другого, и в этом отношении он ничем не лучше тебя. Видя начальника, ты скорбишь, что ты человек частный и подчиненный? Но подумай о том дне, когда все переменится, и еще прежде того дня представь смятение, опасности, труды, ласкательства, бессонницы и все другие неприятности его. Впрочем все это мы говорим тем, которые не знают любомудрия: если бы ты знал его, то мы могли бы утешить тебя другими высшими побуждениями; но теперь пока нужно представлять тебе побуждения низшие. Итак, когда ты видишь богатого: то представь и того, кто богатее его, и увидишь, что он в таком же положении, как и ты. Затем представь того, кто беднее тебя, и то, сколько людей засыпают голодными, теряют отеческие имения, живут в темнице и каждым день желают смерти. Ни бедность не рождает печали, ни богатство - удовольствия; но то и другое зависит обыкновенно от нашего рассуждения. Начнем снизу и посмотрим. Мусорщик скорбит и сетует, что не свободен от своего, по-видимому, тягостного и бесчестного занятия; но, если освободишь его от этого и доставишь ему достаток в предметах необходимых, он опять станет скорбеть о том, что не имеет более необходимого; если доставишь ему больше, он захочет иметь вдвое и потому будет печалиться не менее прежнего; если дашь ему вдвое или втрое, он опять будет скорбеть, что не имеет гражданского звания; если доставишь ему и это, он будет почитать себя несчастным, что не принадлежит к первым гражданам; получив и это достоинство, будет сетовать о том, что он не начальник; когда сделается начальником, - о том, что не над целым народом; когда над целым народом, - о том, что не над многими народами и т.д.
      Видишь ли, что сделав даже царем человека низкого и бедного, не избавишь его от скорби, если не исправишь наперед его души, преданной любостяжанию?
      Благоразумный же человек, хотя бы его низвергли с высоты вниз, не предастся скорби и печали, а будет всегда оглядываться на тех, кто живет хуже него, кто подвержен большим страданиям, и увидит, что сам он гораздо в лучшем состоянии. Как тот, занимающийся очищением мусора, даже сделавшись царем, не найдет спокойствия; так этот даже сделавшись узником, никогда не будет испытывать скорби. Следовательно, не от богатства зависит удовольствие, и не от бедности скорбь, а от того как мы к этому относимся. Как здоровое тело, хотя бы питалось одним хлебом, не подвергается болезням и полнеет; а больное, хотя бы наслаждалось роскошною и разнообразною пищею, тем более слабеет: так обыкновенно бывает и с душею. Малодушные и в неизреченных почестях не могут благодушествовать, а любомудрые и в узах, и в оковах, и в бедности наслаждаются чистым удовольствием. Посему, представляя себе это, будем постоянно взирать на тех, которые ниже нас. Есть и другое утешение, но только свойственное любомудрым и превышающее понятие многих. Какое же? То, что и богатство ничто, и бедность ничто, и бесчестие ничто, и честь ничто, что все это кратковременно и различается одно от другого одним только названием. Кроме того есть еще иное, большее, состоящее в том, чтобы представлять себе будущие страдания и блага, страдания истинные и блага истинные, и отсюда получать утешение. Итак, представляя все это, будем всячески благоустроять себя и никогда не станем скорбеть о вещах случайных... Дабы нам и настоящую жизнь провести с удовольствием, и сподобиться будущих благ.

Уместно ли самооправдание при совершении греха?

      Грешить - зло; но еще тягчайшее зло - отпираться по совершении греха. Это в особенности и есть оружие диавола. Так было и с первозданными людьми. Тогда как Адаму следовало признаться в грехе, он слагает вину на жену, а она потом на диавола.
