8-я лекция “О голосе”0pt;mso-bidi-font-size:12.0pt;font-family:Arial; color:blue;mso-ansi-language:LV'>

Наше первое правило относительно голоса такое: не очень полагайтесь на него и помните, что наилучший голос не принесет пользы, если вам нечего сказать своим слушателям. Всякий голос, как бы ни был он обработан, если не будут посредством него передаваться слушателям великие, важные истины, будет уподобляться лишь правильно направляемому, но совершенно пустому экипажу. Демосфен был вполне прав, разделяя хорошие речи на первые, вторые и третьи; но как оценить такую речь, в которой не будет заключаться ничего? Человек с наипрекраснейшим голосом, но с пустою головой и без сердца, будет лишь "гласом в пустыне". Подобный человек может блистать в певческом хоре, но будет совершенно бесполезен на кафедре. Голос Уайтфильда, без его духовной власти над сердцами и умами слушателей, не произвел бы на них более прочного впечатления, нежели смычек Паганини. Вы - не певцы, а проповедники; ваш голос есть нечто подчиненное; не хвастайтесь и не величайтесь им, как то делают многие. Трубы можно и не делать из серебра; для них достаточно и бараньего рога. Но они должны быть в состоянии перенести суровое обращение с собою, потому что они назначены для поля битвы, а не для услаждения слуха в гостиной.

Но с другой стороны, и не пренебрегайте вашим голосом, потому что сила и красота его могут значительно усилить желаемое вами впечатление от вашей проповеди. Платон, описывая силу и мощь красноречия, упоминает также и о голосе оратора. "Столь звучно, - говорит он, - раздавались в моих ушах речь и тон оратора, что лишь на третий или четвертый день я пришел в себя и сообразил, что нахожусь на земле, потому что в течение некоторого времени я готов был считать себя обитателем райских стран". При монотонном чтении обыкновенно пропадают многие драгоценные истины. Я слышал однажды уважаемого проповедника, который столь жалко бормотал свое поучение, что невольно приходило на ум сравнение его речи с жужжанием залетевшей в какой-либо сосуд пчелы. Хотя это сравнение и не очень важно, но оно правдоподобно. До сих пор оно звучит у меня в ушах, напоминая пародию на элегию Грэя: "Истлевает и исчезает предмет проповеди, и наводящее сон молчание царит кругом; пастор жужжит свою вечернюю молитву, но ни одно око не бодрствует уже среди прихожан". И как жаль было, что человек, поучения которого очень ценны и прекрасно изложены, сам наносил смертельный удар своей деятельности, играя всего лишь на одной струне, когда Господь даровал ему для этой игры дивный, многострунный инструмент. О, этот злополучный голос! Он дребезжал, подобно мельничному колесу, все с одним и тем же, далеко немузыкальным выражением, про что бы ни говорил его обладатель: про небо или про ад, о вечной жизни или о вечном мучении! Лишь случайно усиливался или уменьшался его звук, - смотря по длине предложения, - но тон его все оставался одинаковым. Странная звуковая пустыня, суровая, дикая пустыня, где слышно лишь завывание ветра, где нет ни отдыха, ни разнообразия, ни музыкальной красоты, но царствует лишь одна страшная, утомительная монотонность.

Когда ветер касается струн эоловой арфы, он приводит их все в движение. Небесное же дуновение, проникая в человеческую душу, действует обычно лишь на одну, наиболее расстроенную струну ее… И только действием благодати должно объяснять то, что получают все-таки слушатели некоторую долю пользы из этой бесконечной "неразберихи", которую преподносят им некоторые богословы. Думается, беспристрастный суд присяжных вполне оправдал бы заснувших во время подобной проповеди, убаюкивающей слушателей своим усталым однообразием. N.N. относит сонливость членов одного прихода в Шотландии к плохой вентиляции их храма. Конечно, это очень возможно, но думается, главная причина ее заключается в плохом состоянии вентиляционных путей в горле проповедника. Во имя всего святого прошу я вас, братья, звоните во все колокола вашей колокольни, а не оглушайте слушателей дребезжанием единственного, жалкого, разбитого колокольчика.

Если хотите обратить должное внимание на ваш голос, то остерегайтесь, чтобы не впасть в аффектацию, столь распространенную в настоящее время. Теперь едва ли один из дюжины проповедников говорит "по-человечески", когда стоит на кафедре. И не у одних только протестантов замечается эта аффектация. Аббат Мюллуа говорит: "Везде, на всяком месте мы слышим, как говорят люди. Они говорят и в зале суда, и в парламенте, но на проповеднической кафедре они перестают "говорить". Здесь господствует какая-то особая, неестественная интонация. Подобная манера говорить допускается лишь в храме, и здесь она, к сожалению, обычна; во всяком же другом месте ее не потерпели бы. Что сказали бы о человеке, который вздумал бы заговорить тоном проповедника в гостиной? Разумеется, он возбудил бы лишь смех. Несколько времени назад существовал один надзиратель в Пантеоне, который, объясняя посетителям красоты памятников, впадал в тон наших проповедников, чем и вызывал постоянно веселость своих слушателей, более забавлявшихся его манерой говорить, нежели самим предметом его объяснения. Человек, не умеющий говорить правдивым, натуральным тоном, не должен бы и входить на кафедру. Хотя отсюда-то, по крайней мере, следовало бы изгнать все фальшивое... В наше, полное недоверия время должно бы отказаться от всего ложного. И лучше всего можно излечиться от подобной аффектации, чаще слушая таких монотонных проповедников. Можно получить столь сильное отвращение от их манеры проповедования, что скорее предпочтешь полное молчание, нежели подражание им. С той минуты, как оставит человек правдивость и естественность, он теряет право на доверие к себе и не может также требовать, чтобы его продолжали слушать. "Войдите во все окрестные храмы и капеллы и везде вы увидите, что в большинстве случаев наши проповедники принимают какой-то особо-торжественный, воскресный тон. Они говорят своим обычным голосом у себя дома и везде; но на кафедре у них является совершенно особый голос, так что если и не виновны они в грехе двуязычия, то здесь они буквально двуязычны. Некоторые из совершенно меняются и принимают какой-то должностной вид, едва затворяется за ним дверка кафедры. Подобные проповедники почти могут сказать вместе с фарисеями, что они не таковы, как прочие люди, хотя было бы кощунственно для них благодарить за это Бога. Взойдя на кафедру, они уже более не обыкновенные люди из плоти и крови и говорят уже не по-человечески, но издают какие-то жужжащие звуки, прерываемые возгласами: гм, да... и т. п., и все это для того лишь, чтобы отклонить всякое подозрение, что ты можешь быть вполне естественен и можешь говорить из глубины сердца... Как часто кажется, что не духовная, назначенная для богослужения одежда покрывает оратора, но что это саван, под которым скрывается его настоящая личность, вывеска мертвого, неприличного достоинству проповедника, формализма.

Существует два способа произнесения проповедей, которые вы легко распознаете, так как не раз слыхали их. Один - полный сознания собственного достоинства, так сказать профессорский, напыщенный, высокопарный стиль. Этот способ теперь уже делается более редким, хотя имеет еще многих почитателей. (Здесь составитель этих лекций дал слушателям наглядную пробу, произнеся подобным образом какое-то стихотворение, чего невозможно передать на бумаге.) Когда однажды один почтенный проповедник разводил таким образом свои пары, заметил один человек по средине храма своему соседу, что ему кажется, будто проповедник "проглотил громадную глыбу каши". - "Нет, Фред, - ответил сосед, - он еще не проглотил ее, она еще варится у него во рту!" Я живо представляю себе, как говорил подобным образом Джонсон в Болот-Курте, и очень возможно, что этот торжественный, словно с Олимпа снисшедший тон может нравиться людям, обладающим им по природе. Но вы откажитесь от него навсегда на вашей кафедре. Если он от природы, то нельзя ничего сказать против него. Но если он вызван искусственно, он оскорбляет чувство приличия; и во всяком случае всякое обезьянничанье на церковной кафедре граничит с тяжким преступлением.

Затем есть еще другой способ произнесения проповедей, и прошу вас не смеяться здесь над ним. Это - особая манера проповеди, которая стремится быть очень изысканной, но на деле в высшей степени жеманная, аффектированная, так сказать, бегущая короткими ножками, изломанная до степени полного кривлянья. Я не знаю, как иначе описать ее. Мы все имели счастье слышать подобные проповеди, произносимые фистулой и с невероятной аффектацией. Эти "манеры" многочисленны. Я слышал многие из них, от полновесных проповедей вроде Джонсоновских вплоть до тончайших, полных самого легкого "благородного" шепота; от рева Васанских быков до воздушного лепета зяблика. И мне легко оказалось проследить генеалогическую таблицу, некоторых из этих сотоварищей наших; я узнал, каким образом впервые изобрели они подобные манеры проповедничества. Их генеалогическое древо можно прочесть так: Чик-чирик - сын Шепота, сына Глупца-Жеманника, сына Щеголя, сына Аффектации; или же - Чопорный, сын Грандиоза, сына Великолепа, у которого было много сыновей... Но только поймите меня хорошенько: я не осуждаю даже эти ужасные звукоизлияния, если они естественны. Каждая птица поет по-своему; но ведь в девяти случаях из десяти эти приемы неестественны и искусственны. Я уверен, что они, так сказать, имеют характер Вавилонского столпотворения, а не Иерусалимского наречия, потому что язык "Иерусалима", как ни своеобразен он, звучит одинаково и на кафедре и где бы то ни было в другом месте. Наш друг аффектированной школы, конечно, никогда не слыхал, чтобы кто говорил подобным торжественным тоном в гостиной: "Будьте добры, дайте мне еще чашку чаю; и с сахаром, прошу вас!" Он показался бы очень смешным, если бы сделал это; но почему же в таком случае то, чего нельзя позволить себе в гостиной, допустимо на церковной кафедре? Я утверждаю, что наилучшие звуки, к которым способен человеческий голос, должны быть посвящены евангельской проповеди. И это те звуки, которые дала природа человеку для серьезного собеседования. Иезекииль служил своему Господу наиболее мелодичными звуками, к которым был способен его голос, и Господь сказал ему: "И вот ты для них - как забавный певец с приятным голосом и хорошо играющий" (Иезек.33:32). И хотя и не имело это никакого влияния на жестокое, окаменевшее сердце Израиля, но все же вполне подобало пророку возвещать слово Господне в наилучших звуках своего голоса и наиприятнейшим образом.

