Глава 30

 РЕШАЮЩЕЕ СРАЖЕНИЕ ПЕРВОЙ ВОЙНЫ

  Война 1914- 918 г.г. была первой войной наций, а не одних только армий;

ее влияние и последствия проникали почти в каждый дом в большинстве

европейских стран и во многих неевропейских. Это было совершенно новое

явление в мире, и оно было давно предсказано заговорщиками коммунизма и

сионизма. В "Протоколах" 1905 г. (1902 г. - прим. перев.) стояло, что

сопротивление их планам будет встречено "всеобщей мировой войной"; Макс

Нордау знал уже в 1903 г., что палестинские амбиции сионистов будут

осуществлены при помощи "грядущей мировой войны".

  Чтобы эти предсказания исполнились, показав таинственное знание событий

задолго до их совершения, заговорщикам нужно было захватить контроль над

правительствами, чтобы направлять государственную политику, а

следовательно и военные операции, на службу целям заговора, а не

национальных интересов. Как было показано выше, американский президент

уже начиная с 1912 года был пленником своих тайных "советников"; если его

описание Хаузом, как в анонимном романе, так и в открыто опубликованных

"Частных заметках" верно, то оно полностью соответствует тому, о чем уже

много раньше писали "Протоколы": "...мы заменим правителя карикатурой

президента, взятого из толпы, из числа наших марионеток, наших рабов".

  В начальной стадии мировой войны от Вильсона не требовалось особо

активного участия в осуществлении задуманного грандиозного "плана": свою

роль он должен был сыграть позднее. Вначале главной задачей было взять

под контроль британское правительство. Борьба за осуществление этой цели

продолжалась два года, закончившись победой заговорщиков, чья

деятельность оставалась совершенно неизвестной широким массам

общественности. Это сражение, разыгранное в лабиринте международной

политики, было поистине решающей битвой первой мировой войны. Именно

она привела к величайшим и наиболее продолжительным последствиям,

определившим весь дальнейший ход 20-го столетия; эти последствия

продолжали определять события между первой и второй мировой войнами,

как и во время второй войны, а в наше время они же являются самой

вероятной причиной любой будущей третьей "всеобщей войны". Ни одно

сражение 1914-1918 гг. не имело такого значения для будущего всего мира,

как захват британского правительства заговорщиками в 1916 г. Весь этот

процесс остался совершенно скрытым от втянутых в военные события

народов. От начала войны и до самого ее конца англичане верили, что они

воюют против прусского милитаризма, а американцы видели причину всех

бед в неисправимой склонности европейских народов к взаимным ссорам.

  В 1914 году в Англии еще не было того положения, какое создалось в

Америке после того, как президент Вильсон оказался послушным орудием в

чужих руках. Руководящие политические и военные должности были заняты

людьми, которые оценивали любое предложение относительно политического

и военного ведения войны только с одной точки зрения: поможет ли оно

выиграть войну и будет ли оно в согласии с интересами государства. С такой

точки зрения предложения сионистов были, разумеется, неприемлемы.

  История первых двух лет четырехлетней войны состояла в закулисной борьбе

за то, чтобы убрать этих упрямцев и заменить их послушными пешками. До

1914 года заговор смог проникнуть не далее преддверий министерств, если не

считать судьбоносного шага Бальфура в 1903 году. После 1914 года все более

широкие круги ведущих политиков начали "отвлекаться" в сторону

сионистского предприятия. Сегодня хорошо известно, что политические

деятели руководятся практическими соображениями (общественной

популярности, вербовки голосов избирателей, финансовой поддержки и пр.);

все это давно раскрыто множеством авторитетных свидетельств, и уже давно

известно, где для всего этого имеются наибольшие средства. Но в то время

нужно было быть особенно дальновидным, чтобы видеть в сионизме ключ к

политической карьере. Поэтому не исключено, что побудительным мотивом

многих из них было нечто вроде бальфурского романтизма; исторические

источники этого периода довольно туманны, и неспособны объяснить

необъяснимое. Мало того, англичане всегда имели слабость маскировать свои

действия высокими моральными соображениями, и даже уверять в этом самих

себя; именно это продиктовало английскому историку Маколею (Macauley,

1800-1859) его знаменитые слова: "Нет более смешного зрелища, чем

английская общественность во время одного из ее очередных припадков

моральности". Возможно, поэтому, что некоторые из участников интриги (а

это безусловно была интрига) думали, что они поступают правильно. Этот

процесс самообмана виден в одном из заявлений, которое автору удалось

обнаружить, и которое ясно указывает на про-сионистскую группу в высоких

британских сферах того времени, а также на ее мотивы того характера,

который был высмеян Маколеем.

  Источник этих сведении - Оливер Локер-Лампсон, консервативный член

парламента в начале нашего столетия. Сам он никогда не играл особой роли и

позже стал известен лишь своей фанатичной поддержкой сионизма в

парламенте и вне его, но он был близким другом многих ведущих политиков,

отдавших британский народ под надзор сионистов. В 1952 г. он писал в одном

из лондонских еженедельников: "Уинстон, Ллойд Джордж, Бальфур и я - мы

все были воспитаны как ярые протестанты, верившие, что приход нового

Спасителя совершится после возвращения Палестины евреям". Это - ничто

иное, как мессианская идея кромвелевских тысячелетников, пересаженная на

почву 20-го столетия. Справедливость этого заявления могли бы подтвердить

только названные им люди, но все они, кроме одного, сейчас уже умерли.