      Тогда как следовало бы говорить: совершил беззаконие, иные не только не признаются, но еще составляют оправдание. Ибо диавол, зная, что исповедание греха есть избавление от греха, склоняет душу к бесстыдному упорству. Но ты, возлюбленный, когда согрешишь, говори: я согрешил. Нет ничего справедливее такого оправдания. Таким образом ты умилостивишь Бога; таким образом и сам себя сделаешь более медленным на те же грехи. А если станешь отыскивать пустые предлоги и освобождать душу от страха, то усилишь в ней расположение снова предаваться тем же грехам и много прогневаешь Бога. Ни у кого из согрешивших не бывает недостатка в бесстыдных оправданиях. Человекоубийца может сослаться на свою раздражительность, вор на бедность, прелюбодей на похоть, иной на власть; но все это - предлоги неосновательные, не представляющие никакой уважительной причины. Не от них происходят грехи, но от воли согрешающих.

Является ли наша природа причиною грехопадений?

      Многие говорят: природа принуждает меня ко греху; я люблю Христа, но природа поставляет меня в необходимость грешить. Если бы в самом деле ты грешил по принуждению и против воли, для тебя было бы еще помилование. Если же ты падаешь от нерадения, тогда не может быть к тебе никакого снисхождения. Впрочем рассмотрим это самое, т.е. что бывает причиною грехов, нужда ли и неволя, или леность и совершенная беспечность? Сказано например: не убий. Какая необходимость, какое насилие делать это? Напротив, чтобы убить, нужно употребить над собою насилие. Кто, в самом деле, из нас, без насилий над собой, решится вонзить меч в гортань ближнего и обагрить кровию свою руку? - Никто. Видишь ли? - напротив, чтобы совершить этот грех, нужно много принуждения и насилия над собою. Бог вложил в нашу природу силу, побуждающую любить других. Всякое животное, сказано, любит подобное себе, и всякий человек - ближнего своего (Сир. 13, 19). Смотри, для добродетель от природы имеем семена; пороки же противны природе; так что, если они более господствуют над нами, то это самое служит признаком нашей беспечности. А что блуд? К нему влечет какая необходимость? Конечно, - скажут, - тиранство похоти. Как так, скажите мне? Разве нельзя иметь жену, и этим уничтожить это тиранство? Но какая-то любовь, скажет мне кто-нибудь, обуяла меня к жене ближнего. Это еще не есть необходимость: потому что любовь не есть дело необходимости, никто не любит по необходимости, а по своему произволению и доброй воле. Иметь совокупление - это, может быть, и необходимость; но любить ту или другую - это уже не есть дело необходимости. И прелюбодеяние не есть следствие стремления к совокуплению, а следствие тщеславия, чувственного раздражения и чрезмерного сладострастия. Что, скажи мне, сообразнее с разумом: иметь ли свою жену - общницу рождения детей, или искать какой-нибудь неизвестной? Разве не знаете вы, что самые совокупления производят содружество? Итак блуд не есть дело природы. Я не обвиняю вожделения, но вожделение дано нам для брака и для деторождения, а не для распутства и растления. И законы гражданские, как известно, снисходят к преступлениям невольным. Но греха собственно нет ни одного, который бы проистекал из необходимости, но все они зависят от злоупотребления воли. Бог не так создал природу, чтобы необходимо должно было грешить; если бы это было так, тогда не было бы и наказания. А о том, что действительно делается по необходимости и принуждению, мы не заводим и речи, и Бог не взыщет за это, потому что Он человеколюбив и благ. - Что, воровство не есть ли дело необходимое? Да, скажут, к нему принуждает бедность. Нет, бедность заставляет трудиться, а не красть; таким образом она производит противное. Воровство происходит от лености; бедность, по обыкновенному порядку, должна производить не леность, а трудолюбие; посему воровство есть следствие нерадения. Заметь это! Притом, скажи мне, что труднее, что неприятнее, проводить ли ночи без сна, проламывать стены, бродить во тьме, постоянно тревожиться и готовиться к убийству, дрожать и умирать со страху, или ежедневно посвящать себя труду, и вместе с удовольствием наслаждаться безопасностию? Конечно, последнее легче! И поелику оно легче; то большая часть людей и решаются лучше на него, чем на первое.