Далее, у кого есть какие-либо неприятные для слуха особенности в голосе, тому следует, насколько это возможно, исправить их. (Джон Уэсли говорит: "Остерегайтесь всего особенного, аффектированного в жестикуляции, в произношении или в выговоре".) Я сознаюсь, что этому легче учить, нежели это исполнить. Но в начале своего проповеднического поприща молодые люди могут еще победить эти затруднения. Ведь они, являясь сюда иногда прямо из деревни, часто как бы приносят с собою запахи той или другой местности. И в речи существуют также особые оттенки, особые провинциализмы, которые не трудно узнать. Трудно объяснить причину этого явления, но ведь известно, что в некоторых английских графствах так устроены гортани обитателей, что они представляются как бы закупоренными; в других же их голоса звучат с каким-то неприятным металлическим оттенком. Эти природные особенности голоса могут быть прекрасны на своем месте, но мне они совсем не нравятся. Следует во что бы ни стало стараться освободиться, например, от острых, крикливых, пискливых звуков, а также и от глухого, невнятного выговора, при котором ни одно слово не произносится вполне, а выходит нечто в роде рагу из имен существительных, прилагательных и глаголов. Одинаково непригоден и тот "язык духов" или "привидений", при употреблении которого говорят не шевеля губами, словно чревовещатели. "Гробовой голос хорош для могильщика, а глухое стенание не вызвало еще ни одного Лазаря из гроба. Вернейший способ убить свою речь заключается в том, если говорят горлом, а не ртом. Подобные злоупотребления ужасно наказываются и самою природой; лучше избежать этого наказания самой природы, избегая преступления против нее. Может быть, своевременно также указать здесь на привычку прерывать свою речь частыми возгласами: "гм" и "э", чего также следует тщательно избегать. Надобности в этих возгласах нет ни малейшей, и хотя трудно отучиться от них, все-таки вы, лишь начинающие свое проповедническое служение, должны усердно ратовать против этих рабских цепей. Следует даже заметить еще: когда вы начинаете говорить, открывайте хорошенько рот, потому что очень часто невнятное бормотанье зависит лишь оттого, что ваш рот остается полузакрытым. Не напрасно написал евангелист о Господе: "Он открыл уста свои и поучал их". Шире отворяйте двери, из которых должны исходить столь великие истины. Избегайте, братья, также употреблять нос, как орган слова. Лучшие авторитеты согласны в том, что нос есть только орган обоняния. Было время, когда подобные носовые звуки считались ортодоксальными, но при нашем вырождающемся поколении вы хорошо сделаете, если будете более следовать указанию природы и предоставите рту предназначенную ему работу, не вмешивая в его дело орган обоняния. Если есть какой-либо американец между присутствующими здесь студентами, то да извинит он, что я обращу его особенное внимание на этот пункт. Избегайте также привычки подражать некоторым людям, не могущим произносить букву "р". Бывают иногда люди, одаренные замечательно привлекательным, слегка шепелявящим голосом. Это не может много повредить, если проповедник небольшого роста и симпатичен сам по себе, но может окончательно погубить его, если он наружно мужественен и силен. Я никак не могу представить себе, что пр. Илия нежно шептал свои обличения Ахаву, или ап. Павел приятно звучащим голосом произносил прекрасно подобранные, красивые фразы на главной площади Афин. Мягкий, полный слез взгляд и слегка запинающаяся речь могут быть очень трогательны. Некоторые люди обладают таким настроением от природы и часто находятся в нем. Но совершенно бесполезно для нас - чтобы не сказать более - подражать подобным людям. Говорите так, как учит вас сама природа ваша, и вы поступите вполне правильно; но только чтобы это была природа уже утонченная, а не грубая, необработанная. Демосфен, как вам известно, много работал над своим голосом, а Цицерон, имевший от природы слабое здоровье, даже совершил большое путешествие в Грецию для развития своего ораторского дарования. У нас с вами несравненно важнейшие задачи, нежели у этих древних ораторов, так постараемся же мы не менее их, чтобы успеть и отличиться в нашем деле. "Возьмите у меня все, - сказал Григорий Назианский, - но оставьте мне красноречие, и я не буду сожалеть о тех путешествиях, которые предпринимал я для его изучения".

Говорите всегда так, чтобы все слышали вас. Я знаю одного человека, который весит 200 фунтов. Он должен был бы иметь такой голос, чтобы все издалека слышали его, но который столь постыдно ленив, что его едва слышно в передних рядах его маленького храма. Для чего же существует проповедник, которого никто не может понять? Подобный человек должен был бы хотя бы из скромности уступить свое место другим, более его способным выполнить почетное звание посланника Божия. Некоторые люди говорят достаточно громко, но не достаточно ясно. Их слова цепляются одно за другое. Они словно перепрыгивают друг через друга, проглатывают друг друга. Ясное произношение гораздо важнее подобной гонки на парах. Каждое слово должно иметь свое определенное время, и нельзя искалечивать его или переломать ему ноги в своей поспешности. Очень неприятно слышать тихое, невнятное бормотанье человека, легкие которого видимо созданы для речи громкой, отчетливой. С другой стороны, проповедник может кричать, сколько ему угодно, и все-таки никто хорошо не поймет его, если не сумеет он уравновесить свои слова. Нехорошо говорить слишком медленно. Это может неприятно действовать на некоторых обладающих оживленным темпераментом слушателей. Невозможно с удовольствием слушать человека, употребляющего целый час, чтобы пройти какие-нибудь четверть мили. Одно слово сегодня, а второе - завтра, это - такая пытка, вынести которую способны лишь мученики. Но и слишком спешное изложение, горячность и бушевание речи точно также нельзя извинить. Подобная проповедь может произвести впечатление разве лишь на безумных, потому что она превращает правильно устроенную словесную армию, которую должна представлять собою речь, в какой-то дикий хаос и неминуемо потопляет всякую разумную мысль в целом море звуковых извержений.

Ужасное наказание ведь - слышать проповедника, смешивающего понятия о перспирации (испарение) и инспирации (вдохновение), - проповедника, несущегося, словно испуганная лошадь, которой залез в ухо шершень, несущегося до тех пор, пока не выйдет весь воздух из его легких и поневоле он должен будет остановиться, чтобы передохнуть. Подобный прием есть погрешность против приличия, особенно тяжелая для слушателей, если она повторяется часто... Слушатели вообще не должны замечать, когда переводит дыхание проповедник. Это должно происходить совершенно незаметным для них образом. Неприлично прерывать вследствие чисто природных функций дыхания проповедника.

Не следует и слишком напрягать свои голос при обычной проповеди. Двое или трое из присутствующих здесь не в меру усердных братий буквально раздирают свою грудь совершенно бесполезным криком при проповеди. Их легкие раздражаются и горло воспалено от подобного неистового крика, от которого они, кажется, никаким образом не могут воздержаться. Конечно, хорошо правило: "Взывай громко и не щади", но ведь и другого изречения: "Не делай себе вреда" также не следует забывать. Если ваши прихожане могут расслышать вас, когда вы говорите лишь вполголоса, то не лучше ли поберечь другую половину его к тому времени, когда она может понадобиться? Здесь вполне применимо изречение: "Не будь расточителен, и ты не будешь нуждаться". Обходитесь осторожнее и экономнее с дарованным вам голосом. Не причиняйте вашим слушателям головной боли, когда хотите только разбудить их сердце. Вы хотите предотвратить их, чтобы не заснули они на своих местах; но сообразите, что для этого не требуется же раздирать им уши. "Господь не в буре". И гром вовсе не молния. Никто не услышит лучше оттого, что вы будете стараться кричать возможно громче; напротив, излишний шум оглушает слух, возбуждает эхо или отголосок и значительно уменьшает впечатление проповеди. Приноравливайте ваш голос к вашей аудитории. Если перед вами двадцать тысяч слушателей, напрягите все свои силы и "звоните во вся". Но не делайте этого в здании, где едва могут поместиться 30-40 человек. Когда вхожу я в помещение, где должен проповедовать, невольно начинаю соображать, громко или тихо следует мне говорить, и обычно, произнеся два или три слова, я уже точно знаю, чего мне держаться в данном случае. Если вам удается, чтобы вас слышал человек, сидящий в конце храма, то будьте покойны, те, кто сидят перед вами, хорошо услышат вас, и вам нечего в таком случае напрягать свои силы. Будьте же внимательны и присматривайтесь ко всему хорошенько. Зачем говорить так громко, что будет слышно на улице, где никого нет даже, чтобы и слушать вас? Говорите вы в закрытом помещении или на воздухе, старайтесь лишь о том, чтобы вас слышали самые дальние из присутствующих, и этого совершенно довольно. Здесь следует заметить еще, что должно быть очень осторожным, находясь в комнате больного или слабого, а также и в собраниях, где могут присутствовать подобные люди. В самом деле, ведь усесться у кровати больного и кричать ему в уши: "Господь - мой пастырь" - жестоко. Если вы поступите так необдуманно, то наверное по вашем уходе скажет бедняк своей жене: "О, как разболелась моя голова! Как рад я, что ушел этот почтенный отец! Это чудный псалом, в нем так много успокоительного; но пока он читал его, мне казалось, что блещет молния и гремит гром, я почти оглох"... Знайте, братья, что тихий молитвенный шепот гораздо лучше для больного, нежели "барабанный бой и гром пушечных выстрелов".