  Насколько же все это могло быть действительной основой протестантизма,

"ярого" или не ярого, мы предоставляем судить нашим английским

читателям. Никто однако не рискнет, утверждать, что на подобной идее

можно строить государственную политику или вести операции во время

войны. Кроме того, она выражает ту же нечестивую мысль, которая

направляла и "пророка" Монка, и всех людей этого сорта: что Господь Бог

забыл свои обязанности и что, раз Он их не исполняет, то их нужно

выполнить за Него. Так или иначе, была организована группа людей, которых

мы можем называть тем именем, которое они сами себе избрали: "ярые

протестанты".

  Когда началась первая мировая война, эти "ярые протестанты" поставили

себе целью до6иться власти и переключить военные операции в Европе на

передачу Палестины сионистам. Хаим Вейцман также не сидел, сложа руки, с

тех пор, как мы в последний раз видели его в 1906 году запершимся в

Манчестере с Бальфуром, и немедленно начал действовать: "Сейчас настало

время... политическая ситуация будет благоприятной", - писал он в октябре

1914 года. Он связался с неким С. П. Скоттом, издателем левой газеты

"Манчестер Гардиан", которая никогда не уставала (как тогда, так и теперь)

заниматься делами, не касавшимися собственной страны. Скотт был в

восторге, узнав, что его собеседник "еврей, ненавидящий Россию", - ту

самую Россию, союзницу Англии, которая, наступая с Востока, спасала в этот

момент от гибели английскую и французскую армии; он тут же повел

Вейцмана с собой завтракать у Ллойд Джорджа, занимавшего в то время пост

министра финансов. Вейцман нашел, что Ллойд Джордж оценивал войну в

Европе "чрезвычайно легкомысленно", однако к сионизму он относился с

"теплым сочувствием" и предложил встретиться с Бальфуром, что и

состоялось 14-го декабря 1914 года. Вспоминая прежний разговор в 1906

году, Бальфур "весьма небрежно" спросил, чем он практически может помочь

Вейцману, получив ответ: "не сейчас, когда грохочут пушки; я приду снова,

когда военное положение прояснится". Дагдейл, с чьим описанием событий

Вейцман вполне согласен, пишет от его имени: "Я не продолжал начатого

разговора, так как время и место не были благоприятны". Это был тот самый

разговор, во время которого Бальфур непринужденно пообещал, что "когда

пушки перестанут стрелять, Вы получите Ваш Иерусалим".

  Хаим Вейцман не ухватился за "небрежное" предложение Бальфура по очень

веским причинам. Главная квартира сионистов находилась в то время в

Берлине, и коллеги Вейцмана ожидали победы Германии. Они хотели

получить полную уверенность в исходе войны, прежде чем выложить карты

на стол. Когда впоследствии было окончательно решено поставить на карту

союзников, "пушки все" еще "грохотали", но бойня в Европе отнюдь не

помешала д-ру Вейцману "продолжить начатый разговор". Он не притворялся

больше перед Бальфуром (наверняка не сообразившим, что было на уме у его

посетителя), что "время... неблагоприятно", и что он подождет "когда

прояснится военное положение". Весьма знаменательно, что некоторые из

лиц, бывших участниками этих собеседований, оставшихся неизвестными

широкой публике, всячески старались скрыть их вообще или спутать даты; в

то время предполагалось, что единственной заботой политиков должна была

быть судьба Англии. Мы уже приводили один из явных примеров этого:

  путаница с датой второй встречи Бальфура с Вейцманом, о которой только

что было рассказано. Точно так же и Ллойд Джордж писал впоследствии, что

он впервые встретил Вейцмана в 1917 году, будучи уже премьер-министром,

и что якобы эта встреча была "случайной". В своих записках Вейцман его

исправляет: "Фактически, активность Ллойд Джорджа в пользу создания

еврейского государства началась задолго до того как oн стал премьер-

министром и в течение этого времени мы несколько раз встречались с ним".

  Последовала третья встреча с Бальфуром, "замечательный разговор,

продолжавшийся несколько часов" и прошедший "исключительно удачно".

  Вейцман еще раз подчеркнул свою ненависть к России, верному союзнику

Англии, несшему тяжелые потери в общей борьбе. Бальфур мягко удивился:

  "как можете Вы, будучи другом Англии, быть против России, когда она так

много делает, чтобы помочь Англии выиграть войну". Однако, как и при

прежних встречах; когда речь шла об антисионистских убеждениях

британских  евреев, он не собирался всерьез противоречить, закончив

разговор словами: "Вы служите великому делу; мы должны еще много раз

встретиться с Вами".

  Ллойд Джордж предупредил Вейцмана, что "несомненно будет серьезная

оппозиция в известных еврейских кругах", на что у Вейцмана было

заготовлено стандартное возражение, что одни только "богатые и

влиятельные евреи в большинстве своем против нас". Как ни странно, этот

скользкий ответ представился "ярым протестантам" вполне убедительным,

хотя почти все они были людьми богатыми и влиятельными, и вскоре они

стали относиться к своим соотечественниками - британским евреям, с той

же враждебностью, как и требовательный пришелец из России, Хаим

Вейцман. Сионизм встретился с оппозицией еще с одной стороны. У вершин

власти все еще стояли люди, думавшие в первую очередь о своем служебном

долге и о победе над врагом. Они не допускали вражды к союзнику и не

позволили бы ненужной траты сил в палестинской авантюре. Это были:

  премьер-министр Герберт Асквит, военный министр лорд Китченер, сэр

Дуглас Хэйг, ставший вскоре главнокомандующим во Франции, и сэр Вильям

Робертсон, начальник штаба британских войск во Франции, впоследствии

начальник имперского генерального штаба.

