3-я лекция “Тайная молитва проan>

Проповедник должен отличаться от всех других людей святым даром молитвы. Он молится и как обыкновенный христианин, иначе он станет лицемером. Он молится и более, чем обыкновенный христианин, иначе он окажется негодным для прохождения служения, которое принял на себя. "Было бы ужасным противоречием, говорит Бернард, - если бы кто оказался высокими по своему званию и в то же время низким по состоянию души своей, - первым по общественному положению и последним по своей жизни". Серьезная ответственность носителя пастырского служения окружает как бы ореолом святости все его действия, и если верен он своему Господу, то его молитвенное настроение должно непременно отразиться и на всех этих действиях. Как гражданин, он молится за свое отечество. Если он живет с кем-либо под одною крышею, он поминает на молитве всех живущих вместе с ним в одном доме. Он молится как супруг и как отец. Он всеми силами стремится к тому, чтобы его домашняя молитва могла служить примером для всей его паствы. И если тускло горит огонь веры в других домах, то в доме избранного служителя Божия он должен гореть пламенно неугасимо. Но есть, кроме того, особого рода молитва, которую особенно обязан пастырь-учитель блюсти по отношению к своему званию, - и вот о ней-то и намерены мы говорить в этой лекции. Этою молитвою он должен особенно, как пастырь, возвышаться над всеми и приближаться к престолу Всевышнего.

Мне кажется, пастырь должен молиться непрестанно. И во время исполнения им своих обязанностей, и в свободное время - всегда должен он устремлять свои взоры к небу и воздыхать молитвенно. Не то чтобы он постоянно стоял на молитве, но чтобы она постоянно была в душе его. Если он искренно предан своему долгу он ничего не будет делать - ни есть, ни пить, ни отдыхать, ни ложиться вечером, ни вставать утром, без того чтобы из глубины сердца своего не обращаться к Господу с страстным желанием, с детски чистым упованием на Него. Так или иначе, но молитва должна быть непрестанно в душе его. Да и кому же, как не христианскому пастырю, следует более всех исполнять заповедь: "Молитесь непрестанно!" У него столько особых искушений, столько борьбы, столько трудностей и скорбей всякого рода. Он должен быть как бы посредником между людьми и Богом; ему нужно более благодати и милости Божией, чем остальным людям. И если поймет это пастырь, он непрестанно будет устремляться с молитвою к Всесильному - даровать и ему силу для прохождения своего высокого служения и умолять Его: "Возвожу очи мои к горам, откуда прийдет помощь моя". N.N. писал однажды близкому другу:

"Хотя часто случается, что я теряю присутствие духа, но мне всегда представляется в таком случае, что я - как беспомощная птичка, вынутая из гнезда... И я не в состоянии успокоиться до тех пор, пока не обращусь по прежнему к Господу, подобно магниту, постоянно стремящемуся к полюсу. По милости Божией могу я сказать вместе с моим приходом: "Всем сердцем стремлюсь я к Тебе в ночи и всею душою утреннюю я с Тобою, Господи; мое сердце непрестанно с Богом, вся цель и блаженство моей жизни - стремиться к Нему". К этому же должна быть направлена и ваша жизнь, служители Божии. Если вы, проповедники, пренебрегаете молитвою, вас следует очень пожалеть. Если же призваны вы будете когда-нибудь пасти большое или малое стадо Христово и ослабеете тогда в вашей молитве, тогда следует пожалеть не только вас, но и вверенных вам христиан. И кроме того, вы будете очень виновны в будущем: придет день, который покроет вас стыдом и позором.

Вряд ли нужно говорить вам о великом значении частой молитвы в жизни пастыря, но я не могу, тем не менее, воздержаться от этого. Благодать Божия неоцененно дорога для вас, если вы посланники Господа; и чем ближе вы будете к Нему, тем успешнее выполните свое служение. Из всех средств, дарованных вам для этого Богом, я не знаю более могущественного, как молитва. Все ваше образование здесь в семинарии ничто в сравнении с тем духовным развитием, которое можете вы получить в молитвенном общении с Господом. Все наши библиотеки и аудитории пусты в сравнении с маленькою клетью нашего сердца. Мы возрастаем, мы делаемся могущественными, мы все преодолеваем нашею сердечною молитвою.

Ваши молитвы будут вам лучшими помощниками уже и в то время, когда вы еще будете только думать о вашей проповеди. В то время, когда другие люди будут еще отыскивать свою дичь, подобно Исаву, вы с помощью молитвы найдете пред собою уже прекрасно приготовленное кушанье и в состоянии будете правдиво повторить слова Иакова: "Господь Бог послал мне". Вы хорошо будете писать, если писания ваши будут исходить из сердца, молитвенно обращенного к Господу; вы хорошо будете говорить, если на коленях, в горячей молитве, испросите у Него "материал" для ваших проповедей. Молитва, в качестве духовного упражнения, научит вас многому и поможет вам избрать должное. Она очистит ваше внутреннее око и сделает вас способными познавать истину во свете благодати Божией. Вы не скоро разберетесь и в сокровищнице текстов, пока не отопрете ее ключом молитвы. Как дивно открылся Даниилу смысл Писания, когда стоял он на молитве пред Богом! Сколь многому научился Петр на "верху дома"! Наша сердечная клеть есть лучшее место для нашего самообразования. Комментаторы - хорошие учителя, но Сам Источник Писания, конечно, несравненно лучше; в молитве же мы прямо обращаемся к Нему и умоляем Его помочь нам. Великое дело - молитвою вникать в дух текста и внедриться в него, как червь внедряется внутри орехового ядра. Молитва снабжает нас рычагом, посредством которого мы можем воспринимать великие истины. Удивляются, каким образом были укреплены камни, но еще изумительнее, каким образом могли некоторые люди достичь столь чудесного разумения великих тайн христианского вероучения! И разве не молитва произвела это чудо? Горячая надежда на Бога обращает и тьму в свет. Постоянная, настойчивая молитва приподнимает пред нами таинственную завесу и дает нам благодать заглянуть в глубину тайн Творца. Заметили однажды, что один богослов, во время диспута, все писал что-то на лежавшем перед ним листе бумаги. Когда любопытные заглянули в эти заметки его, они увидели там лишь постоянно повторявшиеся слова: "Просвети, Господи", "Просвети, Господи!.." И разве, действительно, не подходят эти слова для человека, стремящегося уразуметь Писание, когда он составляет свою проповедь?

Из этого источника, словно под ударами Моисеева жезла, не раз истекут перед вашими глазами протоки глубоких мыслей. Новые жилы драгоценного металла откроются вашему удивленному взору, во время вашей работы, молотом молитвы в каменоломне Господа. Много раз будет вам казаться, что вы будто замкнуты со всех сторон, что для вас нет более выхода, и вдруг внезапно откроется перед вами новый, совершенно неожиданный вами путь. Он, имеющий ключ Давидов, Сам откроет его тогда. Если вы ездили когда-нибудь вниз по Рейну, вы заметили, вероятно, сходство верховьев этой величественной реки с рядом следующих одно за другим озер. Спереди и сзади ваше судно представляется замкнутым среди массивных скалистых стен или террас, покрытых виноградниками. Но вот заворачивает оно за угол, и внезапно во всей своей красоте вновь стремится перед вами светлый могучий поток. То же испытывается и при тщательном изучении Писания. Часто представляется оно почти замкнутым; кажется, невозможно и разобраться в нем, - но молитва гонит наше судно далее, оно выходит в новые воды, и светлый, широкий поток Истины выступает перед ним и принимает его. Не достаточное ли это основание для нашей твердости в молитве и надежды на нее? Твердо направляй бурав свой в каменистую массу, с молитвою как можно далее углубляйся в нее, и потоки живой воды истекут из глубины Писания. Кто же захочет еще далее томиться жаждою, когда столь легко добыть "воду живую"?

Лучшие и достойнейшие люди всегда считали молитву самою существеннейшею частью своего подготовления к кафедре. Про N.N. рассказывают следующее. Заботясь о том, чтобы передавать по воскресеньям своим слушателям то, что лишь с трудом выработано им самим, никогда не выступал он с проповедью без предварительного серьезного размышления и молитвы. Об этом правиле своем рассказывал нам он сам, когда коснулся однажды разговор наш этого предмета. Когда спросили, как он думает о приготовлении пред выступлением на кафедре, он напоминал нам об Исх.27:20, где говорится: "елей чистый, выбитый из маслин для освещения" святыни. Но его усердие в молитве было еще сильнее. Он не мог достаточно "намолиться перед своим выступлением на кафедру. Он весь был преисполнен любви к Господу. И его проповедь была верной передачей прочувствованных и действительно пережитых им самим впечатлений". Всякое дело начиналось у него с обязательного приготовления прежде всего самого себя, своей души к этому делу. Стены его комнаты часто бывали свидетелями его молитв и слез, а также и стенаний его". (Жизнеописание и сочинения проповедника N.N. Одна из полезнейших и лучших книг, когда-либо появлявшихся в печати. Каждый проповедник должен бы часто перечитывать ее.)

Молитва будет поддерживать вас и при произнесении вашей проповеди. Ничто не может так хорошо настроить вас на поучение людей, как беседа с Богом. Никто не в состоянии так поучать людей познанию Истины, как тот, кто вымолил ее себе у Бога.

Об Аллейне рассказывают: "Он изливал все свое сердце в проповеди и молитве. Его мольба и увещания были столь искренни, так жизненны и полны такого святого христианского рвения, что всецело покоряли его слушателей; он буквально таял в любви к ним, так что смягчались и растворялись даже самые черствые сердца". И никогда не обладал бы он этой мощной силой растворять сердца, если бы не была его собственная душа растворена горячим, молитвенным общением с воскресшим Господом. Истинно захватывающее, поражающее душу слово, в котором нет ничего притворного, но много искреннего чувства, может быть лишь следствием молитвы. Никакое красноречие не может сравниться с красноречием сердца и ни в какой школе не научиться ему, как только у подножия Креста Христова. Лучше было бы, если бы вы совсем не учились людскому красноречию, но были бы преисполнены силою снисшедшей на вас с неба любви, чем если бы оказались вы обладающими всем красноречием Квинтилиана, Цицерона и Аристотеля, но не было бы на вас печати апостольства.

Молитва, может быть, не сделает вас красноречивыми по людскому понятию, но она даст вам красноречие истины, потому что вы будете говорить от сердца. А это разве не наилучшее красноречие? Она низведет небесный огонь на ваше жертвоприношение и докажет этим всем, что ваша жертва приятна Господу.

Как часто, как бы в ответ на нашу молитву, изливаются на нас целые потоки мыслей во время подготовления к проповеди. Точно так же изливаются они на нас и в течение самой проповеди уже. Многие проповедники, возлагающие свое упование на Господа, заявят вам, с решительностью, что наилучшие, наиполезнейшие мысли не те, которые уже подготовлены вами заранее, но те, которые являются внезапно, принесенные к вам словно на крыльях ангелов, являются словно неожиданные сокровища, посланные вам небом, словно слетевшие оттуда семена райских цветов. Много раз случалось это и со мною, и мне приносила помощь в минуты недоумения тайная сердечная молитва.