Тщательно также соблюдайте правило, чтобы изменять, когда следует, силу голоса. Старое правило гласило: начинать очень тихо, постепенно возвышать голос и к концу говорить громче всего. Разорвите эти правила, они теперь более никуда не годятся и очень неприятны для слушателей. Говорите тихо или громко, как того требует настроение той минуты; откажитесь от всяких искусственных и причудливых правил. Искусственные правила гнусны. М. очень хорошо смеется над ними: "Возбуждайте себя, гремите, беснуйтесь, рыдайте вплоть до пятого слова в третьем предложении десятого параграфа на десятой странице! Как легко это будет! и прежде всего - как натурально!" Один известный проповедник, подражая любимому публикой оратору - который не мог говорить иначе, - начинал всегда свою проповедь таким тихим голосом, что никто не мог ничего понять... Все наклонялись вперед, боясь пропустить что-либо особенно интересное, но все было напрасно: они слышали лишь какое-то невнятное бормотанье. Никто бы не осудил его, если бы он не мог говорить громко, но тут выходило нечто очень странное, так как несколько минут спустя его голос уже потрясал все своды здания... Если не важна была первая половина его проповеди, зачем же тогда произносил он ее? На это нужно ответить следующее: потому что он стремился лишь произвести эффект, впечатление! Он знал, что оратор, употреблявший этот прием, производил весьма сильное впечатление на своих слушателей, и он надеялся достичь того же самого. Если бы вздумал кто из вас прибегать к подобному недостойному приему, я бы пожелал, чтобы он никогда не вступал в это заведение... Говорю вам серьезно, то, что называется эффектом, есть нечто в высшей степени отвратительное, потому что это ложно, искусственно, фальшиво и достойно презрения. Ничего никогда не делайте для достижения подобного эффекта, особенно же презирайте жалкие происки разной мелкоты, стремящейся получить одобрение со стороны слушателей всеми возможными и невозможными способами. С самого начала говорите всегда ясно и внятно. Употребите все усилие, чтобы вступление в проповедь не проговорить вам на воздух. Произносите его смело и завоюйте сразу себе общее внимание вашим тоном. Не начинайте прямо самым сильным голосом, потому что, может быть, вам придется еще усилить его в течение проповеди; но говорите с самого начала ясно. Понижайте голос по временам до внятного шепота. Тихие, задумчивые, торжественные звуки не только приятны для уха, но также хорошо действуют и на сердце слушателей. Не бойтесь употреблять даже низкие тоны, если только вы употребите их с внутреннею силою. Их не менее хорошо услышать, как и громкие ваши возгласы. Вам не нужно говорить непременно громко, чтобы быть услышанными. Маколей говорил об Уильяме Питте: "Его голос, даже когда говорил он шепотом, был ясно слышен в отдаленнейших уголках Нижней Палаты". Очень правильно замечено, что пушка, производящая наиболее шума, не всегда бывает самая дальнобойная. Грохот граненого оружия не производит ни в каком случае сильного шума. Впечатление производит не громкость голоса, но та сила выражения, которая вложена в него. Я убежден, что можно так прошептать, что будет слышно во всех уголках нашей капеллы, и можно точно таким же образом так прокричать, что никто ровно ничего не поймет.

Я бы мог сейчас наглядно представить вам все это, но думаю, что это излишне, так как некоторые из вас, как я думаю, с большим успехом занимаются этим сами. Звуковые волны могут столь быстро вливаться в наш слух, что не произведут должного впечатления на наши слуховые нервы. Чернила необходимы для письма, но, если вы опрокинете чернильницу и обольете бумагу, вы ведь не выразите этим никакой мысли на ней. То же самое происходит и со звуком. Звук есть чернила и необходимо целесообразное применение его, а не бестолковое злоупотребление им для того, чтобы ясно отпечатлеть что-либо в нашем слухе. Если все ваше честолюбие ограничивается лишь стремлением сравняться вашим голосом с голосом Стентора, о котором говорят, что он имел металлические легкие и что его горло превосходило силою пятьдесят человеческих гортаней, то ревите пожалуй так, чтобы быть услышанными в Елисейских полях. Но если желаете вы, чтобы вас поняли земные слушатели и чтобы получили они пользу от вас, то избегайте упрека, что вы "неспособны чересчур громогласны". Вы знаете, конечно, что резкие звуки разносятся дальше всего. Своеобразный крик, употребляемый путешественниками в австралийских пустынях, обязан своею замечательною силой именно этой особенной резкости своей. Колокольчик можно слышать на большем расстоянии, нежели барабан. И что удивительнее всего - чем музыкальнее звук, тем далее проникает он. Игра на фортепиано зависит не от степени удара, но от разумного употребления клавиш. И потому вам следует часто понижать силу вашего голоса и щадить чрез это как слух ваших слушателей, так и ваши собственные легкие. Перепробуйте все методы, от кузнечного молота до детского мяча. Будьте нежны, как зефир, и громки, как буря. Говоря короче, будьте тем, что есть человек в своей обычной речи, когда он говорит естественно, требует горячо, шепчет доверчиво, дружески, умоляет жалобно или объявляет твердо, решительно.

Тотчас после смягчения силы голоса, ставлю я правило, непременно вводите модуляции в тон вашего голоса. Постоянно изменяйте тональность его, изменяйте постоянно вашу мелодию" Употребляйте, так сказать, и бас, и альт, и тенор. Я очень прошу вас: делайте это, как из сожаления к самим себе, а также и к тем, кто вас слушает. Господь милосерд к нам и устроил все так, что наша потребность разнообразия всюду вполне удовлетворяется. Так будем же и мы иметь жалость к нашим ближним и не будем мучить, утомлять их своим однообразием. Ведь это настоящее варварство в продолжение целого получаса долбить барабанную перепонку своих слушателей все одним и тем же тоном. Нельзя придумать более скорого способа свести с ума человека, как посадив ему в ухо беспрерывно жужжащую муху или пчелу. Какое же право имеете вы надеяться на то, что беззащитные жертвы подобных проповедей ваших охотно подчинятся вашей жестокости? Природа с милосердием относится к несчастным жертвам трутня, наводя на них тихий сон, чтобы не так чувствовали они свои мучения. Но вам это вовсе не желательно, так не проповедуйте же слишком однообразно. Как мало сознают проповедники, что такое однообразие нагоняет лишь сон! Я думаю, что упреки, сыпавшиеся на нас в газетах, большею частью справедливы. Там писали: "Мы все знаем, что журчание ручья, шум морского прибоя, стоны горного ветра в ветвях сосен и жалобное воркованье дикого голубя действует снотворным и вместе освежающим образом на слушателя. Мы далеки от того, чтобы утверждать, что голос нашего сегодняшнего проповедника-богослова хотя бы малейшим образом напоминал эти сладкие приятные звуки; но действие его было совершенно тождественное и лишь немного могли противостоять снотворному влиянию подобной проповеди. Любопытно то обстоятельство, что и усердные проповедники лишь изредка говорят о проповеди, "разбудившей" их слушателей; это показывает, что громадное большинство их проповедей имеют положительно наркотическое действие. А ведь очень плохо, если слушателю приходится выбирать одно из двух: текст требует духовного бодрствования, а проповедь говорит: приятного сна!

Как ни мелодичен ваш голос, но если вы будете говорить монотонно, то ваши слушатели скоро заметят, что издали вас слушать приятнее, нежели вблизи. Во имя человечества оставьте этот ваш неблагодарный проповеднический тон и говорите разумно. Если же и это не убеждает вас, то все-таки я считаю это столь важным, что скажу вам еще: если не хотите вы последовать моему совету хотя бы из жалости к вашим слушателям, то сделайте это тогда из сожаления к себе самим. И вот почему за всяким преступлением, как против естественных так и против нравственных законов, тотчас же следует и наказание. Дурная привычка монотонного чтения часто влечет за собою ту опасную болезнь, которая обозначается именем ***. Хотите испортить ваше горло, ваш голос, вы скоро можете это исполнить. Но если вы хотите сохранить их здоровыми, то обратите внимание на мои советы. Я часто сравнивал здесь голос с барабаном. Если бы барабанщик стал ударять все по одному месту на своем инструменте, то он лишь прорвал бы кожу на этом месте. И конечно, гораздо дольше прослужит барабан, если удары будут падать поочередно на всю кожу его! То же самое бывает и с человеческим голосом. Если будете вы издавать всегда один и тот, же тон, вы повредите какое-либо место в вашем горле, и последствием этого может быть катар дыхательного горла. Я слыхал от врачей, что бронхит у диссидентов отличается от этой болезни у духовенства англиканской церкви. Церковный * проповеднический тон в Англии, очень любимый там, имеет в себе нечто ходульное, словно целая колокольня засела в горле проповедника. Этот прием считается самым величественным, аристократическим, богословским, наиболее соответствующим званию пастора, сверхъестественным, сверхчеловеческим... Кому не знакома священная манера произнесения слов: "Мои дорогие братья. Писание в разных местах увещевает нас?" Эти слова, словно колокол, до сих пор звучат в моих ушах. Если человек, говорящий столь неестественно, не получит себе бронхита или какой другой болезни, то я скажу тогда, что это, вероятно, вследствие какого-либо особого непонятного для нас милосердия Божия... О подобных приемах нонконформистов я уже говорил вам, и они, думаю я, сами виновны в том, если ослабеют их дыхательные органы, если умолкнут и сойдут в могилу их дорогие проповедники.