  Асквит был последним лидером либеральной партии, пытавшимся совместить

идею либерализм с национальными интересами и религиозными

верованиями, в отличие от того как этот термин понимается в течение

последних сорока лет (написано в 1955 г. - прим. перев.), согласно с его

толкованием в "Протоколах": "Когда мы ввели в государственный организм

яд либерализма, вся его политическая структура изменилась; государства

оказались пораженными смертельной болезнью - заражением крови...". С

устранением Асквита либерализм в его первоначальном значении в Англии

умер, а либеральная партия сошла на нет, потеряв всякое значение, оставив

после себя одно имя, которое стало затем, главным образом, служить ширмой

для коммунизма с его легионами "утопических мечтателей". Асквит впервые

узнал о назревавшей интриге, получив предложение о создании в Палестине

еврейского государства от своего еврейского министра Герберта Самуэля,

который в свое время присутствовал на завтраке с Вейцманом и Ллойд

Джорджем в декабре 1914 г. и теперь уведомил обоих, разумеется, о своем

предложении заранее. Асквит записал об этом следующее: "Самуэль советует

использовать британские войска для захвата Палестины, страны пустынных

гор, по размеру равной Уэльсу, в значительной своей части совершенно

безводной. Он полагает, что на этой мало заманчивой территории можно

будет поселить от трех до четырех миллионов европейских еврее"... меня

мало увлекает это предложение, которое только наложит на нас новые

обязательства... единственный другой сторонник этого предложения - Ллойд

Джордж, и незачем добавлять, что ему совершенно наплевать как на евреев,

так и на их роль в будущем".

  Асквит, вполне правильно оценивший взгляды Ллойд Джорджа, остался при

своем мнении до конца. Десять лет спустя, давно уже в отставке, он посетил

Палестину, записав затем: "Болтовня о превращении Палестины в еврейское

национальное государство представляется мне сейчас такой же фантазией,

какой она была и раньше". Отрицательным ответом в 1915 году он подставил

себя и свой пост главы правительства под удар. Пока он мог, он не позволял

вовлечь свою страну в палестинскую авантюру, разделяя мнение военного

руководства, что война может быть выиграна - если это вообще возможно

  - только на главных полях сражений, в Европе.

  Военный министр лорд Китченер, также разделявший эти взгляды,

пользовался в Англии громадным авторитетом и популярностью. Он считал,

что главной военной задачей в настоящий момент было обеспечить

дальнейшее участие России в войне (в то время, как сионисты стремились к ее

разгрому, поставив об этом в известность "ярых протестантов"). Китченер

был послан: в июне 1916 года в Россию. Крейсер "Хемпшайр", на котором он

ехал, погиб (не узнали ли сионисты в Берлине "случайно" о его поездке и

маршруте?). Знатоки утверждают, что он был единственным, кто мог в этот

момент поддержать Россию. С его смертью исчезло главное препятствие,

сдерживавшее как революцию в России, так и планы сионистов. Вполне

возможно, что навязать Западу сионизм не удалось бы, если бы Китченер

остался жив. Автор этих строк помнит, что солдаты западного фронта, узнав о

его гибели, восприняли это, как серьезное военное поражение. Их интуиция

была ближе к истине, чем они сами могли догадаться.

  После этого на пути сионистов к их целям остались только Асквит,

Робертсон, Хэйг и английские евреи. Сеть интриги расширялась. Газеты

"Таймс" и "Сандей Таймс" присоединились к "Манчестер Гардиан" и его

увлечению сионизмом, а внутри и вокруг правительственного кабинета к

Бальфуру и Ллойд Джорджу примкнули новые его сторонники. Лорд Мильнер

(Milner, влиятельный масон, в свое время зачинщик англо-бурской войны -

прим. перев.) открыто заявил: "Если арабы думают, что Палестина будет

арабской - они глубоко ошибаются"; в этот момент полковник Лоуренс

подымал арабов на восстание против Турции, обещая им независимость.

  Филип Керр (будущий лорд Лотиан, в то время личный секретарь Ллойд

Джорджа) выразил уверенность, что после "обуздания бешеной собаки в

Берлине", как английская пропаганда представляла германского кайзера

(внука королевы Виктории и двоюродного брата короля Георга V - прим.

  перев.), должна возникнуть "еврейская Палестина". Сэр Марк Сайкс, главный

секретарь военного кабинета в Лондоне и "одна из наших самых ценных

находок" (Хаим Вейцман), усердно развивал идею "освобождения евреев,

арабов и армян".

  Подобной подтасовкой исторических фактов всем известное "большинство"

любого народа всегда можно "убедить" в чем угодно. Арабы и армяне были

там, где они жили все время, и не собирались переселяться куда бы то ни

было. Европейские евреи были столь же свободны или несвободны, как и все

остальные европейцы: палестинские евреи ясно продемонстрировали

желание переселиться в Уганду, евреи Европы и Америки хотели оставаться

там, где они были, и только ожидовленные русские хазары, понукаемые

талмудистами, рвались в Палестину. Формула, придуманная Сайксом, была

еще одним несчастьем для будущих поколений, поскольку она изображала

палестинскую авантюру, как одну из нескольких, связанных между собой

проблем. В отличие однако от прочих "ярых протестантов", он был экспертом

в делах Ближнего Востока, и должен был знать лучше других; чем все это

пахло.

  Другой рекрут сионизма, лорд Роберт Сесиль, также пользовался лживой

формулой "Аравия - арабам. Иудея - евреям, Армения - армянам" (об

освобождении армян впоследствии все совершенно забыли), и это тем более

странно, что в роде Сесилей был большой опыт государственной

деятельности; похоже, что сионизм обладает какими-то средствами оглуплять

вполне нормальных и образованных людей. Например, то г же Бальфур

(наполовину происходивший из рода Сесилей) в других вещах обладал вполне

сесильской мудростью, составив записку о реорганизации Европы после

войны, до сего времени слывущую образцом государственного ума; в вопросе

сионизма он действовал, однако, как одурманенный наркотиками.