      Видишь ли, что добродетель сообразна с природою, а порок противен ей, как болезнь и здоровье. Еще: какая например необходимость заставляет лгать и божиться? Никакой нет необходимости, никакой неволи; но мы это делаем по доброй воле. Нам не верят, - скажете вы, - не доверяют на столько, на сколько бы мы хотели. Но должно стараться приобретать доверие более своим поведением, чем клятвами. От чего, скажи мне, одним мы не верим и тогда, когда они клянутся, а других считаем людьми, заслуживающими доверие и без клятвы? Значит, в клятвах нет никакой необходимости. Если бывает, что иной говорит другому: я тебе верю, говорит, и без клятв, тебе же не верю, не смотря на твои клятвы: - то значит, что клятвы излишни, и более производят недоверие, чем доверие. Кто склонен к клятвам, тот, нельзя сказать, чтобы делал честь своему благородству и характеру. И кто решительно при всяком случае употребляет клятву, тот никогда не имеет в ней настоятельной нужды; между тем кто никогда не прибегает к клятве, тот может извлечь из ней пользу. Может быть, клятва нужна для уверения других? Нисколько! Мы видим, что не клянущиеся пользуются большим доверием. - Еще: есть ли какая-нибудь необходимость досаждать другим? Конечно, скажешь. Внутренний жар возбуждается, воспламеняется и не дает душе покоя. Нет, не от внутреннего жара происходит, о человек, досада, а от малодушия! Если бы досада происходила от сердечной горячности, то все бы досаждали, и непрестанно бы досаждали. Мы имеем горячность в сердце не для того, чтобы досаждать ближним, но чтобы обращать согрешающих, чтобы восставать самим по падении, чтобы не быть ленивыми. Внутренний жар вложен в нас, как некоторое жало, чтобы мы выказывали его против диавола: чтобы с силой отражали его нападения; а не для того, чтобы нам восставать друг против друга. Мы имеем оружие не для того, чтобы воевать с самими собой; а чтобы употреблять оное в войне с неприятелем. Ты гневлив? Будь таков по отношению к своим грехам; бичуй свою душу, свою совесть, будь строгим и грозным судьей и карателем своих собственных грехов. Вот польза гнева; для сего-то Бог и вложил в нас способность гневаться. Еще: лихоимство бывает вследствие ли необходимости? Нет! Какая нужда, какая сила, скажи, понуждает грабить? Бедность заставляет, - скажешь ты, - и страх не иметь самого необходимого. Но поэтому-то самому тебе и не должно быть лихоимцем; богатство, приобретенное неправдой, непрочно. Ты делаешь то же самое, как если бы кто-нибудь, быв спрошен: для чего это он на песке основывает себе дом? отвечал: чтобы укрыться от холода и дождя. Но для этого-то именно и не следовало бы ставить дом на песке; потому что тогда дождь, бури и ветер скоро могут разрушить его. Посему, если хочешь разбогатеть, то не лихоимствуй; если хочешь оставить детям богатство, приобрети богатство честное, - если бывает такое богатство!

Почему Господь медлит исполнять наши прошения?