Но как будем мы молиться во время самой битвы, если не думали о ней ранее! Воспоминание о "домашних" молитвенных подвигах служит утешением, успокоением для проповедника в минуты недоумений на кафедре; потому что Бог не оставляет нас, если мы сами не забываем Его. И вы, братья мои, испытаете, что молитва дарует вам силу, именно в то время и в тот час, когда она вам понадобится.

Она сойдет на вас подобно тому, как сошли огненные языки на апостолов. Если вы ослабели в это время, упали духом, вы внезапно почувствуете себя, словно вознесенными на крыльях серафимов. Огненные кони понесут колесницу, которую вы едва могли тащить с того времени, и, подобно Илии, вы понесетесь к небу, окрыляемые вашим пламенным вдохновением.

И после проповеди необходима молитва. Иначе как же выразить свои чувства, в чем будет искать успокоения всякий добросовестный, благочестивый проповедник? Чем иначе мы, стоящие на самой высоте этого вдохновения, можем облегчить душу свою, как не горячею молитвою? Чем можем мы утешиться в наших неудачах, как не нашими воздыханиями перед Господом? Как часто мучаемся мы на наших ложах в бессонные ночи, в сознании своего недостоинства! Как часто является в нас тогда желание поспешить вновь на кафедру и пламенными словами выразить снова то, что было сказано сухо и холодно! Где нашли бы мы успокоение нашему мятущемуся духу, как не в сознании грехов своих, как не в горячей мольбе, дабы не воспрепятствовали успеху святого дела наша слабость и наше скудоумие? Ведь нам невозможно во время публичного собрания выразить всю нашу привязанность к нашей пастве. Подобно Иосифу, проповедник должен иногда искать места, где бы мог он излить в молитвенных воздыханиях душу свою. Как бы откровенно ни старались мы высказать чувства свои, все же кафедра стесняет нас, и только в нашей сердечной молитве можем мы вполне свободно излить всю душу свою. Если не в силах мы победить людские немощи пред Богом, то постараемся, по крайней мере, хоть умолить Его за людей. Если не можем мы ни спасти их, ни даже убедить в необходимости этого спасения, то мы можем, по крайней мере, оплакать их безумие и умолять Господа помочь им. Как Иеремия, можем мы сказать этим людям:

"Если же вы не послушаете сего, то душа моя в сокровенных местах будет оплакивать гордость вашу, будет плакать горько и глаза мои будут изливаться в слезах" (Иерем.13:17). К подобной горячей мольбе не может остаться равнодушным сердце Господне; и своевременно дарует Он успех усердному пастырю - ходатаю за грехи людей. Существует близкая связь между такими молитвенными подвигами и успехом дела, как между "сеянием слезами" и "жатвою с радостью". "Отчего так скоро всходят семена твои?" - спрашивал один садовник другого. "Оттого, что я их размягчаю", - был ответ. И мы должны размягчать наши наставления своими слезами, потому что никто столь не близок к нам, как Господь, и с радостным изумлением увидим мы, как быстро будут они тогда приносить нам плоды.

Братья мои! позвольте мне умолять вас: будьте и вы "молитвенниками!" Тогда - если и не будет у вас особенных способностей - вы будете иметь успех и без них, если будете много и усердно молиться. Конечно, если вы и не будете испрашивать Божия благословения на ваши посевы, то Он, по великой благости Своей, может и по собственной воле ниспослать его, но ожидать этого благословения в подобном случае вы не имеете никакого права, да и не может принести оно вам утешения. Вчера читал я сочинение патера Фабера, бывшего пастором в Бромптоне, - сочинение, представляющее удивительную смесь лжи и истины. Он рассказывает там следующую легенду: "Одному проповеднику, обратившему к Господу множество людей, было откровение с неба, гласившее, что ни одно из этих обращений не было вызвано его способностями или его красноречием, но что их следует приписать силе молитве одного мирянина, сидевшего во время проповедей на лесенке, ведущей на кафедру, и непрестанно молившегося за их успех". То же может статься в день Судный и со всеми нами. После долгих и утомительных трудов наших в звании пастыря мы можем тогда познать, что вся честь наших пастырских приобретений принадлежит другому зодчему, молитвы которого - золото и драгоценные камни в глазах Господа, ваша же проповедь без молитвы - лишь сено и пустая солома...

Если мы справились с нашею проповедью, то, как истинные служители Божии, мы не должны поэтому и тогда прекращать нашу молитву, потому что весь приход наш взывает к нам, как македонянин к апостолу: "Приди и помоги нам!" Если вы можете успешно молиться, то вам придется много молиться за всех, кто будет просить вашего ходатайства. Это тоже и мой жребий, и я всегда радуюсь, что имею возможность передавать моему Господу все эти прошения. Но если даже и никто не просит ваших молитв, вам все-таки всегда есть о чем помолиться. Вглядитесь хорошенько в ваших прихожан! Между ними всегда есть больные и телесно, и духовно. Одни еще не обратились к Господу, другие ищут и не находят Его. Многие унывают, а немало и таких, которые и по обращении в христианство или снова впадают в прежнее состояние, или скорбят. Вы видите слезы вдов и сирот, слезы, которые также должно собрать вам и принести к Господу. Если вы истинные служители Бога, то вы обязаны явиться пред лицом Его в полном духовном облачении своем и молить Его за всех людей, порученных вам. Я знаю пастырей, которые составляли списки лиц, за которых они считали себя обязанными особенно усердно молиться; и я не сомневаюсь, что эти списки напоминали им о многом, что позабыли бы они без этого.

Но не один только приход ваш будет изъявлять на вас свое притязание. Ваш народ и даже весь мир также имеют право на вас. Человек, сильный в молитве, есть пламенная стена для своего отечества, его - ангел-хранитель и его - щит. Мы все знаем, что враги протестантов боялись более молитв реформатора Кнокса, нежели войск. Знаменитый Уэлч был очень силен в молитвенных ходатайствах за свое отечество; он говорил, что "удивляется, что христиане целую ночь лежат на своих постелях и не встают для молитвы". Его жена однажды слышала, как горячо молился он: "Господи, даруй мне мою Шотландию!" О, если бы и мы могли также подвизаться и молить Бога: "Господи, даруй нам души наших слушателей!"

Проповедник, не молящийся усердно за свое дело, конечно, не более, как пустой, кичливый и спесивый человек. Он ведет себя так, словно вполне доверяет самому себе и не имеет поэтому нужды обращаться к Богу. Какая это ужасная, ни на чем не основанная гордость - воображать, что наши поучения, без содействия Святого Духа, могут иметь силу заставлять людей раскаиваться во грехах своих и обращаться к Богу! Если мы действительно смиренны, то мы решимся на борьбу со врагом не прежде, как получим полномочие и благословение на это от Господа воинств, как услышим Его слова: "Иди в этой силе твоей". Проповедник, нерадивый в своей молитве, должен быть таким и в остальном своем служении. Он не понимает своего звания. Он не может определить ценность души человеческой и вполне постигнуть смысл слова "вечность". Он - чиновник, увлекшийся делом проповеди, так как ему нужен лишь тот кусок хлеба, который получает пастор. Или же он - ужасный лицемер, любящий похвалу людскую и не желающий даже похвалы Божией. Он просто - поверхностный болтун, более всего имеющий успех там, где не требуется и где восхищаются лишь внешним, суетным блеском. Он не может принадлежать к числу тех, кто глубоко пашет и собирает обильную жатву. Он просто праздный человек, но не работник. Он носит лишь имя проповедника, он живет лишь видимо, но он мертв на деле. Он хромает в своей жизни, как тот расслабленный в притче, у которого одна нога была короче другой, - потому что его молитва короче его проповедей.

Я боюсь, что относительно этого нам всем следует хорошенько испытать себя. Если кто-либо из студентов решится утверждать, что он молится, сколько должно, я позволю себе сильно сомневаться в его словах. Если бы присутствовало здесь духовное лицо, священник или диакон, и стал бы утверждать то же о себе, мне сильно желалось бы тогда ближе познакомиться с этим лицом и с его внутреннею жизнью. Я могу лишь одно сказать, что сам я далеко отстал от такой особы, я лично не могу заявить подобных притязаний. Мне страстно хотелось бы иметь эту возможность. Мне совестно признаваться в этом, но я обязан это сделать. Немногие из нас могли бы сравнить себя с Уэлчом, о котором уже говорил я выше. "Он вставал, - говорит его жена, - постоянно около четырех часов и всегда очень досадовал, если видел кого из соседних ремесленников уже за работой, прежде чем он сам становился на свою молитву. Он говорил мне: "Как стыдно мне этого шума; разве я не более их должен почитать моего Господа!" От четырех часов до восьми он проводил время в молитве, духовном созерцании и пении псалмов, что доставляло ему великое наслаждение. Он упражнялся в этом каждый день и один, и вместе с своим семейством. Иногда он на целые дни оставлял все свои приходские дела и удалялся куда-нибудь в уединение, где и предавался тайным молитвенным подвигам".

А можем ли мы, не краснея, читать заметки Эдвардса о N.N.? - "Его жизнь, - говорит Эдвардс, - указывает нам истинный путь к успешной пастырской деятельности. Он искал этот путь, как воин, ищущий во что бы ни стало победы во время осады или сражения, как человек, стремящийся получить приз на бегах. Как работал он, проникнутый любовию ко Христу и к своей пастве, говоря этою любовию не только в своих поучениях, публичных и частных, но и в своей дневной и ночной молитве, в тайных подвигах пред Господом, в великих воздыханиях, - до тех пор пока услышит его Христос! Как жаждал он "благословения" своих трудов, как "соблюдал" вверенные ему души, за которые он должен будет "отвечать" пред Богом! И как сладка была, наконец, для него награда, после всех этих долгих ожиданий и бесчисленных тяжелых, приводящих в уныние неудач! Как истый сын Иакова, выдержал он борьбу со всеми страхами ночи и достиг желанного утра" (Жизнь N.N., миссионера между американскими индийцами. Джонатана Эдвардса, Ч. А. президента Коллегии в Нью-Джерси. - Лондон 1818).

И не пристыдит ли нас также дневник N.N.. где читаем следующее: "24-го сентября. Мне удалось привести в исполнение свое намерение, принятое мною вчера вечером, - посвятить сегодняшний день посту и молитве. В моей первой молитве, об освобождении меня от суетных мыслей, в которой положился я на силу и обетования Господни, моя душа с помощью Божией на долгое время отрешилась от мира. Я прочел затем историю Авраама, чтобы видеть, как милостиво открывался Господь смертным людям в древние времена. Потом, о, как пламенела душа моя в молитве о моем собственном освящении! (очищении). Эти часы были лучшими для меня во весь этот день". (Жизнь Генри Мартина, каплана Ост-Индской Компании. Преп. Джона Сарджента, Ч. А. Ректора в Лавинстоне. 1885.)

Как много теряем мы благодаря нашему нерадению к молитве, можем видеть лишь только отчасти, приблизительно. Никто из нас не знает, как бедны мы в сравнении с тем, чем могли бы быть, если бы привыкли жить в более тесном общении с Богом. Бесполезны тут наши всевозможные напрасные жалобы и предположения, гораздо полезнее было бы для нас твердо решиться на свое личное обращение в будущем. Мы обязаны это сделать. Вся тайна успеха нашей пастырской деятельности несомненно лежит в той молитвенной силе, с которой мы ищем благодати Божией.