  Не менее странным представляется и пример лорда Сесиля. Автор этих строк

присутствовал на его докладе о Лиге Наций в 1930 г. в Берлине. Высокий,

сутуловатый, с лицом коршуна и блестящими врожденными данными, он

предупреждал об опасностях будущего, как бы прорицая с горной вершины

знания, с гробовой мрачностью цитируя "иудейских пророков". На молодого

тогда журналиста, плохо понимавшего, что именно Сесиль имеет в виду, его

выступление произвело большое впечатление. Сегодня, хотя он уже научился

кое-чему, автору это все еще представляется загадочным; пророк Иеремия,

например, наверняка был ярым анти-сионистом. Хаим Вейцман пишет о том

же лорде Роберте следующее: "Для него восстановление еврейской родины в

Палестине и организация мира в виде большой федерации были

дополняющими друг друга чертами последовательных шагов в деле

управления человечеством... будучи одним из основателей Лиги Наций, он

придавал еврейской родине столь же большое значение, как и самой Лиге".

  Здесь выбалтывается большой секрет; но понимал ли это сам лорд Роберт?

  Завоевание Палестины для поселения в ней русских сионистов было

"последовательным шагом", в "деле управления человечеством". (Как не

вспомнить здесь слова лорда Актона о "плане" и его "директорах"?)

"Мировая федерация" - составная часть одного и того же плана. Основная

концепция подобного объединения, в любых его формах, требовала, чтобы

нации отказались от своей суверенности, чтобы исчезли все национальные

независимые государства (то же самое, разумеется, является и лейтмотивом

"Протоколов"). Но если нации должны исчезнуть, то почему вдруг процесс их

ликвидации начинается с создания еще одной нации, если только именно ей

не отводится роль верховной власти в "деле управления человечеством"? Не

забудем, что эта доктрина высшей нации проходит красной нитью в равной

степени через (фальсифицированный) Ветхий Завет, Талмуд, "Протоколы" и

весь традиционный сионизм. Поддержка сионизма лордом Робертом

представляется непостижимой, поскольку унаследованная мудрость не

оставляла у него сомнений в угрозе мирового деспотизма, о чем он в то же

самое время писал "полковнику" Хаузу в Америке: "Не может быть сомнений

в том, что по окончании этой войны нам нужно серьезно постараться создать

инструментарий для обеспечения постоянного мира... Опасным в этом было

бы только зайти слишком далеко... Более всего повредил делу мира провал

попыток в этом направление после Ватерлоо. Теперь уже забыли, что

Священный Союз был вначале задуман, как Лига принуждения народов к

миру. К сожалению, она позволила отвлечь свои силы в сторону и фактически

стала лигой поддержания тирании, в результате чего она потеряла всякое

доверие, принеся к тому же громадный вред в других отношениях... Этот

пример показывает, как легко самые лучшие намерения могут привести к

печальным последствиям". Приведенная цитата показывает, что лорд Сесиль

должен был бы ясно видеть угрозу "отвлечения сил в сторону", а заодно и то,

что он, если верить тому, что пишет о нем Хаим Вейцман - заблуждался в

истинном характере сионизма. Когда он писал эти слова, в Америке уже

организовывалась д-ром Мезесом, шурином г. Хауза, новая "Лига

принуждения к миру"; она была предшественницей многих последовавших

затем поползновений в направлении мирового правительства, в которых

нетрудно было увидеть намерение влиятельных группировок создать новую

"лигу поддержания тирании".

  Таким образом к концу второго года первой мировой войны, собратье "ярых

протестантов", заинтересованных не в Европе, а в Палестине, стало уже

значительной группой, прятавшей внутри себя местечково-сионистское ядро.

  Господа Леопольд Эмери, Ормсби-Гор и Рональд Грэхем присоединились к

поименованным выше "друзьям". Сионизм с их помощью проник во все

правительственные департаменты, кроме военного, министерства. Каковы бы

ни были первоначальные причины их увлечения сионизмом, теперь уже речь

несомненно шла о вполне конкретном материальном вознаграждении:

  интрига имела целью убрать из правительства неугодных лиц и сесть самим

на их места. Упорствующий премьер-министр Асквит был смещен в конце

1916 года. Опубликованные с тех пор источники показывают, как это было

сделано, а по прошествии времени можно оценить и результаты.

  Общественности начали постепенно внушать, что Асквит неумело руководит

страной в военное время. Насколько это обвинение было искренне, можно

судить из того, что первым актом преемников Асквита была отправка

английских войск из Европы в Палестину, в результате чего Ллойд Джордж

без малого проиграл всю войну. 25 ноября 1916 года Ллойд Джордж внес

предложение, чтобы его шеф (Асквит) отказался от председательства в

военном совете, передав этот пост ему, Ллойд Джорджу.

  В нормальных условиях подобное требование было бы равносильно

политическому самоубийству, но в то время правительство было

коалиционным и либерала Ллойд Джорджа поддержали лидеры

консерваторов Бонар Лоу и Эдвард Карсон, что имело действие ультиматума.

  Есть основания полагать, что оба упомянутых джентльмена искренне верили

в блестящие способности Ллойд Джорджа; их трудно заподозрить в

консервативном коварстве, предвидевшем что Ллойд Джордж в конечном

итоге погубит всю либеральную партию.