      Господь, желая более прославить праведников, медлит исполнять их прошения и свои обетования. Поскольку Он много печется о своих рабах: то не просто хочет оказывать им свои благодеяния, но вместе хочет и прославить их, и сделать веру их для всех очевидною. И дабы ты знал, что Бог не только желает благодетельствовать и подавать свои дары, но и всегда хочет принимающих эти дары соделывать более славными, смотри, как Он сделал это с Хананеянкою, как бы медля и уклоняясь внять ее прошению, но это для того именно, чтобы и ее саму сделать известною во всей вселенной. Когда она пришла, умоляя и говоря: помилуй меня, Господи, Сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется (Матф. 15,22), то благоутробный и человеколюбивый, и всегда предваряющий наши прошения, Господь не удостоивает ее даже ответа. И ученики Его, не зная того, что будет, и как Господь сам печется о жене, не отвечает же ей только потому, что не хочет оставить в неизвестности ее достоинства, - ученики, говорю, как бы более имея сострадания, приступивши просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами, как бы выражая тем, что для них, уже несносна стала ее докучливость. Отпусти ее, говорят, не потому, что она столь несчастна, или что ее прошение дельно, но потому, что кричит в след нас. Что же Господь? Желая и ее достоинство мало по малу открыть, и их научить, как мало они постигают Его человеколюбие, дает такой ответ, который мог бы и ее сердце поразить, если бы она не имела твердости духа, пламенного желания и сильной ревности, и их ходатайство за нее остановить. Я послан, говорит Он, только к погибшим овцам дома Израилева (Матф. 15,24). И действительно, ученики после сего уже перестали молить Его за жену; но она не предалась унынию: напротив стала еще прилежнее молить Его. Ибо такова душа скорбящая и с горячим усердием приступающая: она не обращает внимания на то, что говорят, но об одном только думает, как бы достичь того, о чем она старается, как именно сделала и эта жена. Ибо услышав те слова, она, как говорит Писание, снова кланялась Ему, говоря: помилуй меня, Господи (ст. 25). Она знала благоутробие Господа, потому и употребила такую настойчивость. Посмотри же опять, как премудр Господь, и как дивно устрояет Он ход дела: и теперь Он не преклоняется, но дает ответ еще более резкий и суровый. Он знал твердость духа жены и хотел, чтобы она не тайно получила благодеяние, но чтобы и ученики из этого события узнали причину Его медлительности, и все другие научились, как велика сила неотступной молитвы, и как высока добродетель жены той. Потому говорит Спаситель: не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам (ст. 26). Заметь здесь постоянство жены, как она, пылая огнем ревности и одушевляясь верою в Бога, терзаясь, так сказать, своею утробою от великой скорби о своей дочери, не отвращается от жестокого слова, но, услышав название пса, и то сносит и признает себя такою, желая спастись от бессмыслия псов, и сопричислиться к лику сынов. Итак, выслушай слова жены, чтобы узнать, какой был плод от того, что Бог медлил исполнить ее прошение. Ибо жестокость слов, сказанных ей, не только не отдалила жену, но возбудила еще к большей ревности. Услышав те слова, она говорит: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их (ст. 27). Видишь, для чего Господь медлил доселе? Для того, чтобы из слов жены мы узнали всю силу ее веры. Ибо смотри, как Господь тотчас же восхвалил и увенчал ее, говоря: о женщина! велика вера твоя (ст. 28). По истине великая вера - видеть, как Господь не один, или два раза, но многократно отвергает прошение, и не придти в уныние, не отступить, но неослабно призывать Господа, и преклонить Его к исполнению прошения. Итак, да будет тебе, говорит, по желанию твоему (ст. 28). Видишь ли, как Тот, Кто прежде не удостоил ее ответа, теперь с похвалою подает ей свои дары? Ибо не просто внял ее прошению, но прославил и увенчал ее. Словом: о женщина, Он показал, как Сам удивился ее вере, и словами - велика вера твоя, открыл нам ее богатство. Потом говорит: да будет тебе по желанию твоему. Сколько хочешь, сколько желаешь, столько и даю тебе; твое неотступное прошение показывает, что ты достойна его исполнения. Видите теперь твердость жены? Видите причину, почему медлил Господь и для чего отлагал исполнение прошения, - для того, чтобы сделать ее более славною.  

Как стать добродетельным?