Драгоценное благословение, о котором молит Господа пастырь в своей тайной молитве, есть нечто неописумое и несравнимое ни с чем. Его легче восчувствовать, нежели выразить словами. Это - роса Господня, это - ощущение близости Господа. Вы поймете, что думаю, если я назову это "помазанием от святого". Но что же это такое? Что значит проповедовать с помазанием? Сам проповедник прекрасно чувствует присутствие в себе этого помазания, да и слушатель скоро замечает отсутствие его у проповедника. Всякий знает, что такое раннее, свежее утро, когда на всякой травке, на всякой былинке сверкают и искрятся жемчужные капли росы, освещаемые ярким утренним солнцем, но кто может описать, кто может "вызвать" его собственною волею? В этом и тайна духовного помазания; мы чувствуем его, но описать другим не можем.

Если проповедник напускною теплотою чувства старается возбудить то же настроение в своих слушателях, то он просто обманывает их. "Выказывать притворное умиление, - говорит Ричард Сесиль, - недостойно и легко может быть открыто, но действительно чувствовать и переживать его - лучший и легчайший путь к сердцам слушателей". Помазание есть нечто такое, что нельзя воспроизвести самому, а "фальсификация" его более, нежели плоха, она просто вполне бесценна. А между тем, действительное помазание безусловно необходимо и драгоценно для проповедника, если он только хочет "назидать" своих слушателей и привести их ко Христу. Эта тайна открывается нам среди наших тайных подвигов. В это время нисходит на нас роса Господня, и мы ощущаем небесное благоухание, оживотворяющее наше сердце.

Время, употребляемое нами на эту тихую, тайную, сердечную молитву, действует на нас в высшей степени животворно. Давид "предстал пред лицем Господа". Есть что-то величественное в этих святых "стояниях". В это время человеческий дух делается необычайно восприимчив, как цветок, открывающий солнцу свои лепестки. Уединение, которого некоторые люди совсем не могут выносить, потому что оно показывает им их внутреннее убожество, такое уединение - лучше царских палат для благоразумных и мудрых.

Как ни драгоценен дар слова, но в некоторых отношениях упражнение в безмолвии много выше его. Не примите только меня за квакера! Нет, я лишь вполне присоединяюсь в этом случае к Георгу Фоксу. Я убежден, что все мы придаем слишком большое значение речи, которая есть лишь только как бы наружная оболочка нашего мышления. Спокойное рассуждение, безмолвная молитва, не нашедшие себе громкого выражения восторга - вот где находятся драгоценнейшие алмазы мира. Братья! не лишайте ваши сердца этих сокровищ, глубоко лежащих на дне морском. Не лишайте себя той жизни, которая кипит там в глубине, в непрестанном плеске среди хрупких раковин и пенистых прибрежных волн.

Я серьезно посоветовал бы вам, когда примете вы звание проповедника, соблюдать особые часы молитв. Если не освежает, не подкрепляет вашу душу ваша обычная молитва, если вы слишком утомлены, то уединитесь на неделю или даже на месяц. У нас есть дни отдохновения, почему же не назначаем мы также и дней для наших самоуглублений? Мы знаем, что некоторые из богатых студентов находят время для поездки в Иерусалим; а не можем мы разве приберечь его для тягостной, но гораздо более полезной поездки в небесную отчизну? N.N., бывший прежде проповедником в Брестоне, написавший знаменитое сочинение: "Воззрение к Иисусу", ежедогодно уединялся на целый месяц в небольшой местной хижинке близ Гарстанга. Нельзя и удивляться, что он был таким мощным богословом, если он имел подобные постоянные молитвенные общения с Богом. Я слыхал, что у католиков есть обычай устраивать особые уединенные обители, куда удаляются на определенное время духовные лица для пребывания там в полном безмолвии, посте и молитве. Мы могли бы научиться от наших противников. Как возвышенно было бы, если бы несколько истинно, духовно расположенных "братьев" уединялись по временам для своих молитвенных подвигов! Наедине, между собою, они гораздо свободнее могли бы предаваться этим подвигам. И для прихожан времена нашего "смирения и молитвы" могут принести большую пользу, если только мы будем вполне строго соблюдать их. Время поста и молитвы в нашей часовне были для нас всегда самыми отрадными; в это время словно отверсты были для нас небеса... Если бы даже пришлось уделить время для этих "особых" молитв в ущерб нашей общественной деятельности, все же это принесло бы громадную пользу нашим приходам.

Наше безмолвие может быть иногда полезнее наших поучений, если только мы уединяемся для беседы с Богом. Иероним совершил великий подвиг, оставив все занятия свои для приведения в исполнение дела, к которому чувствовал себя призванным свыше. У него был обширный приход. Но он сказал своей пастве: "Нам настоит крайняя необходимость перевести Новый Завет, и потому вы должны найти себе другого пастыря. Следует подготовить перевод, я решился удалиться для этого в пустыню и не вернусь, пока не окончу это дело". И он действительно удалился в пустыню, взяв с собою все свои рукописи. Здесь он молился, трудился и исполнил свое обещание, сделал латинский перевод Нового Завета, так называемую Вульгату. Подобно тому, как ученость и тихие молитвенные подвиги бл. Иеронима дали жизнь великому, бессмертному произведению, так быстро будет возрастать и наше духовное разумение, если мы будем время от времени заявлять нашим прихожанам: "Дорогие друзья, мы должны ненадолго удалиться, чтобы укрепить наш дух в уединении". И хотя не напишем мы после этого латинской Вульгаты, но все же будем тогда в силах совершать дела, достойные бессмертия.

4-я лекция “Наша публичная молитва”

Епископальная церковь хвалилась иногда, что ее члены посещают храмы для молитвы и для поклонения Богу, тогда как диссиденты собираются лишь для одной только проповеди. Мы ответим на это, что это верно лишь относительно некоторых, но этого нельзя сказать о всех нас. И мы собираемся для поклонения Господу и положительно утверждаем, что во время богослужений не’первенствующей церкви, т. е. нашей, также возносится столь же истинная и угодная Богу молитва, как и во время торжественнейших пышных литургий Англиканской церкви.

Но если смысл этих замечаний тот, что слушание проповеди не есть богослужение, то это великое недоразумение, потому что слушать надлежащим образом Евангелие есть одна из благороднейших форм почитания Всевышнего. Это такое упражнение, которое развивает все духовные способности человека. Благоговейное слушание Слова Божия учит нас смирению, укрепляет в вере, освещает наше сердце радостью, воспламеняет любовию, оживляет наше усердие и возносит нас к небу. Многие проповеди для нас то же, что лестница Иакова, по которой видим мы восходящих и нисходящих ангелов, а на вершине ее - Самого Господа. Часто, когда обращается к нам Господь устами служителей Своих, кажется нам, будто должны мы воскликнуть: "Это не что иное, как дом Божий, это врата небесные!" Мы славим имя Господне и восхваляем Его от всего нашего сердца, когда Он поучает нас Своим Святым Духом, дарованным Им людям. И потому не может быть и такой разницы между проповедью и молитвою, как некоторые утверждают. Одна часть богослужения незаметно переходит в другую. Проповедь часто увлекает нас к молитве и священным песнопениям. Хорошая проповедь есть угодное Богу поклонение, как откровение благодатных свойств Его. Одушевленное глубокое раскрытие Его Евангелия более чем что-либо прославляет Его. Благоговейное внимание к евангельским истинам, раскрываемым проповедником, лучшая форма почитания Всевышнего Творца и, может быть, даже наиболее духовная, к какой только способен человек. Но тем не менее, нам следовало бы - как говорит древний римский поэт - поучиться многому и от наших врагов, и очень возможно, потому что наши противники, члены Епископальной церкви, справедливо указывают на некоторые слабые стороны наших публичных богослужений. Должно признаться, что не всегда выливаются наши молитвенные упражнения в лучшую форму или не всегда исполняются у нас как следует. Существуют такие молитвенные дома, где эти упражнения далеко не столь благоговейны и пламенны, как бы мы того желали; в других же местах, напротив, усердие соединено с таким невежеством, искренность искажается столь бурными проявлениями, что никакой разумный христианин не может спокойно присутствовать при богослужении. Молиться в силе Духа Святого дано не всем нам, и не все также молятся одинаково как духом, так и сердцем. Еще многое следует улучшить здесь, в некоторых же местах это даже и крайне необходимо. И потому позвольте, дорогие братья мои, серьезно предостеречь вас, не вредите вашим богослужениям вашею свободною молитвою, а усердно старайтесь, чтобы все вообще священное служение ваше стояло на должной высоте.

Будьте уверены, что свободная, непринужденная молитва должна быть наиболее согласна со Священным Писанием. Если вы относитесь с недоверием к своим действиям, вы никогда ничего не сделаете порядочно. Будьте же твердо уверены, что вы почитаете Господа именно так, как это завещано Словом Божиим и как это угодно Господу. Выражения "читать молитвы", к которому мы так привыкли теперь (в Англии), не существует в Священном Писании, как ни богато оно драгоценными религиозными выражениями; и надо думать, его нет там потому, что не существовало тогда и подобного понятия. Где встречается у апостолов хотя бы малейший намек на литургию? Молитва в собраниях первых христиан не имела никакой определенной формы. Тертуллиан пишет: "Мы молимся без внешнего побуждения, потому что мы молимся от сердца". Иустин-мученик говорит о первенствующем пресвитере, что он "молится по мере сил своих". Не трудно указать, где и когда вошли в употребление первые литургические молитвы; они возникали и развивались в церкви постепенно. Мне очень хотелось бы побольше поговорить об этом предмете, но здесь не место для этого. Я перехожу потому далее.

Наше дело доказать превосходство свободной молитвы тем, что она совершается нами одухотвореннее и оживленнее, нежели всякая другая. Очень грустно бывает, если слушатели могут сказать: "Наш проповедник говорит гораздо лучше, нежели молится!" Это не по примеру Господа; Он говорил, как никогда еще не говорил человек. Что же касается Его молитвы, то она производила такое впечатление на Его учеников, что они просили Его: "Господи, научи нас молиться!" Когда мы молимся публично, все наши способности должны развернуться во всю свою мощь, человек должен явиться во всей силе своей. Вялое же, безжизненное бормотанье молитвы, цель которого лишь заполнить известное время в богослужении, не есть молитва. Такая молитва - скорее пытка для людей и мерзость перед Богом. В настоящее время лучший защитник всех молитвословов есть слабость, недостаточность наших непосредственных сердечных излияний. Вся тайна заключается здесь в том, что наши сердца недостаточно молитвенно настроены, как бы это должно было быть. Мы должны поддерживать непрестанное общение с Богом, иначе наша молитва будет вяла и безжизненна. Если бы снега не таяли на вершинах глетчеров и не стекали бы в ущелья, не было бы и ручейков для орошении долин. Наша тайная молитва есть подготовление к публичной, и мы не можем долго пренебрегать ею, иначе это отразится, станет заметным и в этой последней.