  Ллойд Джордж потребовал также, чтобы - по его мнению -

некомпетентный консерватор Бальфур был снят с поста Первого Лорда

Адмиралтейства (морского министра в Англии). Либеральный премьер-

министр Асквит с негодованием отказался как сдать свой пост в Военном

Совете, так и уволить Бальфура (4 декабря 1916г.). Тогда он получил

заявление Бальфура об отставке, на что он послал последнему копню своего

письма с отказом уволить его. Бальфур, хотя он и был прикован к постели

тяжелой простудой, нашел достаточно сил, чтобы послать второе письмо,

настаивая на своей отставке, как этого требовал Ллойд Джордж, после чего

последний также подал в отставку. Асквит остался в одиночестве, 6 декабря

Бальфур (вышедший из правительства по требованию Ллойд Джорджа) уже

настолько поправился, что смог принять Ллойд Джорджа. Пополудни

собравшиеся партийные лидеры объявили, что они готовы служить стране

под руководством Бальфура. Бальфур отказался, но заявил, что будет рад

служить под руководством Ллойд Джорджа. Ллойд Джордж стал премьер-

министром и назначил "некомпетентного" Бальфура министром иностранных

дел. Так эти двое, втайне обязавшиеся поддержать сионизм, заняли высшие

правительственные посты и с этого момента главные усилия британского

правительства направлялись, в ущерб всему остальному, на захват Палестины,

чтобы отдать ее сионистам. В 1952 г. автор этих строк прочел в нью-йоркском

еврейском журнале "Коментари" письмо читателя, указывавшего, что евреи

Северного Уэльса своими голосами сыграли в свое время решающую роль

при избрании Ллойд Джорджа депутатом Палаты общин. Из заслуживающих

доверия источников автору стало также известно, что адвокатская практика

Ллойд Джорджа процветала благодаря многочисленной еврейской клиентуре;

однако, поручиться за это сам автор не в состоянии. Денежную

заинтересованность в данном случае исключить, по нашему мнению, нельзя; а

неточность заявлений Ллойд Джорджа относительно его связей с сионистами,

дважды опровергнутых Вейцманом, также говорит о многом..

  Так произошла перегруппировка центральных фигур на британской

политической сцене. Ллойд Джордж, маленький ловкий адвокат в визитке,

выглядел среди своих рослых коллег в старомодных фраках, как воробей

среди ворон. Рядом с ним Бальфур, высокий, вялый, всегда готовый со

скучающим видом парировать честный вопрос циничным ответом, и

любитель развлечься теннисом, автор помнит его, медленно идущим в

парламент Через Сент-Джемский парк. Вокруг этой пары - греческий хор

министров, помощников министров и высоких чиновников, открывших в себе

"ярый протестантизм". Возможно, что некоторые из этих попутчиков

сионизма честно заблуждались, не разобрав, в чью телегу они сели. Ллойд

Джордж был первым крупным политиком в ряду многих, хорошо знавших,

откуда дует ветер; благодаря им казалось бы невинные слова "политик

двадцатого века" приобрели зловещий смысл, и этот век обязан этим людям

очень многими из своих бедствий.

  Что же касается отвлечения британских военных сил в сторону совершенно

чуждой им цели, то после гибели лорда Китченера и отставки Асквита остался

только один мужественный противник на этом пути; суровая фигура сэра

Вильяма Робертсона, начальника британского штаба во Франции,

противостояла одна клике вокруг Ллойд Джорджа. Присоединись он к ней, он

получил бы титулы, блестящие приемы, золотые табакерки, звезды и ленты до

самого пояса; он заработал бы состояние на одних авторских правах на все,

когда-либо написанное им или за него; его именем были бы названы

парижские бульвары. и он совершал бы триумфальные поездки по ликующим

городам Европы и Америки; члены американского Конгресса и британской

Палаты общин вставали бы при его появлении, к он въехал бы в Иерусалим

верхом на белом коне. По окончании войны он даже не получил звания лорда,

что не часто случается с британскими фельдмаршалами. Робертсон был

единственным военным, выслужившимся до этого высшего чина из простых

солдат, что в Англии, с ее маленькой профессиональной армией, было

невероятным достижением. Он был прост, честен, крепко сложен, с резким

выражением морщинистого лица. и выглядел, как бравый фельдфебель. Его

единственной поддержкой в этой борьбе был главнокомандующий

британских войск во Франции, сэр Дуглас Хэйг, из касты кавалерийских

офицеров красавец-служака, идеал командира в глазах солдат. Грубоватый

старый солдат Робертсон весьма неохотно посещал благотворительные

спектакли, которыми заполняли свое время дамы общества во время войны и

на одном из них ему случилось увидеть леди Констанцию Стюарт-Ричардсон,

танцевавшую в костюме и на манер Айседоры Дункан. Один из

присутствующих генералов, увидя нетерпение Робертсона, заметил: "Вы

должны все-таки признать, что у нее очень красивые ноги". "Ноги, как ноги

  - недовольно проворчал Робертсон.