Чтобы представить вам защитника моего взгляда, - я приведу вам свидетельство N. N., знаменитого трагика, мнение которого тем ценнее, что он рассматривает этот предмет совершенно беспристрастно и притом руководясь собственным опытом. Он говорит "Ослабление дыхательных путей является обычно не столько вследствие напряжения этих органов, сколько вследствие того способа, которым это напряжение производится: то есть не от долгого и громкого разговора, но от изменения природного голоса. Я не знаю, поймут ли, что я хочу сказать: но между 10 000 людей едва ли найдется один, говорящий в собрании своим натуральным голосом. И особенно это заметно на церковной кафедре. Я уверен, что ослабление дыхательных путей происходит от насильственного напряжения при разговоре неестественным голосом, вследствие чего является сильное воспаление и часто даже нагноение их. Целодневное занятие в храме в этом отношении есть ничто в сравнении с изображением какой-нибудь главной Шекспировской роли на сцене. Нельзя сравнить с ними и наиблестящие образцы ораторского искусства наших государственных людей в парламенте. И я вполне уверен, что болезнь, называемая "проповеднической охриплостью", большею частью зависит от неправильных приемов их речи. Я знал многих товарищей моих по сцене, страдавших этим недугом, но я не думаю, чтобы им страдали люди, выдающиеся своим талантом в нашем искусстве". Актеры и адвокаты тоже должны часто напрягать свой голос, но ведь ничего не слышно о подобной хронической "охриплости" их, и, конечно, это потому, что они не так нерадиво служат публике, как проповедники - своему Господу. Доктор медицины N.N. в своем популярном сочинении о "горловых и легочных болезнях" очень умно говорит: "Из всего сказанного выше о физиологии голосовых органов следует, что постоянный разговор в одном и том же тоне действует гораздо утомительнее, нежели при постоянных изменениях в интонации, так как в первом случае занят только один мускул, или один класс мускулов, а во втором работает вся система их. Точно таким же образом, если протянет человеку руку и будет держать ее 5-10 минут под прямым углом, он скоро устанет, потому что у него напряжена лишь одна часть мускулов; между тем как та же самая рука его может работать целый день, если работа распространяется на всю мускульную систему. И потому, если духовное лицо во время богослужения и поет, и говорит, и читает все в одном тоне, то можно быть уверенным, что он в десять раз более напрягает свое сухожилие, нежели это полезно".

Думается, что здесь своевременно повторить уже прежде высказанное мною мнение, о котором напоминают мне вышеприведенные строки. Если бы проповедники говорили чаще, их голосовые органы и легкие сделались бы менее чувствительными к подобным заболеваниям. Я в этом вполне убежден; собственный опыт и обширные наблюдения доказывают мне, что я не ошибаюсь. Проповедовать лишь два раза в неделю, господа, очень опасно, но пять или шесть раз - напротив, очень здорово. Не излишне даже двенадцать-четырнадцать раз. Разносчик, которого заставили бы раз в неделю кричать по улицам, продавая свои овощи или картофель, нашел бы это слишком трудным для себя. Но если кричит он таким образом шесть дней в неделю, то никогда не познакомится он с описанной выше "охриплостью". Я радуюсь, что нахожу свое мнение, что причиною этой болезни есть слишком редкое произнесение проповедей, столь ясно выраженным у N.N.: "Все данные здесь указания, я уверен в том, не принесут никакой пользы без правильного, ежедневного упражнения голоса. Ничто, кажется, не вызывает столь сильно этой болезни, как временная, долгая, чрез большие промежутки времени, произносимая речь, к чему особенно принуждены духовные лица. Кто вдумается в это, легко убедится в правильности этого взгляда. Если человеку или даже животному предстоит исполнить какую-либо работу, требующую необычной мускульной силы, он должен постепенно, в течение нескольких дней, приучиться к ней. Тогда и тяжелая работа, которую иначе он не в силах был бы и выполнить, покажется ему легкой. Большинство духовенства принуждено к подобной тяжелой мускульной работе в форме проповеди лишь один раз в неделю, причем в остальные шесть дней им едва ли приходится даже и возвышать свой голос. Если бы кузнец или плотник стали заниматься своим утомительным трудом лишь изредка, по временам, то они сделались бы совершенно непригодными для него, они совсем потеряли бы свою ловкость и умение. Пример знаменитейших ораторов, какие только существовали на свете, неопровержимо ясно доказывает пользу, приносимую постоянным, правильным упражнением в речи. И мне хотелось бы поэтому рекомендовать всем, страждущим этою болезнью, раза два в день громко читать и непременно с тем самым возвышением голоса, как это требуется на кафедре, причем должно наблюдать как за правильным, нормальным положением груди и горла, так и за ясным, строго соразмеренным ударением слов". Другой держится того же мнения. Он говорит: "Мальчики, выкрикивающие газеты, доказывают, как велика польза голосового упражнения на чистом воздухе для человеческих легких. Что стал бы делать хилый проповедник, слабым голосом поучающий своих 100-200 слушателей, если бы его заставили выкрикивать газеты? В Нью-Йорке эти мальчуганы - продавцы газет стоят в начале какой-нибудь улицы и голос их летит вдоль ее, как шар, брошенный атлетом. Мы даем людям, желающим приготовить себя к какой бы то ни было ораторской деятельности, совет сделаться на некоторое время разносчиками, т. е. выкрикивать товары на улицах. Молодые проповедники должны бы вступать на некоторое время в товарищество с продавцами газет до тех пор, пока не научатся они открывать свой рот и пока не укрепится и не сделается эластичнее их горло".

Еще разумнее правило: голос должен быть всегда приноровлен к предмету проповеди. Не запевайте торжественной, ликующей песни, если вам приходится говорить о чем-либо грустном, и, с другой стороны, не тяните с унынием там, где звуки должны быть легки и радостны, где должны они напоминать ангельские напевы на небесах. Я не хочу более вдаваться в рассуждение об этом правиле. Но будьте уверены, что оно очень важно и соблюдение его принесет вам великую пользу. Приноравливайте голос к предмету и, прежде всего, будьте всегда естественны. (Когда спросили Джонсона, имеет ли Вичке сходство с Туллием Цицероном, он отвечал: "Нет, милостивый государь, он имеет сходство с Эдмундом Вичке".) Навсегда отгоните от себя рабское подражание! Не подражайте голосу других людей, или, по крайней мере, если непреодолимое стремление влечет вас к этому, то стремитесь подражать превосходным качествам великих ораторов, и тогда ваша беда все-таки не окажется столь велика... Я сам иногда, подчиняясь непобедимому влиянию, делаюсь тоже невольным подражателем выдающихся проповедников. Всякая поездка в Шотландию или в Уэльс оказывает влияние на мое произношение и на тон моей речи. И хотя я борюсь с этим злом, но отстать от него все-таки не могу; единственное средство, которое существует против него, это - стараться совсем, окончательно заглушить его.

Итак, господа, - я возвращаюсь снова к моему правилу: употребляйте лишь ваш собственный естественный голос! Не будьте обезьянами, но людьми; не попугаями, но мужами, обладающими во всем своей собственной, врожденной силой. Каждый человек должен бы носить свою бороду такою, какою она растет у него, потому что тогда она наиболее подходит к его лицу. Так и вы должны говорить каждый по-своему, в гармоническом единении с вашим собственным ходом мыслей, вашею собственною личностью. Подражание хорошо и пригодно лишь на сцене, но для храма требуются люди с собственною, освященною их святым делом личностью. До утомления стал бы я повторять вам это правило, если бы думал, что вы забудете его; будьте естественны, будьте естественны, всегда будьте естественны! Всякое подражание голосу или манерам какого бы то ни было великого богослова или любимого вами учителя, профессора принесет вам несомненный вред. И потому снова настоятельно требую я от вас: отбросьте всякое рабское обезьянничанье и возвысьтесь до собственного мужественного я!

К сказанному мы должны еще прибавить: старайтесь обработать ваш голос. Не жалейте труда в этом отношении, потому что нам справедливо сказано: "Если природа полною мерой отсыпает дары любимцам своим, то развить и довести до зрелости эти дары они могут лишь серьезным изучением и усиленным трудом". Думайте о Микель-Анджело, работавшем по целым неделям не раздеваясь, или о Генделе, клавиши инструмента которого оказались выдолбленными на манер ложек, от постоянного употребления их. Если подобный труд возможен для других, то не будем и мы, господа, жаловаться на трудность и утомительность его. Почти невозможно понять, к чему должна была служить метода Демосфена - говорить с камнями во рту. Но всякий может понять ту пользу, какую он мог извлечь из своего "разговора" с бушующими морскими волнами, потому что он выучился таким образом говорить в бурных собраниях своих сограждан. То же самое можно сказать и об его взбеганьи на горы, попытках говорить не останавливаясь. Это укрепило его легкие.

Мы обязаны употреблять всевозможные средства, чтобы усовершенствовать свой голос, которым должны возвещать дивное Евангелие Христово. Обращайте особенно внимание на произношение согласных, выговаривайте ясно каждую из них; они, так сказать, дают всему выражение. Неустанно старайтесь, чтобы не пропала ни одна из согласных. Об гласных заботиться так сильно нечего, они не пропадут и сами по себе. Во всех отношениях строго наблюдайте за собою, пока не овладеете вы вполне вашим голосом и не будете крепко держать его в руках. Попросите вашего друга указать вам ваши ошибки; или, что лучше еще, - человека, нерасположенного к вам, который будет строго относиться к вам и беспощадно критиковать вас. Для мудреца подобный критик - лагословение, для дурака же он - невыносимая пытка! Чаще и усерднее исправляйте себя, иначе вы совершенно неприметным образом впадете в ошибки, примете неверный тон или приучитесь к небрежным манерам. Вот почему повторяю, наблюдайте за собою усердно. Не считайте ничтожным ничего, что может помочь вашему усовершенствованию. Но только - смотрите, чтобы не привели эти ваши старания к тому, чтобы сделаться теми "щеголями на церковной кафедре", каких у нас не мало в последнее время... я слыхал о людях, которые целую неделю приготовляются к проповеди, изучая эффекты ее перед зеркалом! О, как жалок наш век, если мы не обращаем внимания на недостатки нашей духовной жизни, лишь бы только приобрести светский лоск! Лучше дикая, необработанная суровость проповедника девственных американских лесов, нежели парфюмированная грация этих людей, строящих из себя каких-то изнеженных бар! Не могу посоветовать вам так "кокетничать вашими голосами", как не могу советовать также подражать "щегольской" проповеди N.N., с его брильянтовым перстнем на руке, его раздушенным платком и лорнетом. Модные куклы не подходят к кафедре, им место на выставочном окне портновского магазина, где они могут красоваться с пришпиленным к ним билетиком: "Весь костюм в этом стиле, включая и рукопись, 200 долларов".