Наша молитва никогда не должна пресмыкаться по земле, но всегда должна парить в высоту. Когда обращаемся мы к источнику благодати, наши слова должны быть торжественны и смиренны, а не легкомысленны и громки или бесчувственны и нерачительны. Когда приближаемся мы к Господу, мы должны преклониться пред Ним благоговейно и со священным трепетом. Мы можем говорить с Ним с дерзновением, но должны остерегаться излишней смелости. Когда мы просим о чем-либо, мы должны помнить, что предстоим престолу Предвечного. И подобно тому, как придворный держит себя в королевском дворце, чем со своими товарищами, точно также и мы иначе должны держать себя на молитве. Мы заметили, что в голландских храмах присутствующие надевают шляпы, когда говорит проповедник, а как только начинает он молитву, они снимают их. Обычай этот существовал и в старых пуританских обществах в Англии и долгое время держался и у баптистов. Они надевали свои шапки в те минуты богослужения, когда, по их мнению, не было прямого обращения к Богу и снимали их, когда начиналась молитва или пение. Я считаю этот обычай неприличным.

Пусть один Господь будет целью вашей молитвы. Остерегайтесь во время молитвы бросать взгляды по сторонам, на присутствующих. Остерегайтесь пустого молитвенного красноречия ради угождения слушателям. Их молитвы не должно делать "косвенной" проповеди. Делать молитву поводом высказать свои способности - это почти богохульство. Красноречивые молитвы большею частью - грешные молитвы. Непристойно грешнику хвалиться "нарядностью" своих слов перед лицом Господа воинств небесных и в то же время искать успеха среди таких же смертных, как и он сам. Лицемеры, осмеливающиеся на это, получат должное воздаяние, но нас это должно устрашить. Тяжкое осуждение выпало однажды на долю одного проповедника, когда заметили ему, ради прославления его, что его молитва была красноречивее всего, что когда-либо слышали в одном Бостонском собрании. Мы должны стараться пробудить глубокие молитвенные настроения у тех, кто слушает наши молитвы. Но каждое наше слово, каждая наша мысль должны быть направлены к Богу и могут касаться прихожан лишь настолько, насколько это необходимо для принесения их прошений к Господу. Думайте о ваших прихожанах в вашей молитве, но не облекайте ваши слова в красивые образы ради угождения им. Обратите ваши взоры к небу, пристально обратите их к небу!

Следует избегать в молитве также и грубых выражений. Я должен признаться, что слыхал их, но считаю неполезным приводить их здесь. Теперь это делается реже. Прежде же особенно грешили этим методисты. Необразованные люди невольно употребляют некрасивые выражения, особенно, когда они возбуждены; но нам не должно взыскивать с них. Я слышал однажды, как молился один бедняк: "Господи, призри на наших детей; Ты знаешь ведь. Господи, враг расставляет им сети, преследует их, как кошка мышей!" Это выражение показалось многим смешным, но я, принимая во внимание степень образования этого человека, нашел его очень естественным и подходящим. И почти всегда кроткое наставление, пара добрых советов могут предотвратить повторение подобных выражений. Но мы, стоящие на кафедре, должны строго остерегаться, чтобы самим не впасть в такую погрешность. Биограф достопамятного американского проповедника N.N. приводит в качестве примера его "остроумия" следующее. После проповеди какого-то молодого проповедника, в которой этот последний горячо нападал на вероучение N.N. - он стал просить в заключительной молитве, чтобы Господь благословил молодого проповедника и оказал бы ему великую милость "смягчить его сердце, а также и ум". Кроме бестактности такого публичного осуждения своего собрата по званию, каждый разумный человек должен понять, что дом Божий не место для грубых шуток. Очень возможно, что молодой оратор провинился в нарушении любви к другому, но его старший сотоварищ согрешил в десять раз сильнее, выказав подобное неуважение к юному проповеднику. Царю царей подобает выслушивать от нас лишь избранные выражения.

Другая погрешность, которой следует остерегаться в молитве, это - неприятное профанирующее религиозное чувство выражения горячей любви к Господу. Когда слова "милостивый Господи", "дражайший Господи", "сладчайший Иисусе" постоянно повторяются без малейшего повода и без всякой надобности - это производит неприятное впечатление. Я должен сознаться, что не испытываю подобного впечатления, если слышу воззвание: "возлюбленный Иисусе!" из уст какого-нибудь пожилого, почтенного служителя Божия. Но когда слышу я такое сердечное, дружеское обращение поминутно сыплющееся из уст людей, вовсе не имеющих никакого "христианского" отличия, то я всегда горячо желаю, чтобы кто-нибудь научил их истинному понятию об отношении людей к Богу. Слово "возлюбленный" в нашем обыденном употреблении сделалось уже столь обычным и малозначащим, в некоторых случаях даже как бы потерявшим свой истинный смысл, что переполнение им молитвы вовсе не может служить к назиданию. Но самый сильный протест следует выразить против постоянного повторения слова "Господи", особенно часто встречающегося у новичков в деле проповеди. Поистине больно слышать, как без умолку повторяют они: "О, Господи! О, Господи!" Ведь заповедь: "Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно", есть священная заповедь, и если можно невольно, по незнанию, преступить закон, то преступление этой заповеди есть грех, и грех тяжелый. Имя Божие не должно служить нам для замещения им пустых мест в проповеди вследствие недостатка слов... Старайтесь постоянно лишь с величайшим благоговением употреблять имя Иеговы. Евреи в своих священных книгах оставляли незанятыми места, где должно было стоять имя "Иегова", или же заменяли его вокализацией имени Божия "Адонай", потому что имя Иеговы они считали слишком священным и великим для обыденного употребления. Нам можно и не быть столь суеверными, но было бы хорошо, если бы мы в данном случае имели столь же глубокое благоговение, как и Евреи. Точно также постоянное употребление: "О!" и других подобных возгласов также следовало бы значительно сократить. А этим также часто грешат молодые проповедники.

Следует затем избегать в молитве обращаться к Богу в форме требования. Прекрасно и назидательно, если духовно борется человек с Господом и говорит Ему: "Я не отступлю от Тебя, пока не благословишь Ты меня!" Но это должно быть высказано с сердечностью, а не угрожающим тоном, словно мы можем что-либо указывать Господу и силою заставить Его благословить нас. Следует припомнить, что хотя мы и можем бороться с Господом, но не должны забывать, что мы все же лишь грешные люди. Даже Иаков хромал на бедро свое после ночной борьбы своей с Богом. И Сам Господь учит нас говорить не просто: "Отец наш", но: "Отец наш, Который на небесах". В наших обращениях к Богу должна быть искренность, сердечность, - но полная благоговения; дерзновение, - но такое, которое исходит из благодати Божией и есть действие в нас Святого Духа; не смелая дерзость бунтовщика перед оскорбленным им Владыкою, а - покорное дерзновение ребенка, который боится, потому что любит, и любит, потому что боится. Никогда не принимайте хвастливого тона в молитве к Богу. К Нему нельзя обращаться, как к равному себе противнику, а следует лишь умолять Его, как своего Господа и Бога. Мы должны быть смиренны и униженны перед Ним в глубине сердец наших, и такова же должна быть и наша молитва.

Если вы говорите, что молитесь, то молитесь действительно, а не рассуждайте, не ораторствуйте о молитве. Деловые люди говорят: "Есть место для всего, и все должно иметь свое место". И потому - проповедуйте в проповеди и молитесь во время молитвы. Вставленные в молитву рассуждения о нашей беспомощности и слабости - не молитва. Зачем не становитесь вы прямо на молитву, а словно прячетесь за нее? Зачем рассуждаете вы о том, что хотите вы сделать, а не начинаете прямо действовать с помощью Божией? Начинайте же немедля просить этой помощи и обратите лицо ваше к Господу! Умоляйте Его о всех великих и непрестанных нуждах ваших прихожан; не забудьте и того, для чего собирались вы теперь. Вспомните о больных, о нищих, об умирающих, о язычниках, о евреях и обо всех забытых, обездоленных! Вспомните молодых и стариков, обратившихся уже и беспечных, верных и отпавших! Не обращайтесь ни вправо, ни влево, а направляйте ваш путь прямо перед собою по борозде истинной молитвы. Пусть будут вполне истинны и искренны ваши сознания в греховности и выражения вашей благодарности. Просите с таким дерзновением, из которого видно было бы, что вы безусловно верите Господу и не сомневаетесь в исполнении Им молений ваших. Я говорю это потому, что молитва многих производит такое впечатление на постороннего зрителя, будто они, хотя и признают ее за крайне важное, необходимое занятие, но имеют лишь очень скудное, ничтожное представление о ее пользе и значении. Вы же молитесь так, чтобы видно было, что вы уже испытали своего Господа, убедились в действительности Его помощи, и потому теперь снова приходите к Нему с полным упованием. И молитесь, чтобы молиться, а не ораторствуйте, не вставляйте проповедь в нашу молитву, - не менее еще - не употребляйте ее на то, чтобы порицать других и "облегчать свое сердце", как это делают ныне.

Великий соблазн может происходить еще от того способа, как произносятся или читаются при богослужениях положенные молитвословия. Часто церковные молитвы исполняются поспешно и в высшей степени неблагоговейно, словно какие-нибудь уличные песни. Священные слова произносятся без всякого внимания к их внутреннему значению, на манер болтовни попугая. Не изредка, но часто даже присутствуешь при таких богослужениях епископальной церкви, где взоры не только прихожан и хора, но и самого пастора блуждают по всему храму, а в чтении молитвы ясно слышится, что сердца молящихся далеко от читаемого (ради беспристрастия должно признаться, что в последнее время подобные небрежные отношения к молитве делаются там реже). Мне случалось присутствовать при погребальных обрядах англиканской церкви, которые были столь бесцеремонно "прогалоппированы", что я должен был призвать на помощь все мое уважение к священному месту, чтобы воздержаться от выражения моего негодования. Я был вне себя, видя, как поспешно "оттрепали" всю литургию в присутствии убитых горем родственников, словно предстояло пастору еще много подобной работы и он торопился во что бы ни стало скорее окончить ее. Что говорил он, какое благословение преподал своим неистовым криком, осталось для меня совершенно непонятным. Страшно, в самом деле, подумать, как эта сама по себе весьма замечательная литургия об усопших была почти совершенно уничтожена небрежным пастором и обращена во что-то ужасное, благодаря спешности и небрежности ее совершения. Я рассказал вам здесь об этом потому, что, если епископальная церковь строго критикует наши молитвенные собрания, то и мы можем ответить ей не менее серьезным обвинением. Лучше, конечно, стараться исправлять наши собственные ошибки, нежели порицать других.

Если мы хотим, чтобы наша публичная молитва была тем, чем она должна быть, она должна прежде всего исходить прямо из нашего сердца. Молящийся должен серьезно, глубоко вникнуть в предмет своего прошения. Это должна быть истинная молитва. И если это так, то она, подобно любви, покроет множество недостатков молящегося. Можно простить человеку его излишнее дерзновение и даже некрасивые выражения, если видишь, что он из самой глубины своего сердца говорит, беседует с своим Творцом и что все его ошибки происходят лишь от недостатка его образования, а не от духовных или нравственных пороков. Обращающийся молитвенно к Богу должен отдать этой молитве все свое сердце, потому что вялая молитва есть наихудшее приготовление к проповеди. Вялая молитва... что может вызвать большее отвращение в слушателях! Пусть вся ваша душа изольется в этом священном делании! Отдавайте ему все силы ваши. Молитесь так, чтобы увлечь за собою к престолу Господа всех слушателей ваших! Молитесь так, чтобы силою почивающего на вас Св. Духа выразить вам желания и мысли всех присутствующих в собрании и чтобы в вашем едином голосе соединились все сотни этих горящих священным пламенем сердец ваших!..