  Этому последнему из могикан выпала задача помешать переброске

британских войск в Палестину. Все предложения он всегда рассматривал

исключительно с точки зрения их значимости для войны и победы; если они

помогали выиграть войну, их мотивы были ему безразличны; если нет - он

отвергал их, независимо от любых иных соображений. Следуя этому правилу,

он увидел в сионистском проекте опасное распыление сил, способное лишь

отсрочить победу и даже поставить ее под угрозу. Он не собирался обсуждать

возможные политические соображения и, вероятно, даже о них не подозревал;

для него они не имели никакого значения. В августе 1915 года он заявил

Асквиту, что "самым эффективным методом (для победы над центральными

державами) является, разумеется, нанести решительное поражение их

главным силам, все еще находящихся на западном фронте". Поэтому он

энергично высказался против "вспомогательных кампаний на

второстепенных фронтах и распыления сил во Франции... единственным

критерием всех планов и проектов должно быть их влияние на ход

войны".Для народов, ведущих войну, полезно иметь руководителей

подобного образа мыслей, и очень вредно, если последние от него отходят. С

помощью этой неопровержимой логики, палестинское предприятие (чисто

политическое) оказалось по началу похороненным. Как только Ллойд

Джордж стал премьер-министром, он немедленно приложил все усилия,

чтобы перебросить силы для крупной кампании в Палестине: "Сформировав

мое правительство, я немедленно поставил перед военным министерством

вопрос о кампании в Палестине. Сэр Вильям Робертсон, который всячески

старался отвратить опасность переброски войск из Франции... энергично

этому воспротивился и в тот момент ему удалось настоять на своем".

  Робертсон подтверждает сказанное: "До декабря 1916 года (когда Ллойд

Джордж стал премьер-министром) операции за Суэцким каналом носили в

основном оборонительный характер, и как правительство, так и

генеральный штаб... признавали первостепенное значение войны в Европе и

необходимость оказать максимальную помощь армиям этого фронта. Это

единодушие между министрами и военными не сохранилось после смены

правительства... коренное расхождение во взглядах стало особенно

заметным в вопросе Палестины... Всего через несколько дней после своего

образования, новый военный кабинет приказал генеральному штабу

обсудить возможность распространения военных операций на Палестину...

  Генеральный штаб оценил потребность в войсках в три добавочных дивизии,

которые могли быть получены только за счет армии западного фронта...

  Генеральный штаб указал, что этот проект поведет к большим

осложнениям и ослабит наши шансы на успех во Франции... Эти выводы

весьма разочаровали министров, желавших немедленного занятия

Палестины, однако они, не смогли быть опровергнуты... В феврале (1917 г.)

военное министерство снова обратилось к начальнику генерального штаба,

запросив, как шла подготовка осенней кампании в Палестине".

  Из этих выдержек становится ясным, как закулисное политическое давление

может "отклонять" в сторону государственную политику и операции во время

войны. В данном особом вопросе исход борьбы между политиками и

военными в первую войну продолжает оказывать непосредственное влияние

на жизнь народов вплоть до настоящего времени. Ллойд Джордж укрепил

свою позицию шагом, еще раз показывающим, как давно уже была задумана

подготовка палестинского предприятия, включавшая предварительный

тщательный подбор "администраторов" для его поддержки. Он внес

предложение, чтобы военный кабинет "привлек британские доминионы в

гораздо большей степени, чем до сих пор, к обсуждению вопросов ведения

войны". Сделанное в такой форме, это предложение встретило полное

сочувствие английской общественности. Солдаты из Канады. Австралии,

Новой Зеландии и Южной Африки дрались на фронтах бок-о-бок с

собственными сыновьями. Дружный отклик заокеанских территорий на

опасность, грозившую метрополии, тронул британское сердце, и англичане

приветствовали более близкое сотрудничество "в вопросах ведения войны

между лидерами Англии и ее доминионов.

  Однако, как уже говорилось, выше, "слова дипломата" и его "намерения"

сильно разнятся от его действий. Предложение Ллойд Джорджа было лишь

ловким маневром, чтобы заполучить в Лондон генерала Сматса (Smuts) из

Южной Африки, которого сионисты считали своим самым ценным "другом"

за пределами Европы и Америки, и он был вызван, чтобы потребовать

завоевания Палестины. Население с правом голоса в Южной Африке

разделено между бурами голландского происхождения и выходцам и из

Англии столь поровну, что уже упомянутые ранее "текучие двадцать

процентов" играют здесь еще более решающую роль, чем в Америке.

  Сионисты считали - а генерал Сматс им видно поверил, - что они смогут

"обеспечить" ему нужные голоса на выборах. Один из его коллег, Б. К. Лонг

(член парламента от партии Сматса, в прошлом сотрудник лондонского

"Таймса") писал, что "важные (для выборов) еврейские голоса, крепко

стоявшие за Сматсом и его партией", сильно помогли ему одерживать победы

на выборах. В его биографии упоминается крупное наследство, полученное

от, "богатого и влиятельного еврея" (пример ложности обвинений Вейцмана

против богатых и влиятельных евреев; кстати тот же самый сэр Генри

Стракош завещал соответственный подарок и Уинстону Черчиллю), а также и

подаренные ему некими не названными по имени лицами дом и автомобиль.

  Другими словами, партийно-политические соображения Сматса не сильно

отличались от таких же соображений Ллойд Джорджа, Хауза, а впоследствии

и многих других, влияние же материальных факторов достаточно очевидно.

  Однако, в его биографиях часто упоминаются и религиозные (или

псевдорелигиозные) мотивы, часто встречающиеся и у Ллойд Джорджа.