Может быть, здесь своевременно также заметить, что хорошо сделали бы родители, если бы более обращали внимания на зубы их детей, так как плохие зубы приносят много вреда оратору. Есть люди с неправильным произношением, которым стоило бы лишь обратиться за советом к зубному врачу, чтобы исправить свой недостаток.

В заключение - хотелось бы мне сказать еще несколько слов о горле: обратите внимание и на него. Старайтесь о том, чтобы оно было всегда вполне чисто. (Один знакомый мне проповедник говорит всегда следующим образом: "Дорогие братья - гм, гм - это очень - гм - важный предмет, о котором я сегодня - гм, гм - хочу говорить, и гм, гм - я хотел бы попросить вас, подарить мне - гм, гм - усиленное внимание ваше". Один молодой проповедник, очень желавший исправить свою речь, писал к N.N., прося его совета, как поступить ему в данном случае, у него была привычка очень растягивать слова. N.N. послал ему следующий лаконический ответ: "Любезный -  э - брат - э! Когда - э - вы - э - проповедуете - э, - старайтесь - э - не - э - говорить - э - постоянно - э, э, э! Искренно - э - любящий - э - вас - э - э - э".) Усердно старайтесь избегать подобных приемов. Все это очень понятно у человека, страдающего простудой, но очень неприятно, если обращается в постоянную привычку.

Итак, я призываю всех, кто одушевлен истинным усердием, истинною ревностью, будьте тверды в ваших стремлениях. Если чувствуете вы Слово Господне, подобно пламени, горящим в ваших членах, то вы преодолеете все недостатки вашей речи, и боязнь далеко улетит от вас. Мужайся, юный брат, будь тверд. Господь, природа и тренировка опять помогут тебе.

Я не буду далее задерживать вас, выражу лишь еще желание чтобы ваши грудь, легкие, дыхательные пути, горло, чтобы все ваши голосовые органы столь долго служили бы вам, пока вам более нечего уже будет говорить.

9-я лекция “Внимание”

Об этом чрезвычайно важном предмете вряд ли говорится в каком-либо учебнике гомилетики. Надо признаться, что это очень странно, так как этот вопрос важен и заслуживает даже далеко не одной главы в гомилетике. По всей вероятности думают г-да ученые гомилеты, что все их сочинения вполне достаточно наполнены рассуждениями об этом предмете, что им более нечего уже толковать о нем в отдельности. Им кажется, что он, подобно сахару в чаю, распущен у них в целом. А пропущенный между прочим вопрос ставит пред, нами очень сложную и интересную задачу. Вот этот вопрос: Каким образом можем мы привлечь и удержать внимание наших слушателей? Мы непременно должны овладеть их вниманием, или иначе мы не будем иметь над ними ни малейшей власти. Мы должны также уметь удержать за собою это внимание, или мы иначе будем только все говорить и говорить, без малейшей надежды на успех.

Наши английские офицеры при обнародовании каких-либо военных правил всегда употребляют слово: "Внимание!" Это же самое слово требуется нам, проповедникам, надписать и над всеми нашими проповедями. Для проповедника положительно необходимо серьезное, искреннее, напряженное и постоянное внимание всех присутствующих на проповеднических собраниях. Если мысли слушателей далеки от нашей темы, то они ведь не могут сердцем воспринять проповедуемой нами истины. То же самое будет и тогда, если мы не постараемся возбудить их духовные силы. Грех нельзя извлечь из человека, находящегося во сне. Наши слушатели должны бодрствовать. Они должны понимать, что говорим мы им, и должны принимать слушаемое к сердцу, иначе, пожалуй, будет все равно, как если бы мы заснули и сами. Есть такие проповедники, которые вовсе не заботятся о внимании своих слушателей. Они думают лишь о том, как бы заполнить время, назначенную для проповеди, а будет ли какая польза от проповеди для их прихожан, им безразлично. Я думаю, что, чем скорее заснут эти проповедники вечным сном и будут проповедовать лишь посредством надписей на своих могильных памятниках на кладбище, тем лучше! Некоторые из подобных пастырей обращают свои слова к вентиляционным отдушинам на потолке, словно стараясь привлечь к ним внимание небожителей. Другие же, напротив, не отрывают глаз от своей книги, как будто они погружены в свои мысли, принимают себя самих за своих слушателей и считают это очень почетным для себя. Зачем не проповедуют подобные люди в американских прериях, для назидания звезд небесных? Они имеют полное право сделать так, если их проповедь совсем не касается их слушателей; и если подобная проповедь представляет лишь разговор проповедника с самим собою, то чем пустыннее будет в аудитории оратора, тем лучше. Разумный же проповедник (ведь они далеко не все разумны!) должен стараться заинтересовать своею проповедью всех своих слушателей, от мало до велика. Мы обязаны стараться не отвлекать внимания от проповеди даже детей. "Да кто же, - скажете вы, - будет стараться отвлекать их внимание?" Уверяю вас, что это делает большинство проповедников, и если дети не ведут себя спокойно в их собраниях, то они часто бывают сами виноваты в этом. В самом деле, нельзя ввести в свою проповедь какой-нибудь маленький рассказец или какую-либо притчу ради этих деток? Нельзя разве уже никак привлечь их внимание и заставить их быть спокойными? Я часто разговариваю глазами с мальчиками из сиротского приюта, сидящими внизу моей кафедры. Мы, проповедники, должны стремиться к тому, чтобы взоры всех наших слушателей были устремлены на нас и чтобы уши всех их слушали только нас. Меня тревожит даже и то, если слепой не обращает ко мне своего лица. Если я замечаю, что кто-либо во время моей проповеди оглядывается по сторонам, шепчет что-нибудь или смотрит на свои часы, я сейчас говорю себе: это значит, что я неинтересно говорю и что я должен каким бы ни было образом стараться возбудить внимание своих слушателей. Мне редко приходится жаловаться на это, но когда это случается, то я всегда осуждаю себя самого и признаю, что я не имею никакого права на чье-либо внимание, если я не умею сам возбудить его.

Бывают такие слушатели, внимание которых не легко привлечь и которые как бы ни за что не хотят заинтересоваться вашею проповедью. Упрекать их - не приводит ни к чему; это все равно, что стараться поймать птицу букетом цветов. По большей части и в подобных случаях отнести упреки скорее к другой особе, - именно к себе самому. Помните ваш долг - непременно заставить слушателей быть внимательными к вашим словам. Вы должны стараться поймать рыбу на удочку, а если она не ловится, вы должны обвинять в том рыбака, а не рыбу. Заставьте своих слушателей быть спокойными и слушать то, что чрез вас говорит их душам Господь Бог. Тот проповедник, который советовал одной старушке нюхательный табак для отогнания сонливости, вполне заслужил следующий ответ ее: я не чувствовала бы этой сонливости, если бы вы подкладывали немного нюхательного табаку в свою проповедь. Если мы хотим, чтобы нас слушали, мы непременно должны подкладывать нюхательного табаку или чего-нибудь подобного возбудительного в наши проповеди. Пожалейте и слушателей. Подумайте: ведь многим из наших слушателей весьма не легко отдавать нам свое полное внимание. Многие из них вовсе и не интересуются проповедью. Они не восчувствовали еще благодати Божией в сердце своем, а потому и само Евангелие еще не имеет особой цены в глазах их... Многие из них в течение всей недели удручены заботами. Вы должны приучить их обращаться со своими скорбями к Господу: но всегда ли вы это делаете? Вы думаете, легко отделаться от боязни и тревог? легко забыть больную жену и плачущих детей, оставшихся дома? Без сомнения, многие приходят в дом Божий, удрученные тяжелыми мыслями о своей земной доле. Поселянин думает о своем поле, которое нужно ему вспахать и засеять. Его заботит дурная погода, плохой вид его хлебов. Перед глазами купца носится только что опротестованный вексель, торговец заботится о потерях, которые несет он вследствие несостоятельности должников своих. Нельзя удивляться и тому, что благочестивое внимание некоторых из наших слушателей развлекается и цветными лентами на дамских платьях, и скрипом мужских сапог. Надоедливые мухи, верьте мне, без устали жужжат вокруг. Веельзевул, их бог, изо всех сил старается, чтобы всюду, где только ни приготовлена Евангельская трапеза, было возможно более всевозможных неприятных помех для восседающих за нею. Сильно кусают эти мухи человека, которому вы проповедуете, и поневоле внимание его более обращается на них, нежели на вашу проповедь. И разве удивительно это для вас? Вы должны отогнать этих мух от них и привлечь к себе полное внимание ваших слушателей. Вы должны заставить их сойти с пути, по которому они следовали в течение всех 6 дней недели, и ввести их на новый, более достойный праздника. Вы должны иметь в себе достаточно силы, чтобы отвлечь вашею проповедью их мысли от земли и хотя бы только отчасти приблизить их к небу.