Затем, наша молитва еще должна быть благоразумной. Я не говорю о том, что в молитве должно упоминать о малейших случаях в жизни прихожан. Не нужно обращать публичную молитву в газету для сообщения всех недельных новостей или делать ее перечислением всех рождений, смертей и бракосочетаний прихожан, - но главные, важные события в жизни прихода должны быть молитвенно воспомянуты заботливым сердцем пастыря. Он должен возносить к престолу Всевышнего все радости, а также и все скорби своих собратий и испрашивать для своей паствы благословение Божие во всех ее испытаниях, делах, обязанностях и предприятиях. Он должен испрашивать у Бога также и отпущение всех бесчисленных грехов своих прихожан.

Далее, не делайте вашей молитвы слишком длинною. Кажется, Джон Макдональд говорил всегда: "Если вы проникнуты молитвенным духом, то не злоупотребляйте временем, не молитесь слишком долго, чтобы другие люди, не находящиеся в столь возвышенном настроении, не отстали бы от вас; а если вы не проникнуты молитвенным духом, то не молитесь слишком долго, чтобы не утомились ваши слушатели". Ливингстон говорит о Роберте Брюсе из Эдинбурга, знаменитом современнике Эндрю Мельвилля: "Никто в его время не говорил с такою силою и с такою благодатию Святого Духа, как он. Никто более его не мог похвалиться столькими обращениями, как он. Многие из его слушателей утверждали, что со времен апостольских никто не говорил с такою силою, как он... В присутствии других он молился очень кратко. Но каждая фраза его была острой стрелой, направленной прямо в небо. Я слышал, как он говорил, что он утомляется долгою молитвой других проповедников. Но когда он оставался один, много времени употреблял он на свои молитвенные подвиги". При особых случаях, когда особенно глубоко наше молитвенное настроение, можно употреблять до 20 минут на утреннюю молитву, но и это не часто. Вы не можете слишком долго молиться тайною сердечною молитвой... Здесь мы не ограничиваем вас ни 10-ю минутами, ни 10-ю часами, ни даже 10-ю неделями, если вы того желаете. Но мы говорим о публичной молитве, исполняемой перед проповедью или после нее, а для этой молитвы длительность ее в 10 минут предпочтительнее 15 минут. Из тысячи людей один разве пожалуется на краткость вашей молитвы, а целые толпы их будут говорить, напротив, что продолжительность ее утомляет их. "Он привел меня в хорошее настроение своею молитвою, - сказал однажды Георг Уайтфильд об одном известном проповеднике, - и если бы он остановился тогда, все было бы прекрасно, но он продолжал и испортил мне мое хорошее настроение своею молитвою". Господь еще выказывает Свое безмерное долготерпение, щадя подобных проповедников. Они приносят столь громадный вред своей пастве, а Он все терпит их по милосердию Своему и дозволяет еще им продолжать служение Ему. Я жалею тех несчастных, которые обязаны целых 25 минут выслушивать публичную молитву перед или после проповеди, и потом еще просить у Бога прощения за краткость ее!..

Итак, сокращайте ваши молитвы перед проповедью по многим причинам. Во-первых, потому что вы утомите и себя и ваших прихожан; во-вторых, потому что слишком длинная проповедь отнимает у слушателей все удовольствие слышать ее. Сухой, тяжелый, многоречивый поток молитвенных слов притупляет внимание слушателей, притупляет, как бы закладывает слух их. А между тем, никоим образом не следует закладывать землею или камнями ухо слушателя - эти врата, ведущие нас прямо к сердцу. Эти врата должны быть вполне свободны, чтобы ввести в них святое Евангелие. Длинные молитвы состоят большею частью из повторений или из бесполезных разъяснений, которые вовсе не нужны Богу, или же нисходят на степень обыкновенной проповеди. Вовсе не нужно повторять на молитве весь катехизис. Не нужно также излагать в ней свои собственные и чужие испытания. Нет надобности также приводить целый ряд выписок, начиная от Давида и продолжая Даниилом и Новом, Петром и Павлом и т.д., - с неизменным оборотом: "Так говорил издревле раб Твой". Необходимо приближаться к Богу в молитве, но никто не потребует от вас так затягивать ее, чтобы все слушатели начали с нетерпением ожидать вашего "аминь".

Я не могу воздержаться здесь, чтобы не дать маленький совет: не делайте так, будто вы хотите закончить, и вдруг начинаете снова и молитесь еще целых пять минут. Если слушатели ваши видят, что вы уже заканчиваете молитву, они не в состоянии внезапно снова напрячь должное внимание. А я знал таких проповедников, которые подавали слушателям вид, что они уже заканчивают свою молитву, и потом снова два или три раза начинали ее. Это в высшей степени неразумно и неприятно действует на присутствующих.

Еще другое правило: избегайте слишком "образных" выражений. Братья мои, вам совсем не требуются эти некрасивые обороты; оставьте их, их время уже прошло. Я не знаю, как достаточно строго вооружиться против этих надутых выражений в области молитвы. Некоторые из них - простые выдумки, другие - места, заимствованные из апокрифов; есть, наконец, и такие, которые взяты из Священного Писания, но совершенно искажены в народном употреблении. Еще в 1861 году писал я в одном из наших журналов следующие строки относительно подобных некрасивых выражений: "Подобные стереотипные выражения в молитвах большое зло. Кто может защищать, например, столь любимую фразу: "Мы не хотим врываться к Тебе, подобно тому, как безрассудно (!)стремится в сражение конь". Как будто кони могут действовать с рассуждением и как будто не лучше было бы толковать о силе и мощи коня, нежели о неповоротливости и глупости осла!

Еще пример: "Твой жалкий, недостойный прах есмь", - это титул, который даруют себе наиболее высокомерные люди в собраниях верующих, зачастую даже самые богатые и наиболее "светски" настроенные. Мы слышали об одном благочестивом человеке, который, прося благословения своим детям и внукам, так затмился блеском этого выражения, что вскликнул: "О, Господи! благослови Твой прах и Твоего праха прах, и прах праха от праха Твоего!" Когда Авраам сказал: "вот, я решился говорить Владыке: я, прах и пепел", - это выражение его было очень прилично и трогательно; но если исказить его, злоупотреблять им, то оно совершенно меняет свой характер.

Я заметил, что некоторые молятся с открытыми глазами. Этот обычай неестествен, неприличен и действует неприятно. По временам вполне прилично и трогательно открыть глаза и возвести их к небу, но смотреть по сторонам в то время, как обращаешься с молитвою к невидимому Богу, это просто неприлично. Еще в первые века христианства сильно восставали против этого неприличного обыкновения отцы Церкви. Не следует также и жестикулировать во время молитвы. Можно еще позволить себе иногда поднимать руки, как во время проповеди; иногда это может быть очень кстати.

Соблюдайте различие в порядке ваших молитвословий. Вашего внимания требуют многие: весь приход со всеми своими слабостями, падениями, скорбями и утешениями; весь окружающий мир, соседние общины, еще необращенные слушатели, дети, словом - вся страна. Вам не следует молиться каждый раз обо всем этом, иначе слишком длинна и неинтересна будет ваша молитва. Но что выше всего стоит в вашем сердце, о том должны вы и молиться прежде всего. С помощью руководящего нами Духа Святого можем мы распределить предметы наших молитв, вследствие чего все богослужение, вместе с пением и проповедью, обращается в одно гармоническое целое. Подобное единство богослужения, не рабски, а разумно поддерживаемое, очень привлекательно и возвышает впечатление целого. Но некоторые проповедники не в силах даже поддержать этого единства, а "странствуют от Англии до Японии и вплетают в него всевозможные, встречаемые ими предметы. Вы же, достигшие единства в вашей проповеди, вы должны идти еще далее, развить известную степень единства и во всем богослужении, так чтобы один и тот же предмет занимал первое место и в пении, и в молитвословиях, и в чтении. Нельзя рекомендовать обычай некоторых проповедников толковать еще раз в последней молитве о предмете своей проповеди. Может быть, это и поучительно для слушателей, но молитве подобные цели чужды. Это хвастливо, неприлично, по-школьнически. Не подражайте этому обычаю.

Еще, как ядовитой змеи, бойтесь стремления выказывать в вашей публичной молитве притворное вдохновение или восторженность. Не старайтесь казаться вдохновенными. Молитесь так, как то повелевает вам ваше сердце под влиянием Духа Божия, и если почувствуете свою сухость и утомление, обратитесь прямо к Господу. Ничего не будет дурного, если вы прямо сознаетесь Ему и будете просить Его о помощи и руководстве. Это будет истинно-угодная Ему молитва, но притворная теплота есть позорная ложь. Не подражайте тому, кто действительно вдохновлен. Быть может, знаете вы какого-нибудь благочестивого проповедника, глубоко вздыхающего в подобное время, или же такого, голос которого делается тогда крикливым. Так не визжите же вы и не стенайте, чтобы показаться столь же углубленными в молитву, как они. Будьте всегда как можно проще и естественнее и просите Бога руководить вами во всем.

Наконец, скажу вам еще: приготовляйтесь к вашей молитве. Вы с удивлением смотрите на меня и спрашиваете, что я разумеваю в данном случае. И я отвечу вам следующее. Однажды возник вопрос в одном собрании проповедников, следует ли проповеднику приготовляться к молитве? Некоторые ответили отрицательно и вполне доказали это. Другие же столь же решительно ответили: да! и противоречить им также оказалось нелегко. Я думаю, что обе партии были правы. Первые понимали под словом "приготовление" к молитве предварительный подбор выражений и последовательность изложения известных мыслей; все это, говорили они, не подходит к богослужению, так как, совершая его, мы предаем себя руководству Духа Божия, Который и внушает нам, о чем и как говорить. Мы вполне согласны с этими замечаниями, потому что если написать вперед свою молитву и выучить наизусть все свои прошения, то лучше уже прямо читать молитвы по книге. Вторая же партия понимала под словом "приготовление" нечто совсем иное, а именно - подготовку не разума, а сердца, состоящее в серьезном предварительном обсуждении важного значения молитвы в размышлениях о том, что требуется для назидания душ, в созерцании обетовании, на которые мы можем сослаться; чрез подобное подготовление мы предстанем Господу с молитвою, написанною на скрижалях нашего сердца. Во всяком случае, это лучше, нежели стремглав броситься к Нему, ничего не обдумав, "наудачу", без определенной цели или желания. "Я никогда не устаю молиться, - сказал кто-то однажды, - если постоянно думаю об определенной цели моей молитвы".