  Например, Сматс "предпочитал" Ветхий Завет Новому, и приводятся его

слова: "Чем больше я старею, тем больше я интересуюсь иудаизмом". Автор

встретился со Сматсом много лет спустя, уже зная, какую роль он сыграл в

тогдашней истории. Теперь, в 1948 году, он был сильно озабочен ухудшением

международного положения и взрывчатой роли в нем, которую играла

Палестина. Ему было почти 80 лет, но он прекрасно выглядел, был бодр и

держался прямо, с живыми, острыми глазами и маленькой бородкой. У него

был жесткий характер, и при желании газеты могли бы нарисовать его весьма

неприглядный портрет, будь они против, а не неизменно за него, своей же

политической ловкостью он не уступал Ллойд Джорджу. Газетная пропаганда

изображала его, как великого мастера англо-бурского примирения, однако

когда он умер на своей одинокой трансваальской ферме, оба народа были

более на ножах, чем когда либо, а действительное примирение стало делом

следующих поколений. В Южной Африке он был не примирявшей, а

разделявшей фигурой, и всем было известно, что настоящей силой позади его

партии была не Англия, а концерн золотых и бриллиантовых приисков в

Иоганнесбурге (еврейское предприятие, владелец - Гарри Ф. Оппенгеймер.

  - Прим. перев.) В 1948 г., когда пришлось открыть карты, Сматс первым

выступил с поддержкой сионизма против стоявшего под сильным нажимом

британского правительства.

   17 марта 1917 года генерал Сматс прибыл в Лондон, встреченный там

беспрецедентными овациями, и отставка Робертсона казалась близкой. Эта

триумфальная встреча - ранний образец привычной в наше время техники

рекламирования нужных лиц печатью, послушно реагирующей на простое

нажатие нужной кнопки. Тот же метод в несколько упрощенной форме

известен и примитивным племенам Африки, где М`Бонго, великий глашатай,

гордо выступает впереди черномазого царька с ревом "Великий Слон,

Потрясатель Земли, Пронзатель Неба" и все такое прочее.

  Ллойд Джордж, как он сам пишет, представил Сматса имперскому военному

кабинету как "одного из самых блестящих генералов". Военный опыт

генерала ограничивался незначительной колониальной кампанией в Юго-

Западной Африке, а в момент вызова в Лондон он все еще воевал с

маленькой, но хорошо обученной армией из 20 тысяч туземных солдат-аскари

под командой германского генерала фон Леттов-Форбек и двух тысяч

немецких офицеров и унтер-офицеров (на голову разбивших англичан, но

вынужденных затем капитулировать после общего поражения Германии в

1918 г. - прим. перев.). Похвала представлялась тем более великодушной,

что вообще о профессиональных военных Ллойд Джордж был невысокого

мнения: "Ни в какой другой профессии опыт и обучение не играют меньшей

роли, наряду с чутьем и суждением".

  К этому времени, чтобы лучше изолироваться от "генералов" (кроме,

разумеется Сматса), Ллойд Джордж поселился со своим маленьким

воинственным комитетом в небольшом домике, "где они заседают дважды в

день, все время обсуждая военные планы, хотя это вовсе не их, а мое дело;

маленькая группа политиков, совершенно несведущих в войне и ее нуждах,

пробует вести войну самостоятельно" (Робертсон). В апреле 1917 года

генералу Сматсу было предложено представить этой группе отшельников

свои соображения о том, как выиграть войну. Эти соображения сводились к

следующему: "Палестинская кампания богата весьма интересными

военными и даже политическими возможностями... остается обсудить

более важный и сложный вопрос западного фронта. Я всегда считал обузой...

  что британские военные силы были целиком связаны этим фронтом" (когда

давался этот совет, Россия гибла, переброска германских армий на западный

фронт предстояла в ближайшем будущем, и угроза этому фронту неожиданно

выросла до размеров смертельной опасности). Этот совет обеспечил Ллойд

Джорджа не достававшей ему высокой военной поддержкой (из Южной

Африки), и он немедленно послал от имени военного кабинета приказ

командующему английскими войсками в Египте начать наступление на

иерусалимском направлении. Генерал Муррей возразил, что его силы для

этого недостаточны, после чего он был смещен. Командование было

предложено генералу Сматсу, которого Ллойд Джордж считал "способным с

большой решительностью провести кампанию на этом участке".

  Сэр Вильям Робертсон одержал затем самую крупную победу в ходе всей

войны. Он лично побеседовал с генералом Сматсом, о военных способностях

которого судить было довольно трудно, поскольку он никогда не имел

возможности испытать их в тех мелких кампаниях, в которых он до тех пор

принимал участите. Зато его политические способности не подлежали

сомнению; он был осторожнейшим из людей, и не испытывал ни малейшего

желания обменять лондонские триумфы на риск поражения на поле брани,

что разрушило бы его политическую будущность в Южной Африке. Поэтому

после разговора с Робертсоном он ответил на предложение Ллойд Джорджа

отказом. Дальнейший ход событий показал, что фиаско на Ближнем Востоке

ему удалось бы избежать, но предвидеть это заранее было невозможно, и

таким образом еще один завоеватель прозевал возможность въехать в

Иерусалим на белом коне. Как известно, политики обычно очень ценят

подобные возможности, сколь бы комичными они иной раз ни

представлялись, и впоследствии генерал Сматс весьма сожалел о потерянных

шансах: "Вступить в Иерусалим! Какие это были бы воспоминания!". В то

время, однако, он заявил Ллойд Джорджу: "Я совершенно убежден, что в

настоящее время наше военное положение никак не допускает

наступательных операций для захвата Иерусалима и занятия Палестины".

  Ни этот неожиданный поворот генерала Сматса, ни развал в России и

возникшая угроза западному фронту не в состоянии были повлиять на Ллойд

Джорджа. В сентябре 1917 года он принял решение, что "войска,

необходимые для крупной кампании в Палестине, могут быть сняты с

западного фронта зимой 1917-I8 гг. и выполнить свою задачу в Палестине

вовремя, чтобы вернуться во Францию для начала активных действий

весной".