Очень часто устройство помещения и тяжелый воздух препятствуют слушателям сосредоточить свое внимание. Если место собрания - как, например, наша аудитория в эту минуту - совершенно замкнута для притока свежего воздуха, то присутствующим довольно уже дела позаботиться и о своем дыхании. Если приходится дышать воздухом, уже неоднократно побывавшем в легких других людей, то выходит из колеи весь жизненный механизм человека и у слушателя скорее заболит голова, нежели тронется сердце. Самое важное для проповедника, - после благодати Божией и проповеднического искусства, кислород. Молитесь, да отверзнутся перед вами врата небесные, но начинайте с того, чтобы открыты были и окна вашего земного храма. Взгляните на многие подобные здания в наших провинциях, да и на многие городские часовни, и вы увидите, что в них окна даже и не могут открываться... Что сказали бы о жилом доме, окна которого были бы так устроены, что никогда не могли бы открываться? Нанял ли бы кто из вас подобное помещение? И тем не менее готический стиль и наше глупое честолюбие заставляют нас вместо здорового открывающегося окна делать в наших храмах лишь какие-то маленькие дырочки в потолке или птичьи западни в окнах. Вследствие этого наши общественные собрания делаются чем-то вроде печи, устроенной Навуходоносором для Седраха, Мисаха и Авденаго. Если застрахованы эти капеллы, я готов бы был не молиться за их сохранение от пожара. Да и там, где могут открываться окна, они остаются закрытыми по целым месяцам, и воздух не очищается от одного воскресенья до другого. Это совершенно невозможное положение вещей. Я знаю, некоторые не обращают на это внимания. Я слыхал даже такого рода замечания: лиса не умирает от зловония в своей норе. Но мы не лисицы, на нас тяжелый воздух наводит сонливость, и на наших слушателей также. Поток чистого воздуха, проходящий сквозь здание, есть настоящее благословение Божие для прихожан. Он дает им возможность лучше воспринимать возвещаемое им учение. Старайтесь проветривать помещения ваших молитвенных собраний в течение недели. В моей прежней капелле, в Царклэпе, я неоднократно говорил моим диаконам, что следовало бы совсем удалить верхние части оконных рам. Я много раз говорил об этом, но все-таки это не было исполнено. Наконец, как-то в один понедельник случилось, что многие из этих стекол оказались вынутыми. Смущение было велико, но виновника не нашли,.. а я был очень рад этому притоку кислорода в мою капеллу.

Иногда мешают вниманию слушателей их же собственные привычки. Они не привыкли быть внимательными. Они привыкли приходить в капеллу, но не любят слушать проповедь. Они привыкли осматривать каждого, входящего в капеллу. Они и сами входят в нее несвоевременно, зачастую производя при этом неприличный для места шум, топанье, скрип, хлопанье дверями. Я проповедовал однажды среди слушателей, которые постоянно озирались на входящих, и я придумал, как помочь себе. Я сказал: "Друзья мои! так как вас очень интересует знать, кто входит сюда вновь и так как мне очень мешает, что вы постоянно оглядываетесь, то я лучше позволю себе описывать вам каждого входящего, только с условием, чтобы сами вы сидели спокойно и глядели на меня и чтобы было соблюдено в капелле таким образом хотя бы только внешнее приличие". Я описал им первого вошедшего, оказавшегося к счастью моим другом, которого я легко мог описывать. Я описал его как "почтенного господина, который снял свою шляпу при входе" и т. д. Но я увидал, что после этого опыта описывать далее мне не пришлось, потому что мой образ действия очень смутил моих слушателей. Он помог мне в данную минуту и, как надеюсь я уже раз на всегда, к моей великой радости.

Предположим теперь, что все это приведено вами в порядок. Вы очистили тяжелый, спертый воздух в вашем помещении, вы исправили дурные привычки ваших прихожан. Что же делать далее? Первое золотое правило, чтобы возбудить внимание ваших слушателей будет следующее: Говорите всегда о том, что стоит слушать. У многих людей есть инстинктивное желание слышать что-либо хорошее, полезное, и вы хорошо сделаете, если обратите на него внимание. Я не слишком строго поступлю, если скажу, что существуют такие проповедники, слова которых имеют необычайную связь с их мыслями; собственно говоря, слова их скрывают их мысли, если только они имеют какие-либо мысли. Подобные проповедники разбрасывают вокруг целые пучки соломы, между которыми, случается, попадается иногда и хороший колос. Но его ведь очень трудно найти. Никакое собрание долго не выдержит, если оно будет слышать лишь одни слова, слова, слова, слова, и более - ничего! Я не помню, чтобы среди 10 заповедей Господних была такая: "Ты не должен быть многоречив". Но ее непременно следовало бы присоединить к заповеди: "Не укради?", потому что бросать слушателям пустые слова вместо духовной пищи - это обман своего рода. Говорят, что "где многословие, там не без греха". Это относится также и к проповедникам. Давайте вашим слушателям нечто такое, что как сокровище будут хранить они, о чем долго будут они размышлять. Сообщайте своим слушателям нечто такое, что может низвести на них благословение, благодатными чувствами наполнить их сердца. Давайте им только что спавшую с неба манну. Но давайте не все одно и то же и не все в одной и той же форме. Давайте им пищу возбуждающую, - нечто такое, для получения чего они в состоянии будут в полночь подняться с постелей своих или бежать на далекое расстояние... Вы вполне можете это исполнить. Итак, поступайте таким образом, братья. Поступайте так всегда и вы будете вознаграждены таким вниманием, какое только вы можете пожелать от своих слушателей.

Ясно и отчетливо располагайте тот материал, который вы предлагаете вашим слушателям. От этого зависит многое. Можно нагромоздить массу прекрасных самих по себе предметов, из которых выйдет ужасная смесь. Однажды, будучи еще мальчиком, я нес из лавки в корзине фунт чаю, четверть фунта горчицы и фунт рису. По дороге встретилась мне свора охотничьих собак. Я помчался за ними через рвы и плетни. Когда же вернулся домой, о, в какую ужасную кашу обратились мой чай, горчица и рис! Итак, каждый предмет должен быть хорошо упакован в отдельности и крепко связан нитью проповеди. Это-то и заставляет меня придерживаться уже устаревшей теперь методы: во 1-х, во 2-х, в 3-х. Никто не захочет пить горчичного чаю; точно также никому не понравится подобная смесь в проповеди... Давайте вашим слушателям истину в таком точном, логическом распределении, чтобы они легко могли усвоить и удержать ее не только в памяти, но и в своем сердце.

Старайтесь о простоте, удобопонятности вашей речи. Помните, ни одному человеку не может принести пользы самый превосходный материал, если он его не понимает. Если вы будете употреблять выражения свыше разумения ваших слушателей, то это все равно, как если бы вы говорили им на камчатском языке. Станьте на точку зрения бедняка и обратите серьезное внимание на степень образования вашего слушателя. Вы улыбаетесь по поводу моих выражений, но я думаю, что это необходимо. Нужно вступить самому на путь, по которому идут наши слушатели, а не взирать на них лишь с высоты своего величия. Кто может сравниться в проповеди с нашим Господом? А Он никогда не говорил ни с кем свыше разумения его, исключая, конечно, тех случаев, когда Он говорил о величайших тайнах нашего спасения. И вы излагайте все тонко и глубоко обдуманно, ясно и просто и можете быть уверены, что легко найдете дорогу к разумению и к сердцу ваших слушателей.

Обратите внимание на способ вашего изложения и тут старайтесь возбудить внимание своих слушателей. И здесь хотелось бы мне сделать непременным правилом для каждого проповедника следующее: не читайте нашей проповеди! Мало было таких проповедников, которые бы производили сильное впечатление на слушателей, читая свои проповеди, как например, Чальмерс. Но ведь его стали бы слушать с не меньшим вниманием, если бы он и свободно говорил свои проповеди. При этом нужно всем нам твердо помнить, что мы-то - ведь не Чальмерсы... Такие люди, как он, могут и читать на кафедре, если им это нравится; но для нас есть "лучший" путь. Лучшее чтение, когда-либо слышанное мною, все-таки пахнет бумагою и словно останавливается в горле. А я не думаю, чтобы бумага была хороша для пищеварения. Во всяком случае лучше обходиться без рукописи. И лучше всего говорить без рукописи, а также и не наизусть. Если же нельзя обойтись без чтения, то следует уже читать наивозможно лучшим образом. Только в таком случае можно надеяться привлечь к себе внимание слушателей.

Я присоединяю сюда еще следующее замечание: если вы хотите, чтобы вас слушали, то не говорите без приготовления, экспромтом, в буквальном смысле этого слова. Это столь же плохо, как и читать, или даже еще хуже, если проповедь написана экспромтом. Не входите на кафедру, чтобы рассказать с нее первое, что придет вам в голову, потому что это первое в человеческой голове обыкновенно есть не что иное, как лишь бессодержательное пена, верхушки мысли. Слушателям нужно подносить пищу не в сыром виде, но хорошо уже приготовленную. Мы должны говорить из самой глубины души нашей живою речью. Предмет нашей проповеди должен быть тщательно, основательно изучен нами, даже еще основательнее, чем это мог бы сделать проповедник, переводящий свою проповедь на бумагу. По моему мнению, лучшая метода в данном случае та, когда импровизируется не предмет проповеди, но слова, которыми он излагается. Если отдельные выражения и явятся у вас в случае необдуманными, за то они будут живыми, естественными, не вымученными и живым эхом отдадутся в сердцах многих.

Затем, чтобы привлечь внимание ваших слушателей, старайтесь говорить приятнее с внешней стороны. Не говорите, например, все одним и тем же монотонным голосом. Изменяйте ваш голос, смотря по надобности. Изменяйте также скорость или медлительность вашей речи, изменяйте и звучность ее, тщательно избегайте нескладной певучести. Не говорите постоянно в одном и том же диапазоне. Говорите, когда нужно, и басом, гремите, как гром, в другое же время - говорите вашим собственным голосом, как говорите вы всегда и везде. Разнообразие - во что бы то ни стало!