Братья, такова ли и ваша молитва? Стремитесь ли вы достичь подобающего настроения, когда собираетесь руководить молитвою ваших прихожан? С должным ли усердием представляете вы Господу ваши прошения? Я чувствую, дорогие братья, что нам следует готовиться к публичной молитве нашею тайною, сердечною молитвою. Близким общением с Богом должны мы стараться поддержать в себе молитвенный дух, и тогда наши молитвы будут именно такими, какими они должны быть. Что еще можно позволить себе сверх этого, это - изучение наизусть псалмов и других мест Священного Писания, знание которых может принести нам пользу в нашей молитве. О Златоусте рассказывают, что он так хорошо знал Библию, что мог прочитать любое место наизусть; и не мудрено поэтому, что он получил наименование "Златоустого". И в нашем общении с Богом самый приличный для нас язык - это употреблять слова Святого Духа. Мы советуем поэтому лучше запечатлеть в памяти вдохновенные молитвенные излияния Священного Писания. Постоянное чтение его будет обогащать нам ум. Семена молитвы, посеянные таким образом в нашем сердце, несомненно постоянно будут приносить нам золотую жатву. И как Давид воспользовался впоследствии мечем Голиафа, так и мы постоянно будем пользоваться священными словами, споспешествующими исполнению наших прошений.

5-я лекция “Содержание проповеди”

Да будут ваши молитвы горячи, живительны, пламенны и достойны быть услышанными. Молю Господа, чтобы вы могли наилучшим образом научиться служить Ему в ваших публичных молениях. Да будут ваши молитвы просты и искренни. И если случится когда, что не будут вполне удовлетворены прихожане вашею проповедью, да восчувствуют они в то же время, что ваша молитва за все вознаградила.

Многое еще можно и должно было бы сказать об этом предмете но ни время, ни силы наши не позволяют нам сделать этого и потому мы заканчиваем нашу лекцию.

Все проповеди должны иметь определенное содержание, которое должно быть живым, жизненным, сильным, веским и назидательным. Мы всходим на кафедру не для того лишь, чтобы показать свое красноречие, а для того, чтобы преподать слушателям в высшей степени серьезные, глубокие истины, истины жизни, и не можем потому отделываться лишь одними красивыми, но ничего не выражающими фразами. Область, откуда черпаем мы наши мысли, почти безгранична, и вследствие этого мы не имеем извинения, если будет суха и безжизненна наша проповедь. Если мы говорим к народу в качестве посланников Божиих, мы не смеем жаловаться на недостаток материала, потому что то, что мы должны передать ему, само по себе уже переполнено этим материалом. Мы должны изложить все Евангелие с нашей кафедры; мы должны проповедать с высоты ее современным христианам всю веру, некогда врученную людям самим Господом и апостолами. Истина, заключающаяся в учении Христа Иисуса, должна быть преподана народу таким образом, чтобы он не только услышал святое благовестие, но и понял его. Мы служим не у алтаря "неведомого Бога"; мы проповедуем как почитатели Того, о Котором написано: "Потому уповают на Тебя ведущие имя Твое". Очень полезно уметь "расположить" проповедь, но как быть, если не имеется материала для этого "расположения?" Кто умеет лишь "располагать", тот подобен человеку, превосходно владеющему резать мясо, но стоящему пред пустым блюдом. Лишь простые комедианты могут воображать, что они совершили все должное, если начали свою проповедь приличным, интересным введением, произнесли ее бегло и красиво и заключили громко и пышно. Истинный же служитель Христа знает, что первое, главнейшее достоинство проповеди заключается не в ее внешнем изложении, но в тех истинах, выражением которых служит она. Ничто не может в этом случае заменить бедность содержания и назидательности. Все красноречие мира не более, как пустая солома в сравнении с полевым пшеничным колосом. Евангелие - это благовестие нашего настоящего и будущего блаженства, есть красноречие жизни, а не пустых слов. Как ни красива цветочная корзина, но что в ней, если она пуста? И красноречивейшая проповедь, лишенная благодатного внутреннего содержания, есть лишь жалкое пустословие. Она, подобно облаку, проносится над головами слушателей, не роняя ни капли животворного дождя на иссохшую землю. И души, созревшие уже в сознании своих духовных нужд, испытывают, слушая ее, лишь тяжелое разочарование или даже получают от нее еще больший вред. Слог проповеди может быть так восхитителен, как произведения той писательницы, о которой сказали: "Она пишет хрустальным пером, окунутым в раннюю, свежую росу, пишет на серебряной бумаге и вместо песку употребляет пыль с крыльев бабочек". Но если дело касается спасения людей, души которых в опасности, то все это изящество "менее, чем ничто".

Лошадей не ценят по богатству их упряжи, но по их собственной красоте сложения и по их породе; так и проповеди, выслушиваемые разумными слушателями, ценятся по мере заключающихся в них евангельских истин и по мере и силы евангельского духа. Братья, взвешивайте лучше ваши проповеди! Уступите в мелочах, но старайтесь более о целом. Не заботьтесь о большем количестве произносимых вами слов, но стремитесь возвысить ценность их внутреннего содержания. Безумно показывать расточительность в словах и вместе - скупость в изложении истины. Действительно можно согласиться, что потерял разум тот человек, которому приятно будет, если скажут про него то, что сказано про Грациано в "Венецианском купце" Шекспира: "Грациано произносит массу ничтожностей, более чем кто-либо из всех жителей Венеции; основание его речей - это 2 зернышка пшеницы, спрятанные в 2 четвериках соломы; целый день проищешь, пока найдешь их там; а когда найдешь наконец, то они не стоили и поисков".

Прекрасно, если стараются действовать на чувства слушателей, но и тут требуется помощь истинного назидания; без нее это - лишь легкий удар в ружейную полку, когда порох уничтожается, но пуля не вылетает. Будьте уверены, сильнейший зажигающий фитиль огонь разрешится лишь одним дымом, если не будет он поддержан горючим веществом "назидания". Божественное правило - "вложить" закон в "мысли" и "написать" его потом "в сердцах": сначала просвещается разум, а затем уже побеждаются страсти. Прочтите Евр.8:10 и поступайте по примеру Господа. Можно привести здесь замечание об этом месте Писания: "Проповедники должны подражать в этом Самому Господу и, насколько это возможно для них, назидать народ в таинствах благочестия, поучать его, как должно веровать и жить, а затем уже - стараться воспламенить его - усердно выполнять то, чему он научился. Иначе безуспешен будет ваш труд. Пренебрежение этим и есть главная причина большинства ошибок современного человечества". Я мог бы присовокупить к сказанному, что последние слова еще более относятся к нашему времени, когда среди христиан различные учители производят страшные опустошения. Здравое учение есть лучшая защита против всех лжеучений, давящих нас и справа и слева.

Здравое изложение истин Священного Писания есть то, чего желают наши слушатели и что они должны получить от нас. Они вправе ждать от нас правильного толкования Священного Писания, и если вы подобны "ангелу наставнику, одному из тысяч", о котором говорит Иов (33:23), если вы истинные посланники Божии, то вы вполне удовлетворите ваших слушателей. Если же случится, что не будет достаточно назидательности в вашем толковании истин, то это будет очень плохо, так плохо, как если бы в хлебе не было вовсе муки... Многие проповеди, если рассмотреть их не со стороны объема, а со стороны основательности их внутреннего содержания, представляют собою лишь жалкие образцы лжеблагочестивого красноречия. Мне кажется, очень правдиво следующее замечание. Когда кто-либо слушает лекцию об астрономии или о геологии, то очень скоро получает правильное понятие о системе, мировоззрении читающего наставника. Если же послушать обыкновенного типа проповедников, то не только в течение 12 месяцев, но даже и в течение 12 лет не получишь определенного представления об их богословской системе. Если это верно, то, конечно, это большое зло, о котором нельзя достаточно пожалеть. Неясные выражения многих о величайших божественных истинах, туманные представления других об основных учениях Слова Божия, к сожалению, доставили критике обширное поле для критиканства. Братья, если вы не истинные богословы, то вы - ничто в вашем звании проповедника! Вы можете быть прекрасными ораторами и произносить превосходные речи, но без истинного познания Евангелия и без способности проповедовать его другим, вы будете лишь "медь звенящая или кимвал звучащий". Пустословие часто служит фиговым листком, прикрывающим богословское невежество проповедника. Вместо здравого и истинного назидания предлагаются напыщенные выражения, вместо сильных, дельных мыслей - громкие риторические фразы. Не должно бы этому быть, дорогие братья. Излишек бессодержательной декламации и недостаток духовной пищи превращает проповедническую кафедру в сосуд напыщенного пустословия и вызывает со стороны слушателей презрение вместо уважения. Если мы, проповедники, не можем наставлять своих прихожан, не можем дать им истинной духовной пищи, то лучше нам попробовать свои силы на другом поприще... Иначе мы уподобимся императору Нерону, занимавшемуся музыкой в то время, когда горел Рим, и посылавшему в Александрию суда за песком для своей театральной сцены, тогда как весь народ его умирал от голоду.

Мы настаиваем поэтому на том, чтобы всякая проповедь имела обильное назидательное содержание; а затем требуем, чтобы это содержание соответствовало тексту. По правилам риторики содержание проповеди должно вытекать из текста, и чем яснее это выполнено, тем лучше; во всяком случае, оно должно, по крайней мере, стоять к нему в близком отношении. Можно оставить большое поле для духовного истолкования; но только эта свобода не должна вырождаться в распущенность и никогда не следует забывать связи между проповедью и текстом. Недавно пришлось мне услыхать странный текст, который может быть и подходящим, и неподходящим, смотря по тому, как взглянуть на него. Один помещик раздал всем бедным старушкам в своей деревне ярко-красные шали. Нарядившись в них, старушки явились на другой день в церковь и разместились как раз перед самою кафедрой, с высоты которой и раздался текст проповеди одного из проповедников: "И Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них". Рассказывают еще, что позднее, когда тот же благотворитель прихожан подарил каждому семьянину в деревне по мере картофелю, то пастор сказал проповедь на текст: "И говорили они между собою: это манна!" Не знаю уже, подходит ли этот текст в данном случае; но думается, все это не было весьма умно...

Многие проповедники прощаются обыкновенно с текстом тотчас же по произнесении его. Оказав избранному месту честь прочитать его, они не знают, что им делать с ним далее. Они, так сказать, надевают на этом самом интересном месте шляпу и идут далее искать новых, свежих полей и лугов... Но для чего же им тогда и текст? Зачем же они так принуждают, так стесняют им себя? Для чего употребляют они текст вместо подставки, чтобы влезть на своего неоседланного Пегаса? Поистине, слово Божие не на то дано нам, чтобы служить сапожными ушками, посредством которых подобные пустословы могли бы надевать свои семимильные сапоги и путешествовать в них от полюса до полюса!

Лучшее средство для сохранения разнообразия в проповеди заключается в том, чтобы проповедник обращал особое внимание на внутренний сокровенный смысл каждого избранного места. Двух совершенно одинаковых по смыслу текстов быть не может; что-либо непременно дает каждому месту, по-видимому тождественному с другим, особую окраску, особый оттенок. Не сбивайтесь с пути, открытого вам в молитве, и вы никогда не будете повторяться или иметь недостаток в материале. Проповедь особенно сильно действует на совесть слушателей, когда она представляет собою слово, исходящее как бы из уст Самого Бога, когда она представляет собою не лекцию о Священном Писании, но как бы само Писание. Мы так многим обязаны богодухновенности Св. Писания, что, если беремся проповедовать на какой-либо текст, не должны отставлять его в сторону, чтобы освободить место для наших собственных измышлений.