      Не так непристойно человеку быть нагим по телу, сколько быть обнаженным от добродетели. При телесной наготе его непристойное положение видят такие же рабы, а там - это видит Господь и Ангелы. Скажи мне, если бы ты увидел кого-нибудь идущего нагим по площади, не оскорбило ли бы это тебя? Что же сказать о тебе, когда ты ходишь без одежды добродетели? Как простит нас Бог, если мы погубим эту одежду? Когда дьявол увидит кого-нибудь обнаженным от добродетели, тотчас марает и чернит его лице, наносит ему раны, делает и еще большие насилия. Обнажим себя от денег, чтобы не обнажиться от праведности. Одежда, состоящая в деньгах, повреждает одежду оправдания: это одежда из терний, и таковы эти терния, что чем больше мы покрываемся ими тем более совлекаемся истинной одежды. Чувственные удовольствия также лишают нас этой одежды: ибо они суть огонь, а такой огонь сожигает сию одежду. Богатство есть также моль: и как моль поедает все и не щадит даже шелковых одежд, так и богатство не щадит нашей истинной одежды. Итак, оставим все это, дабы нам быть праведными, дабы облечься в нового человека (добродетелей). Не оставим у себя ничего ветхого, ничего преходящего, ничего тленного. Добродетель нетяжела, не неудобоисполнима. Не видишь ли тех, которые проводят жизнь в горах? Они оставляют и свои домы, и жен, и детей, и все свои занятия, и, удалившись из мира, облекаются во вретище, заключают себя в тесной келье и на этом не останавливаются, но изнуряют себя постом и постоянным голодом. Если бы теперь я вам предложил все это, не отказались ли бы все вы от этого предложения? Не назвали ли бы такого дела трудным? Но я не говорю, что вы непременно обязаны это делать. Я только желаю этого и отнюдь не поставляю своего желания законом для вас. Даже что скажу еще? Пользуйся и ваннами, имей попечение и о теле, ходи и на площадь, имей у себя дом, имей и слуг, употребляй и яства и напитки: изгони только отовсюду корыстолюбие. Ибо оно составляет грех, когда выходит из надлежащих границ законного приобретения. Итак корыстолюбие - не что иное, как грех. И смотри: когда наш дух возмутится больше надлежащего, тогда, выйдя из себя, мы начинаем злословить; тогда во всем поступаем несправедливо, и с любовию к телу, к деньгам, к славе и ко всему другому. И не говори мне, что отшельники имели особенные силы к такой строгой жизни: ибо многие гораздо тебя слабее и богаче и изнеженнее вступили в эту суровую и скорбную жизнь. И что говорю я о мужах? Девы, еще не достигшие двадцатилетнего возраста, проводившие все время в своих покоях, воспитанные в неге, почивавшие на мягком ложе, пропитанные благовониями и дорогими мастями, нежные по природе и еще более сделавшиеся изнеженными от этих усердных об них попечений, не знавшие в продолжение целого дня другого занятия, как только - украшать свою наружность, носить на себе золотые уборы и предаваться сластолюбию, не делавшие ничего даже сами для себя, но имевшие у себя множество приставленных к ним прислужниц, носившие на себе одежды и мягкие покрывала, постоянно наслаждавшиеся запахом роз и подобных благовоний, - эти девы, быв внезапно объяты огнем Христовым, оставили всю эту роскошь и пышность и, забывши о своей изнеженности, о своем возрасте, расстались со всеми этими удовольствиями и, подобно храбрым борцам, вступили на поприще подвигов. И, по-видимому, я хочу сказать нечто невероятное, однакож это истинно. Именно я слышал, будто эти столь нежные девы достигли такой строгости в жизни, что надевали на свои нагие тела самые грубые власяницы, что ноги их оставались босыми, и они имели своим ложем тростниковые прутья; преимущественно же большую часть ночи они проводили без сна и уже не думали больше ни о благовонных мастях, ни о чем-либо другом из прежних прихотей, и даже оставляли в небрежении свою голову, обыкновенно составляющую особенный предмет их попечений, так что волоса заплетали просто и как-нибудь, лишь бы не нарушить благопристойности. Трапеза у них бывает только вечером, трапеза, на которой нет ни трав, ни хлеба, а только семидал, бобы, горох, елей и смоквы. Постоянно они заняты прядением шерсти и имеют еще занятия, гораздо труднейшие, чем какие имеют дома у них служанки. Именно: они взяли на себя труд лечить тела больных сестер, носить их одры, умывать им ноги. Многие из них занимаются и приготовлением пищи. Такую имеет силу огонь Христов! Так благое произволение превышает самую природу! Однакож ничего такого я не требую от вас, потому что вы хотите, чтобы жены опередили вас в подвигах добродетели.