Человек любит разнообразие, и Господь даровал нам его. Мы видим его и в природе, и в жизни, и в проявлениях Божественной благодати; да будет же оно и в нашей проповеди. Я не хочу очень сильно настаивать на этом пункте, потому что были и такие проповедники, которые умели возбудить и поддержать интерес слушателей содержанием своей проповеди, несмотря на несовершенство ее формы. Если бы присутствовал теперь здесь пуританский проповедник N.N., то я бы поручился за внимание слушателей к его словам, хотя он и сильно заикался. Нам не приходится долго искать, чтобы найти подобные примеры в современном обществе, так как их очень много; но мы можем вспомнить, что и Моисей не был красноречив, а тем не менее все внимательно слушали его слова. Кажется, то же самое можно сказать и об апостоле Павле. Духовная власть его над верующими была весьма велика, и все-таки внимание его слушателей ослабевало, если слишком долга бывала его речь; один из слушателей его, по крайней мере, заснул во время его проповеди, что имело даже серьезные последствия.

Многое зависит от формы. Если же приготовили вы превосходный материал для вашей проповеди, то было бы очень жалко предоставить его слушателям лишь в скудной форме; царю нельзя ехать в тележке для сору; с высокими истинами благодати нельзя обращаться неряшливо. Для истинно-царских истин подобает золотая колесница. И если люди не желают обращать внимания на эти истины, то не давайте им, по крайней мере, извинительного предлога к тому. Если не можем мы исправить себя в этом отношении, тогда постараемся хотя вознаградить наши недостатки большею вескостью содержания.

Не делайте слишком долгим вашего вступления. Не следует пристраивать слишком большой галереи к маленькому домику. Одна почтенная христианка слушала однажды проповедь Джона Гоу, и так как вступление в нее продолжалось более часу, то она сделала замечание, что уважаемый проповедник так долго накрывал скатерть, что у слушателей прошел аппетит к трапезе. Итак, быстрее накрывайте ваш стол и стучите тарелками и ножами. Может быть, случалось вам видеть издание Доддриджа о "Возникновении и развитии духовной жизни в душе человека", - издание, к которому Джон Фостер написал введение. Это введение, или вступление не только гораздо обширнее, но и несравненно лучше самого сочинения. Автору трудно надеяться, что, прочитав вступление, кто-либо будет читать его книгу. Неужели же не нелепо это? Избегайте всего подобного в ваших проповедях. Я стараюсь делать свои вступления так, чтобы слушатели только знали, о чем будет идти речь. Если вступление служит лишь этой цели, оно может быть очень интересно. Хорошо возбудить внимание людей сигнальным выстрелом, чтобы дать им возможность приготовиться к последующему. Не начинайте прямо с самого захватывающего душу, но сделайте так, чтобы все с интересом ожидали того, что вы дадите им. Да не будет ваше вступление торжественным, высокопарным введением в ничто, но да послужит оно лестницей к достижению лучшего. Будьте животворны с самого начала.

Никогда не повторяйтесь в вашей проповеди. Я часто слыхал одного богослова, у которого была привычка после каждых 10-20 предложений говорить: "Как я уже заметил", или: "Я повторяю, что я сказал уже". Бедняга! так как вообще он не говорил ничего особенного, то повторение этого еще более обнаруживало скудость целого. Если сказано что-либо очень полезное и сказано внушительно, то к чему же еще повторять это? Если же сказан был пустяк, то зачем выставлять его на показ вторично? Иногда повторение некоторых немногих предложений может произвести впечатление; но все может быть хорошо, если будет вполне естественно, и очень дурно, если обратится в привычку. И чему же в таком случае и удивляться, что люди не обращают достаточно внимания на что-либо, выслушиваемое им в первый раз, если они знают, что проповедником непременно все будет снова повторено? Далее, не повторяйте все одни и те же мысли, только облекая их в иную форму или выражаясь другими словами. Всякое новое предложение ваше пусть заключает в себе что-либо новое. Не ударяйте вашим молотком все по одному и тому же гвоздю. Библия очень обширна, покажите же ее вашим слушателям во всем ее объеме. Не считайте должным каждый раз, как проповедуете вы, излагать все содержание богословской науки по методе N.N. Я говорю это не для умаления его достоинства; его метода превосходна, когда она касается учебника богословия, но она негодна для проповеди. Я знаю одного богослова, напечатанные проповеди которого читаются, как богословское сочинение. Они пригодны поэтому более для чтения в аудитории, но не для церковной кафедры, и не производят почти никакого впечатления на прихожан. Нашим слушателям требуется свежее, сочное мясо, а не сухие кости технических определений. Эти различия и определения очень полезны; но если они занимают большую часть проповеди, то напоминают того молодого человека, вся проповедь которого заключалась в развитии различных определений. Один старец-диакон заметил относительно его сочинения: он забывал еще об одном "различии между мясом и костями...

Если хотите сохранить внимание слушателей, то и не говорите слишком долго. Один старик-проповедник говорил одному молодому человеку, проповедовавшему целый час: "Говорите, друг мой, о чем вы хотите, мне это все равно; но только не говорите долее 40 минут". Это совершенно верно, 40 минут или никак не более 3/4 часа - это мера, далее которой никогда не следует идти в проповеди. Если кто не может в течение этого времени высказать всего, что намерен, то он не выскажет этого и в большее время. Следует также позаботиться о слушателях или, по крайней мере, иметь сожаление к ним и не задерживать их слишком долго. Предмет вашей проповеди не будет жаловаться на вас, но слушатели ваши будут непременно...

Краткость - это такая добродетель, обладать которою мы должны все; не будем же терять возможности получить чрез нее доброе расположение наших слушателей. Если же вы спросите меня, как достичь того, чтобы проповедовать кратко, то я отвечу: лучше приготовляйтесь к проповеди! Проводите больше времени в вашем рабочем кабинете, чтобы не оставаться долго на кафедре. Обычно мы тогда проповедуем долго, когда нам нечего сказать. Хорошо подготовив свой материал, проповедник не останется на кафедре более 40 минут; если материала у него немного, он проговорит и 50 минут; если же ему ровно нечего сказать, он не сойдет с кафедры ранее часу. Обращайте внимание на второстепенные предметы; они также помогут вам поддержать внимание слушателей.

Если желаете вы пользоваться вниманием серьезным и постоянным, то это тогда лишь может случиться, когда приведете вы слушателей в возвышенное, благочестивое настроение. Если ваши прихожане любознательны исполнены молитвенного духа, деятельны, серьезны, благочестивы, то они и явятся уже в дом Господень с намерением получить эту благодать. С тихою, сердечною молитвой ко Господу, да дарует Он им свое благословение чрез вас. Когда займут они свои места в храме, они будут внимать каждому слову вашему и не утомятся. Они будут жаждать минут святого благословения, потому что по опыту уже знают сладость небесной манны и соберут свою долю. Никто еще не превосходил в этом отношении моих слушателей. Между такими слушателями проповедник чувствует себя, как дома. Мне сравнительно легко проповедовать в моей капелле; мои прихожане являются туда с твердым намерением услыхать нечто полезное, и это намерение их много способствует тому, что их ожидания исполняются. Если бы они слушали и другого проповедника с подобным же намерением, то я уверен, что и он бы удовлетворил их. Исключения, разумеется, бывают везде.

Только что вступивший в свою должность проповедник не может, конечно, ожидать того напряженного, сосредоточенного внимания, какого достигает тот, кто стоит среди своих прихожан, как отец между детьми, связанный с ними тысячью воспоминаний, уважаемый ими за свои лета и свою опытность. Вся наша жизнь должна быть такова, чтобы она чувствовалась в наших словах, чтобы и в позднейшие годы мы могли бы говорить с неодолимым красноречием и заслужили бы не только внимание, но и полное любви уважение со стороны нашей паствы. Христианская община, жаждущая Истины, и пастырь, серьезно стремящийся утолить этот духовный голод ее, всегда будут находиться в полном гармоническом единении между собою, если целью их общих стремлений будет Слово Господне.

Если желаете вы еще совета, как удержать за собою внимание слушателей, то я скажу вам: интересуйтесь сами вашим предметом, и тогда вы заинтересуете им и других. Этими словами сказано более, нежели кажется; и я намерен потому употребить здесь прием, о котором только что отзывался как о негодном, - а именно, я повторяю мою фразу: заинтересуйтесь сами своею проповедью, и вы непременно заинтересуете ею других. Предмет проповеди должен так сродниться с вашею душой, что вы невольно посвятите изложению его все свои духовные силы; и когда заметят ваши слушатели, насколько вы проникнуты им сами, то невольно постепенно проникнутся им и они.

Чему удивляетесь вы, что люди не слушают речей человека, не чувствующего в собственной душе всей важности того, что он проповедует? Чему удивляетесь вы, что они слушают его не с полным вниманием, если и он сам даже говорит не от своего сердца? Чему удивляетесь вы, что мысли их более обращаются на предметы, имеющие действительное значение в их жизни, если проповедник теряет драгоценное время, говоря о вещах, которые он как бы сам признает чисто фиктивными? Ромэн говорил, что хорошо обладать даром проповедничества, но что несравненно важнее - умение понять сущность его. Великая истина заключается в этих словах. Сущность, так сказать, сердце      проповеди - умение вложить в нее свою душу, все горячее усердие свое, вложить так, словно бы дело шло о собственной жизни вашей. Где это чувствуется, там ваши стремления возбудить внимание слушателей уже почти достигнуты. С другой стороны, как можете вы надеяться снискать внимание ваших слушателей одним лишь усердием, когда вам нечего сказать им? Не будут же люди постоянно стоять у двери, чтобы слушать один барабанный бой? Они выйдут, наконец, узнать, в чем дело? И когда найдут они лишь "много шума из ничего", то, разумеется, затворят за собою дверь и скажут: "ты нас обманул, и это нам не нравится". Если вы имеете что сказать своим слушателям, говорите от всего вашего сердца, и тогда ваши прихожане сядут у ног ваших.