Если же вы, братья, привыкли точно придерживаться смысла Священного Писания, то я посоветовал бы вам придерживаться и самих слов, употребленных в Писании Самим Духом Святым; потому что хотя во многих случаях не только позволительны, но и вполне уместны проповеди на общие назидательные темы, однако такие проповеди, которые представляют собою изложение богодухновенных слов Священного Писания, наиболее полезны и наиболее любимы нашими прихожанами. Они особенно любят, когда излагаются и истолковываются им и сами священные слова. Люди не всегда способны понять смысл Писания - кроме некоторых, общеизвестных его мест - и рассмотреть истину, лишенную некоторым образом как бы своих телесных покровов. Когда же слова Св. Писания часто повторяются и изъясняются так, как например, изъяснял их м-р. И. в Боте (знаменитый проповедник в Англии, умерший в половине этого (XIX-го) столетия и оставивший много печатных проповедей), то слушатели получают гораздо более назидания и слышанное лучше укореняется в памяти слушателей. Итак, вы имеете обильный материал для ваших проповедей, ежеминутно, ежесекундно произрастающий для вас из самого богодухновенного, вечно живого и нового Слова Божия, подобно тому, как вырастают прямо из земли фиалки и примулы или как вытекает медь из сотов.

Старайтесь, чтобы все, что вы проповедуете, было действительно назидательно и имело значение в жизни человека. Не возводите вашу постройку из дерева, сена или соломы, но из золота, серебра и драгоценных камней. Едва ли следует предостерегать вас от еще более грубого унижения кафедры, - иначе можно было бы привести здесь пример знаменитого оратора N.N. Этот болтливый искатель приключений имел обыкновение избирать предметом своих шутовских ломаний на кафедре в течение недели события данного дня, а по воскресеньям подобным же образом излагал различные богословские темы перед своими слушателями. "Славу" его составляли его пошлые остроты, а также тон его голоса и жестикуляция. Один сатирик говорит о нем: "Неудержимо стремится с его уст поток бессмыслицы". Но лучше было бы, господа, нам совсем не родиться, если бы кто мог справедливо сказать нечто подобное и про нас; хотя бы из опасения потери нами вечного блаженства обязаны мы говорить на кафедре лишь о высоких истинах вечности, но ни о чем земном. Есть много и других еще более увлекательных способов построения этих построек из сена и соломы, но не подобает нам обольщаться ими. Это замечание особенно важно для тех господ, которые смешивают в своих проповедях громкие фразы и латинские цитаты с истинною глубиною мысли. Некоторые преподаватели гомилетики советуют - если не словами, то своим примером - именно употребление подобных фраз и громко звучащих слов. Эти преподаватели очень опасны для молодых проповедников. Вообразите себе проповедь, начинающуюся следующим мощным и изумительным уверением, которое должно вызвать в вас чувство возвышенного и прекрасного: "Человек - существо нравственное!" Этот гениальный проповедник также хорошо мог бы воскликнуть: "Кошка имеет четыре лапы!" Первое замечание было бы столь же изумительно, как и другое. Я припоминаю проповедь одного писателя, считавшего себя глубоким мыслителем, доведшего слушателей чуть не до отупения своими шестифутовыми словами. Но если бы проварить их хорошенько, они могли бы быть сведены к следующему краткому экстракту: "У человека есть душа, эта душа будет продолжать жить в будущем мире, и потому ему должно заботиться, чтобы она получила там вечное блаженство". Никто не может ничего возразить против этой истины, но ведь она не представляет собою такого нового открытия, которое должно быть непременно возвещено барабанным боем и целой фалангой пышных фраз для того, чтобы обратить на себя внимание общества. Искусство высказывать самые обыкновенные истины громкими, пышными и хвастливыми фразами еще не окончило у вас своего существования, хотя полная, окончательная гибель его была бы (чтобы выразиться подобною же "звонкою" фразой) "настоящею катастрофой", которой горячо должно желать наше религиозное сознание. Подобные проповеди обыкновенно считаются образцами совершенства, но в действительности ведь они не более, как воздушные пузыри, не имеющие почти никакого веса, но которые можно раздуть до такой степени, что они сделаются похожими на те разноцветные шары, что продаются на улицах для забавы наших детей. Это сравнение подходит сюда, к сожалению, еще и потому, что к подобным проповедям, как и к тем детским цветным шарам, примешиваются часто ядовитые вещества для их окраски, - вещества, вредно действующие на некоторые слабые умы. Позорно входить на кафедру для того, чтобы излить на прихожан целые потоки пустых слов, пенящиеся до бесконечности водопады громких фраз, среди которых растворены всего лишь несколько всем известных и понятных истин, словно гомеопатические капли в целом океане пустословия. Поистине лучше преподать людям необработанные истины, куски сырого мяса, разрубленные на чурбане мясника, нежели с изысканною учтивостью подать им на дорогом фарфоровом блюде восхитительный кусок "ничего", украшенный зеленью поэзии и облитый соусом "ломанья".

Великое счастье будет для вас, если вы будете так руководимы Святым Духом, что в силах будете всегда ясно излагать все Евангельские истины. Ни одна истина не должна быть скрыта. Учение о "мысленном умолчании", столь гнусное для нас в устах иезуитов, нисколько не делается лучше, если оно принимается нами. Совершенная неправда, что некоторые истины только для "посвященных", в Библии нет ничего, что бы боялось освещения. Умалчивание ради осторожности есть трусливая измена в девяти случаях из десяти. Лучшая политика заключается в том, чтобы вовсе не вести политики, но передать людям каждый атом истины, преподанной нам Богом. Законы гармонии требуют, чтобы голос одной истины не заглушал бы все остальные; они требуют также, чтобы тихие, нежные звуки не пропадали бы среди шума и грома других. Каждый звук, предписанный Верховным Руководителем, должен быть исполнен правильно и каждая нота должна звучать с соответствующей силой. Каждая нота должна выделяться с подобающей ясностью. И вашей темой, вашей задачей должны быть вся открытая вам Богом истина во всей ее гармонической пропорциональности.

Наконец, если вы намерены, братья, излагать в ваших проповедях великие, вечные истины, то вы не должны, так сказать, цепляться за них со всех сторон. Поучения, не имеющие решительного значения для спасения души и не существенные в деле практического исполнения истин христианства, не должны излагаться при каждом богослужении. Все должно быть соразмерно, потому что в Священном Писании все важно и необходимо. Вы обязаны проповедовать всю великую Истину, а не только частицы ее. Не будьте потому односторонни. Нос, например, одна из главных частей человеческого лица; но если кто будет постоянно рисовать один только нос, тот никогда не получит изображения всего лица. Так и одностороннее поучение, как ни дельно оно, если злоупотреблять им, никогда не приведет ваше служение к одному гармоническому целому. Не обращайте второстепенных пунктов в главные. Не изображайте заднего фона Евангельских событий такими же яркими красками, как вы изображаете все великое, стоящее на переднем плане. Так, например, разве могут быть назидательны для слушающей вашу проповедь бедной вдовы с семью ребятами, живущей лишь трудом рук своих, ваши рассуждения о великих задачах сублапзарианизма и супралапзарианизма или различные хилиастические системы?.. Не интереснее ли было бы для этой бедной вдовы выслушать проповедь о милосердии Господа, о Его попечительности и заботливости о Своем творении, нежели слушать речь о тех глубоких тайнах? Если будете вы говорить ей о неизменной благости Господа к людям Своим, вы утешите ее в ее жизненной борьбе, но вашими рассуждениями о тех серьезных вопросах вы лишь смутите ее, или - наведете на нее сон... А ведь таких слушателей у вас сотни, и все они поручены вам. Главною темой нашей должна быть радостная весть, ниспосланная нам с неба: весть о нашем спасении через все искупляющую крестную смерть Христа, весть о той великой благодати, обещанной всякому, даже наивеличайшему грешнику, если только он горячо верует в Иисуса Христа.

В великом деле проповеди Евангелия мы обязаны напрячь все силы нашего разума, нашей памяти, все наше воображение и красноречие, а не обращать наше внимание лишь на второстепенные предметы. Проповедью Евангелия, этой благой вести, мы должны заняться гораздо серьезнее, чем всяким другим попавшимся нам на дороге предметом. Будьте уверены, что, если бы мы обладали умом Локка или Ньютона или красноречием Цицерона для возвещения лишь слов: "Веруй и живи этою верой", эти качества вовсе не оказались бы лишними для нас. Прежде всего поэтому, братья, проповедуйте простое Евангельское учение! Непрестанно возвещайте вашей пастве единую спасающую ее истину распятого Христа. Я знаю одного проповедника, которому я недостоин развязать ремень его обуви, но проповеди которого суть лишь священные картинки - миниатюры... Я едва было не сказал даже: священные игрушечки. Он превосходно описывает десять рогов "зверя" и четыре лица Херувимов, прекрасно говорит о духовном значении верхнего покрова скинии, о типологическом значении составных столбов ее ковчега, завета и окон Соломонова храма; но о людских грехах, об искушениях, о нуждах современных людей - обо всем этом он почти и не касается в своих проповедях. Подобные проповеди напоминают мне льва, занимающегося ловлею мышей, или военный корабль, гоняющийся за упавшею в море пустою бочкою. Предметы, едва равняющиеся по значению приводимым апостолом Павлом "иудейским басням", возводятся в нечто чрезвычайное этими микроскопическими богословами, для которых пикантность подобных расследований несравненно привлекательнее спасения душ их паствы. Может быть, вы когда-либо читали во всемирной истории о том, что царь персидский был известен как ловкий охотник за кротами, или что другой, лидийский царь, прекрасно изготовлял швейные иглы; но ведь эти занятия их еще не доказывают нам, что они были великими славными государями. И в нашем делании такие недостойные занятия, вполне не соответствующие нашему званию "посланников Божиих", не должны иметь места.

Некоторых людей, как некогда афинян, постоянно преследует желание слышать новое, говорить о новом. Они хвастаются своим озарением, считают себя получившими особое вдохновение свыше, дающее им право осуждать всех, не принадлежащих к их братству. Но тем не менее полученное ими "откровение" свыше часто сводится лишь к одной только внешней стороне богослужения или к толкованию темных пророческих мест Писания. О подобных проповедниках можно сказать словами поэта про океан, который "вздымает бурю, чтобы показать на своих волнах легкое перышко, или потопить в них муху". Но еще хуже те, которые сеют среди верующих сомнения относительно подлинности некоторых мест или верности естественно исторических данных Священного Писания. С болью в сердце вспоминаю я при этом слышанную мною в одно воскресенье речь - называвшуюся "проповедью", - предметом которой было ловкое рассуждение о том, действительно ли сходил ангел возмущать воду в Силоамскую купель "Вифезда", или это был лишь перемежающийся источник, о котором суеверие евреев создало целую легенду. Больные, умирающие почти люди собрались, чтобы услыхать утешительное слово о пути к вечному блаженству, и были награждены подобными пустяками! Они пришли за хлебом и получили камень; овцы устремились к своему пастырю, но не получили от него никакой пищи. Нужно сказать, редко приходится мне слышать настоящую, дельную, хорошую проповедь; когда же это случается, почти всегда бываю я очень несчастлив. Одна из последних проповедей, слышанных мною, имела предметом защиту Иисуса Навина относительно истребления хананеев, а в другой всячески старались доказать, что не хорошо человеку быть одному... Я не мог узнать, много ли душ обратилось ко Христу, слушая эти проповеди; но я имею основание думать, что чувство небесной радости не согрело в это время сердца слушателей.