      По крайней мере, делайте то, что не трудно. Удержите свою руку от непозволенного, удержитесь от бесстыдных взглядов. Что в этом трудного, скажи мне? Что тяжелого? - Будьте справедливы, никому не делайте обиды ни бедный, ни богатый, ни продавец, ни наемник. Ибо и между бедными могут происходить взаимные обиды. Разве не видите, какие они производят между собой раздоры и все разрушают? - Вступай в брак, имей детей: сам Павел давал наставления ведущим брачную жизнь и писал к ним. Велик девства подвиг, высока скала та, так что высота ее близка к небу, и ты не в состоянии подняться до нее? Имей же хотя меньшее и достигни нижайшего. Ты не можешь раздать своих денег? Не похищай же хотя чужих и не обижай других. Ты не можешь поститься? Не предавайся же, по крайней мере, сластолюбию. Ты не можешь лежать на тростниковом ложе? Не устрояй же, по крайней мере, себе одров обитых серебром, но употребляй одр простой и ложе, сделанное не на показ, а для отдохновения, равно не устрояй одров и из слоновой кости: стесняй себя. Для чего наполняешь корабль своим неисчетным имуществом? Если будешь вести скромную жизнь, то не будешь бояться ничего, ни зависти, ни воров, ни козней. Ибо ты богат не столько деньгами, сколько заботами: изобилуешь не столько стяжениями, сколько беспокойствами и опасностями. Я не говорю: прислуживай больному; прикажи, по крайней мере, это своему слуге. Видишь ли, как это не тяжело? Иначе как могли бы так далеко превзойти нас в этом слабые девы? Устыдимся, прошу вас, того, что в мирских делах мы нигде им не уступаем, ни в войне, ни в боях; а в духовных подвигах они успевают больше нас, первые похищают награду и воспаряют на большую высоту, подобно орлам; а мы подобно галкам, постоянно находимся внизу около дыму и чадных паров. Ибо подлинно свойственно галкам и жадным до лакомств псам - постоянно думать о поварах и приготовлении яств. Послушай о древних женах; то были великие жены, великие и достойные удивления, каковы: Сарра, Ревекка, Рахиль, Деввора, Анна и те, которые жили при Христе. Но они никогда не превосходили своих мужей, а занимали второе место за ними. А теперь напротив: жены превосходят и затмевают нас! Мы занимаем место головы, и ужели над нами должно одержать верх тело? А в чем женщины имеют преимущество, то уже не обще у них с мужчинами: я разумею - скромность, теплоту души, стыдливость, любовь ко Христу. Почему же, говорят, Апостол возбранил им учительское седалище? И это знак того, что находится большое расстояние между ними и мужами и что жены имели тогда великий дух. Ибо, скажи мне, следовало ли бы приступать женам к этому делу в то время, как учили Павел и Петр и те святые мужи? А ныне мы дошли до такого зла, что оказывается естественным вопрос, почему жены не занимаются учительством? Таким образом мы снизошли на степень их немощной природы. Я сказал это не потому, чтобы желал возвысить их, но чтобы возбудить стыд в нас, и нас научить, нас побудить к тому, чтобы мы снова приняли принадлежащее нам начальство, не в смысле преобладания, но в смысле попечения и руководства, в смысле преуспеяния в добродетели. Ибо таким образом тело будет иметь приличное благоустройство, когда будет иметь лучшего правителя над собой. И да будет дано всем, как женам, так и мужам, пожить согласно с волею Божиею, дабы всем нам сподобиться в тот страшный день милосердия Владыки и получить обетованные нам блага во Христе Иисусе Господе нашем.