Почти лишнее говорить здесь о том, что ради слушателей мы должны иллюстрировать наши проповеди. ("Иллюстрации" - это краткое, но многосодержательное английское выражение для всякого рода толкований, сравнений, доказательств и т. д. посредством картин, притч, примеров, маленьких историй и т. п.) Мы можем в этом случае опереться на пример, данный нам Самим Господом. Почти все лучшие проповедники всегда пользуются большим количеством картин, притч, аллегорий и рассказов. Но не злоупотребляйте этим. Я читал недавно дневник одной немки, перешедшей из лютеранства в наше вероисповедание. Она говорит о селении, в котором живет: "У нас есть здесь миссионерская станция, откуда выходят молодые люди, чтобы проповедовать нам. Я не хочу критиковать этих молодых проповедников, но они рассказывают нам массу хорошеньких маленьких историй, и я не думаю, чтобы они могли еще что-нибудь сказать нам кроме этого. Только я уже слыхала некоторые из этих историй прежде; и потому появление их не служит к моему назиданию, как то было бы, если бы я услыхала еще раз какую-нибудь спасительную истину из Св. Писания". Подобные мысли, без сомнения, приходили в голову и другим. "Хорошенькие истории" очень полезны, но никоим образом не следует делать их главным содержанием своей проповеди. Остерегайтесь этих "хорошеньких маленьких историй", потому что они уже отжили свой век. Многие из них я слыхал так часто, что мог бы повторить их здесь, но не нахожу в этом надобности... Остерегайтесь также тех обширных народных сборников этих "иллюстраций", которые находятся в руках всех наших школьных учителей, потому что никто не будет благодарить вас за повторение того, что давно уже знают все наизусть. Если рассказываете вы какую-либо "историю", пусть будет она свежа и оригинальна. Глядите зорче и собственными руками собирайте для себя цветы в полях и садах; букеты из этих цветов будут несравненно красивее, нежели засушенные экземпляры, взятые вами из старых букетов, собранных другими людьми, как бы ни были они когда-то красивы. Употребляйте обильно подходящие "иллюстрации", но пользуйтесь ими более как картинами, вытекающими из самого дела, нежели как притчами, заимствованными из чужих источников. Не думайте, что все зависит от этого "иллюстрирования". Оно лишь - кошечко в вашем здании. Но для чего весь свет, что льется чрез него в комнату, если в комнате не находится ничего, что мог бы осветить он? Украшайте ваши блюда, но не забудьте, что главное - это жаркое, подаваемое на них, а не их украшения. Вы должны преподать вашим слушателям истинное назидание; иначе вы увидите, что ваши украшения не удовлетворят их, и они по-прежнему будут жаждать духовной пищи.

Упражняйтесь также и в том, что Тэйлор называет "действием неожиданности". Здесь великая сила для возбуждения внимания слушателей. Не употребляйте выражений, которых все ожидают. Не идите старым, уже проторенным путем. Если вы сказали: "единый источник блаженства - благодать Божия", то не всегда присовокупляйте к этому: "а не собственные наши заслуги", но измените ваше выражение и скажите: "источник блаженства - благодать Божия; сознание собственной праведности не может нам дать его". Я опасаюсь, что не сумею передать достойным образом выражения Тэйлора. Он говорит: "Некоторые из нас делают мало успеха в христианской жизни, потому что обычно люди делают лишь несколько шагов вперед и затем поспешно снова возвращаются назад. Как корабль, подвергшийся течению прилива и отлива, так и вы - делаете некоторое время прекрасные успехи, а затем, - как это выразился он? - внезапно снова бросаетесь в грязную боковую бухту". И не сказал ли он еще: "Он уверен, что если они обратятся, то останутся верны и не пустят свои стада на хлебные поля соседа". Своевременное применение этой системы может сосредоточить и поддержать внимание слушателей. В прошлом году я был в Ментоне на берегу Средиземного моря и сидел на взморье. Тихо вздымались волны, прилива не было почти никакого, так как ветер совершенно утих. Волны так спокойно набегали одна другую, что я даже не обращал на них внимания, хотя они разбивались почти у самых ног моих. И вот, словно повинуясь какому-то новому побуждению, внезапно налетела высокая волна и обдала меня с ног до головы. Можете представить себе, как ни спокоен был я до тех пор, но тут вскочил в одно мгновение и бросил все свои мечтания. Я сказал находившемуся около меня моему сослуживцу: "Это показывает нам, как должны проповедовать; мы должны поразить своих слушателей чем-нибудь неожиданным, чтобы разбудить их". Братья, нападайте неожиданно! Пусть при ясном небе блистает ваша молния! пусть разражается гроза, когда все ясно и спокойно кругом: она будет тем ужаснее, по контрасту. Но не забывайте, что все будет тщетно, если задремлете вы сами. Вы спросите: возможно ли это? Не только возможно, но постоянно совершается, каждое воскресенье! Многие проповедники излагают всю свою проповедь словно в каком-то полусне. Кажется, будто они еще не проснулись с ночи и не в состоянии пробудиться, пока не прогремит пушечный выстрел над самым ухом их. Тихая речь, обветшалые выражения и мрачное однообразие составляют всю их проповедь, а они удивляются еще, что люди, слушающие их, так сонливы! Должен признаваться, я не удивляюсь ничему в данном случае.

Очень полезное вспомогательное средство возбудить внимание слушателей - это производимая время от времени пауза. Если вы будете по временам сдерживать ваших лошадей, то пассажиры в экипаже непременно проснутся. Мельник засыпает под шум мельничных колес, но если они почему-либо внезапно остановятся, он тотчас же вскакивает и спрашивает: "что случилось?" Если ничто не в состоянии преодолеть сонливость, одолевавшую людей в жаркий летний день, то проповедуйте возможно короче. Один проповедник, видя, что его слушатели готовы заснуть, сел на свое место и сказал: "Я увидал, что все вы хотите отдыхать, и мне тоже захотелось отдохнуть". Он однажды едва начал свою проповедь, как заметил, что его слушатели начинают дремать. Тогда он воскликнул: "Друзья, друзья, друзья, это не годится. Я много раз думал, что я виновен в вашей сонливости; но теперь вы засыпаете еще прежде, чем начал я говорить. Теперь виновны вы сами. Прошу вас, пробудитесь и дайте мне возможность принести вам пользу". Совершенно верно! Научитесь вовремя приостанавливаться. Умейте прерывать вашу речь возбудительными паузами молчания. Речь - серебро, молчание же - золото, если слушатели невнимательны. Если же будете вы все продолжать вашим тихим, певучим тоном, то вы окончательно убаюкаете ваших слушателей; если же разбудите вы их подобным образом, их сон улетит далеко.

Еще раз обращаю ваше внимание, что если вы хотите, чтобы вся проповедь ваша была прослушана вашими слушателями внимательно, то сделайте так, чтобы слушатели почувствовали, что вы заинтересованы в том, что вы говорите им. Этот пункт очень важен, чтобы никто не спал в то время, когда может услыхать что-либо полезное для себя. Мне приходилось слышать много странного; но я никогда не слыхал, чтобы кто заснул в то время, когда читалось чье-либо завещание в его пользу, или чтобы осужденный заснул во время чтения приговора о себе. В чем человек заинтересован, на то он обращает особое внимание. Проповедуйте на захватывающие, жизненные темы, о предметах важных, интересующих слушателей в данную минуту - и вас будут слушать со вниманием.

Хорошо также, если вы не будете позволять, чтобы церковные служители ходили по церкви во время проповеди для исправления каких-либо своих обязанностей.

Нам нужно мягко, но в то же время и твердо увещать наших прихожан не опаздывать в храм. Я убежден, что во всех помехах в богослужении, расстраивающих наши нервы и рассеивающих наши мысли, действует рука лукавого. Для достижения своей цели ему хорошо все средства: хлопанье дверями, стук упавшей палки, крик ребенка; потому мы обязаны даже убеждать наших слушателей не отклонять от себя благодать Божию, потворствуя этим нападением злого духа.

В начале этой лекции я сообщил вам золотое правило, как поддержать внимание ваших слушателей: говорите всегда что-нибудь такое, что стоило бы слушать. Теперь же я даю вам еще драгоценнейшее правило, которым и закончу эту свою лекцию. Говорите всегда в силе Духа Божия; тогда не возникнет и вопроса, будут вас слушать или нет. Идите на проповедь прямо из вашей сердечной клети, прямо с беседы с Богом, чтобы передать людям слова Божий со всею вашею духовною силою - и вы получите полную власть над ними. Ваши слова обратятся тогда в золотые цепи, в которые закуете вы ваших слушателей. Когда говорит Бог, человек должен слушать; хотя бы Он говорил чрез посредство жалкого, слабого человека, тем не менее величие возвещаемой истины даст силу его голосу. Вашей силой должна быть власть, получаемая вами свыше. Мы говори вам: развивайте ваше красноречие, изучайте все области науки; пусть будет наша проповедь и в духовном, и в риторическом отношениях тем, чем она должна быть (а вам не следует довольствоваться малым в столь важном деле), но постоянно твердите себе: возродить духовно человека мы можем "не собственною силою или властью", а "только Духом Моим, говорит Господь". Разве не случается вам чувствовать в себе иногда особое усердие, чувствовать в самой глубине души вашей присутствие Духа Божия? В такое время ваши слушатели будут внимательны; но если не дано вам этой силы свыше, то вы будете лишь игроком, играющем на прекрасном инструменте, или певцом, ясным голосом исполняющим хорошенькую песенку, но ваша игра или ваше пение будут лишь услаждать слух, но не достигнут сердца слушателей. Если же не трогается сердце, утомится скоро и слух. И потому да будете вы одеяны силою Духа Святого и проповедуйте тогда людям во славу и в возвеличение имени

И да будет с вами, братья. Сам Господь, когда выступите вы во имя Его и воскликните: "Имеющий уши слышать, да слышит!"