Следующее замечание мое, думается, будет излишним для большинства случаев, почему я и стесняюсь немного заявлять его: не обременяйте вашу проповедь излишним материалом. Все истины не могут быть втиснуты в одну проповедь. Проповеди не должны быть учебниками богословия. Легко может случиться, что если говорить много и долго, то можно пресытить слушателей вместо того, чтобы возбудить в них еще большее желание, еще большую жажду духовной пищи. Один старый проповедник во время прогулки, обратив внимание своего юного товарища на поле ржи, сказал: "В вашей последней проповеди было слишком много материала, и он был недостаточно ясно и прилично расположен; ее можно уподобить этому полю, на котором много питательного вещества, но оно еще не пригодно в пищу. Между тем ваша проповедь должна уподобляться хлебу, в котором питательное вещество уже переработано и готово для употребления. Я думаю, что головы наших слушателей не могут теперь воспринимать в себя столько богословия, сколько воспринимали его головы наших предков, потому что они могли слушать по 3-4 часа без перерыва, принимать в себя до 16 унций богословия, неприготовленного и ничем неразбавленного. Наше более слабое поколение едва переносит и одну унцию его, да и то в виде концентрированного экстракта или выработанного из него масла, а не чистую субстанцию богословия. Наша современная задача заключается в том, чтобы высказать в немногих словах многое, но не излишнее и без особо длинных разъяснений. Одна мысль, запечатленная в уме, гораздо лучше пятидесяти, но лишь пролетевших мимо ушей. Один хорошо и крепко вколоченный гвоздь держит лучше, нежели целая дюжина только лишь воткнутых в стену гвоздиков, которые легко можно вытащить все в один раз.

Наш материал должен также быть хорошо расположен, согласно уже издавна испытанным законом духовного зодчества. Ваша мысль должна взбираться, восходить кверху; с каждым этажом должны возвышаться и ваши поучения, каждая дверь должна вести от одного ясного доказательства к другому - и вся постройка должна, наконец, привести слушателя в прекрасную палату, из окон которой он увидит сияющую небесным светом истину. И к проповеди также относится известный девиз: все хорошо на своем месте. Соблюдайте порядок в ваших проповедях. Не разбрасывайтесь мыслями, но располагайте их возможно стройнее. Порядок - этот высший небесный закон - не должен быть в пренебрежении у посланников неба.

Проповедуемое вами учение должно быть изложено вполне ясно и понятно и не должно давать повода к недоразумениям. И для этого, прежде всего, пусть оно будет ясно для вас самих. Некоторые проповедники словно окружены каким-то паром и проповедуют в облаках его, проповедуют как бы окруженные туманом и проповедуют туман. Ваши прихожане должны быть приведены вами к твердому материку истины, а не блуждать в светящемся тумане ваших разглагольствований. Философские размышления приводят некоторых в полуопьяненное состояние, в котором они или ничего не видят, или же все представляется им в ненадлежащем виде. Сочинители сенсационных романов кружат головы многим честным людям, усердно старающимся понять их фантазии, воображая таким образом подняться на вершину современных знаний. Не для того ли посещаем мы театр, чтобы быть в состоянии правильно судить о новых пьесах? Не для того ли присутствуем мы при скачках, чтобы иметь правильное понятие об этих народных удовольствиях и связанных с ними состязаниях? Я, с своей стороны, думаю, что можно сравнить читателей невероятных сочинений с проповедниками, о которых мы ведем речь. Если бы люди не обращали никакого внимания на эти мертворожденные произведения прессы, они давно исчезли бы из продажи. Истинный проповедник не должен подчиняться никакому внешнему влиянию, и только при этом условии будет он вполне понятым своими прихожанами. Кто хочет произвести впечатление, тот должен прежде всего быть понят. Если твердо намерены мы предложить нашим прихожанам святую истину, чистое учение, вполне согласное с Св. Писанием, и если мы передадим им это в таких выражениях, которые не произведут ни малейшего затемнения в их мыслях, то тогда лишь будем мы настоящими пастырями стада Христова и тогда лишь мы убедимся в духовном преуспеянии наших слушателей.

Старайтесь, чтобы содержание ваших проповедей было, сколь возможно, ново и жизненно. Не останавливайтесь на каких-нибудь пяти-шести предметах, чтобы с утомительной монотонностью постоянно возвращаться все к ним. Лучше было бы для нас в таком случае приобрести себе богословскую "шарманку" с несколькими подходящими друг к другу пьесками, и вы произвели бы впечатление в каком-нибудь маленьком, отдаленном уголке, конечно, если только вы прикрасите вашу проповедь взятой с соседнего уксусного завода хорошей порцией горьких, язвительных насмешек над людьми, желающими говорить верующим лишь об их только христианских обязанностях. В подобных местах не заботятся ни о разуме, ни о способностях проповедника; там требуется лишь присутствие старой шарманки и возможно большего количества желчи. Мы, дорогие братья, радуемся, что перед нами несравненно большая область истины, раскрытой в Евангелии. Все, о чем поучают эти добрые люди относительно благодати и верховного могущества Божия, все это столь же твердо и решительно признаем и мы; но мы не осмеливаемся закрывать наши глаза на другие стороны божественного учения Св. Писания и чувствуем себя по совести обязанными честно выполнить свой долг, проповедуя все, что определил Господь для спасения людей. Вооруженные в изобилии темами, старательно разработанными на основании нашего собственного опыта жизни, мы не утомим с помощью Божией наших слушателей, но всецело завладеем их сердцами.

Старайтесь, чтобы содержание ваших проповедей постоянно возрастало. Нужно заботиться о том, чтобы содержание проповедей ваших делалось глубже по мере возрастания вашего собственного духовного опыта. Я не хочу сказать этим: проповедуйте новые учения. Я считаю, напротив, счастливым того проповедника, который с самого начала своего пастырского служения так подготовил себя, что в течение всей своей последующей хотя бы пятидесятилетней деятельности не оказался бы вынужденным противоречить ни одной, произнесенной им когда-либо проповеди. Я хочу сказать этим вот что: старайтесь, чтобы ваши проповеди достигали все большей глубины и сердечности, и этого непременно вы достигнете, если будет возрастать ваш духовный опыт, если будет увеличиваться ваше духовное совершенство. Тимофей не мог так проповедовать, как сам апостол Павел. Наши начальные труды не могут быть так же успешны и плодотворны, как труды последующих, более зрелых лет. Мы не можем ставить их для себя примером, если только мы вполне искренни. Лучше всего было бы, если бы мы забыли их, или же помнили о них лишь для того только, чтобы пожалеть об их посредственности. В самом деле, плохо было бы, если бы мы нисколько не преуспевали, проходя в течение многих лет школу Христову. Наш успех может быть очень медленен и незначителен, но он должен быть непременно. Иначе мы должны опасаться, что вся наша внутренняя жизнь или остановится, или придет в крайне нездоровое состояние. Да будете же все вы достойными провозвестниками Нового Завета. Пусть не останется не выраженною вами ни одна йота этого величайшего свидетеля истины. Да не пропадет она, прежде всего, в вас самих!

Слово "проповедь" означает удар: наше стремление при этом делании должно быть направлено к тому, чтобы разработать данный предмет веско и с силою. Говорить простые нравоучительные проповеди все равно, что сражаться деревянным мечом; настоящее оружие наше - великие истины Откровения. Держитесь таких истин, которые сильно, непреодолимо действуют на сердце и на совесть слушателей. Стойте непоколебимо, как борцы за Евангелие, берущее приступом души человеческие. Божественные истины вполне согласуются с истинными потребностями людей; благодать Господня помогает человеку не только воспринять их, но и ввести их в каждый уголок своей души. Существует ключ, которым, с помощью Божией, можно завести механизм человеческой природы. Возьмите этот ключ в руки и употребляйте его постоянно. Еще раз убедительно советую вам держаться "старомодного" Евангелия, потому что, по истине, оно обладает Божественной силой даровать нам блаженство, спасение здесь и там.

Итог всего, что хотелось мне сказать вам, в данном случае следующий: братья проповедуйте Христа непрестанно, во всякое время. В Нем заключается все наше Евангелие. Его Лицо, Его служение. Его дело должны быть нашею обширною, все заключающею в себе постоянно повторяющеюся темою. Что особенно требуется для современного мира, это - весть об его Спасителе и о том пути, каким можно обрести Его. Если бы мы могли проповедовать учение пуритан с горячим усердием методистов, нам предстояла бы великая будущность. Пламя Уэсли и горючий материал Уайтфильда произвели бы такой пожар, который спалил бы все леса заблуждений и прогрел бы нашу холодную землю до самого центра ее. Нам должно учить не философии и метафизике, а простому Евангелию. Грехопадение человека, необходимость его духовного возрождения, прощение грехов, как следствие искупления их Христом, и вечное блаженство, вот - наше оружие. У нас будет достаточно дела, если мы захотим изучить и проповедовать эти великие истины. Да будет проклята та ученость, которая направлена на то, чтобы отвлечь нас от нашей великой задачи, или то невежество, которое старается помешать нам постичь ее. Еще заботливее желал бы я, чтобы никакие суждения о встречающихся в Писании пророчествах, о правильном устройстве Церкви, о политике, ни даже о самых догматических вопросах не помешали бы кому бы то ни было из нас прославлять Крест Христов. Спасение во Христе - вот тема, возвещение которой желал бы я слышать от всех вас. Я сгораю от нетерпения слышать истинных провозвестников дивного Евангелия Божественного Праведника. О, если бы распятый Христос стал предметом проповеди всех служителей Божиих на всем земном шаре!.. Простите меня; исследования того, какое место в Апокалипсисе относится к Наполеону, догадки о личности антихриста - все это не должно быть предметом проповеди в большинстве случаев. Мне кажется - пока еще существует смерть, наполняющая своими жертвами ад, безумно рассуждают об Армагеддоне и Севастополе, о Садовой или Седане, и стараться вычитать между строк Священной Книги пророчества о судьбах Германии. Блаженны читающие и слушающие пророческие слова Откровения. Но, кажется, далеко не столь блажен удел тех, кто считает себя способным истолковывать их, потому что истекшее уже время доказало, как из поколения в поколение ошибались до сих пор все эти истолкователи и что, следовательно, и настоящее поколение этих пророков сойдет в ту же бесславную могилу. Я бы скорей согласился таскать горящие головни из огня, нежели думать об истолковании всех этих тайн. Спасти хотя одну душу от погибели есть лучшее благоприобретение, нежели получить титул доктора совершенства на поприще богословских прений. Кто верно и добросовестно раскроет величие и славу Божию в лице Иисуса Христа, тому это зачтется за большую заслугу в день судный, нежели если кто разгадает загадку сфинкса и разрежет гордиев узел тайн Апокалипсиса. Блаженно служение такого проповедника, который весь преисполнен Христом.