  Одному только Господу Богу удалось спасти соотечественников Ллойд

Джорджа от наказания за подобное решение. Выиграть мировую войну в

Палестине было невозможно, однако вполне возможно было проиграть ее во

Франции, и эта опасность в то время была весьма велика. Однако Ллойд

Джордж, оставленный даже Сматсом, все же сумел наконец получить

военную поддержку со стороны новой фигуры, спустившейся, как на крыльях,

на сцену, провозгласив лозунг о "зимней распутице", о чем будет речь ниже.

  Это был некий генерал сэр Генри Вильсон, наилучшим образом

охарактеризовавший себя сам во время поездки в Россию в составе военной

миссии в январе 1917 года: "Роскошный обед в министерстве иностранных

дел... на мне офицерский крест Почетного Легиона, звезда и цепь ордена

Бани, русские эполеты и серая каракулевая шапка, и в общем я был красавец-

мужчина. На обеде и на последующем приеме я произвел фурор. Я был много

выше ростом, чем великий князь Сергей, и, как мне сказали, я произвел во

всех отношениях отличное впечатление. Великолепно!" Этому субъекту,

самодовольно позировавшему на фоне русской трагедии, Ллойд Джордж и

сионисты были обязаны долгожданными возможностями, Англия же без

малого громадной катастрофой. Сэр Генри был очень высокого роста,

худощав, гладок и улыбчив; один из тех нарядных, лощеных, красно-

лампасных и окантованных золотом генштабистов, увешанных орденами и

приводивших в бешенство усталых и покрытых окопной грязью солдат во

Франции. Французская гувернантка обучила его в детстве говорить без

акцента по-французски, за что нашего "Анри" обожали французские

генералы, находившие его приятно свободным от английской чопорности; он

был ирландского происхождения, но по ирландскому вопросу резко

расходился с другими ирландцами, пока двое из них не застрелили его на

пороге его лондонского дома в 1922 году, за что были повешены.

  Прежде сэр Генри был вполне согласен с мнением остальных военных о

первостепенном значении главного фронта и безумии распылять силы на

"побочных театрах", превзойдя всех в решительности, с которой он выразил

основной принцип: "Чтобы закончить войну, надо бить немцев, а не турок...

  место, где можно убить больше всего немцев, находится здесь (во Франции),

а поэтому каждый фунт наших боеприпасов должен со всех концов мира

прибыть сюда. Вся история учит нас, что операции на второстепенных и

маловажных театрах войны не оказывают влияния на главном фронте, лишь

ослабляя занятые на нем силы" (1915).

  Никто, от фронтового солдата до выпускников военных академий, не станет с

этим спорить. Ясно, что и в 1917 году сэр Генри не мог обнаружить никаких

военных доводов, чтобы отказаться от этого основного принципа войны в

пользу совершенно противоположного. Для объяснения его сальто-мортале, в

этом вопросе не приходится, поэтому, ломать голову. От него не ускользнули

ни успехи сионизма, ни подоплека спора между Ллойд Джорджем и его

прямым начальником, сэром Вильямом Робертсоном. Сэр Генри учуял

возможность выжить сэра Вильяма и сесть самому на его место.

  Неудивительно, поэтому, что, рассказывая о "поисках новых друзей" в этот

период, Хаим Вейцман упоминает о "симпатии" со стороны генерала

Вильсона, "большого друга Ллойд Джорджа", 23 августа 1917 г. сэр Генри

доложил Ллойд Джорджу, что он "твердо верит, что если будет основательно

разработан хороший план, то мы сможем очистить Палестину от турок и с

большой вероятностью полностью разгромить Турцию за время зимней

распутицы, не нарушая операции генерала Хэйга весной и зимой (во

Франции)".

  Это и был тот рапорт, который дал Ллойд Джорджу необходимую поддержку

для отдачи упомянутого выше приказа в сентябре 1917 г. Он ухватился за

соблазнительную формулировку о "зимней распутице", снабдившей его

военным доводом! Генерал Вильсон разъяснил ему, что "зимняя распутица"

во Франции, во время которой армии якобы тонут в грязи и большое

германское наступление невозможно, включает в себе "пять месяцев грязи и

снега от середины ноября до середины апреля (1918 г.)". На этом доводе

Ллойд Джордж основал свое решение перебросить из Франции "необходимые

войска для большого наступления в Палестине", чтобы вернуть их к тому

времени, когда они снова понадобятся во Франции Что же касается этой

последней надобности, то генерал Вильсон, единственный из всех военных

руководителей, авторитетно заявил Ллойд Джорджу, что никакого крупного

германского наступления на западном фронте вероятно вообще не будет (как

известно, оно началось в середине марта 1918 г.).

  Сэр Вильям Робертсон тщетно указывал на то, что весь этот календарный

план совершенно иллюзорен; переброска войск встречалась с громадными

трудностями морского транспорта, и к тому времени, когда последние

дивизии Станут высаживаться в Палестине, первым уже надо будет

переправляться обратно во Францию. В октябре 1917 г. он еще раз

предупредил, что войска, взятые из Франции, не успеют вернуться туда к

началу летних боев: "Правильным военным решением является продолжать

оборонительные операции в Палестине... и искать решения на западе... все

резервы должны быть брошены на западный фронт". В этот решающий

момент, главный заговорщик во всей этой истории - случай - также

пришел на помощь сионистам. Правительство в Лондоне, по-видимому почти

забывшее о западном фронте, пристало  Робертсону с требованиями дать им

Иерусалим, "в виде рождественского подарка" (одна эта фраза заставляет

вспомнить замечание Вейцмана в 1914 г. о "легкомыслии", с которым Ллойд

Джордж смотрел на войну). Такой же нажим заставил генерала Алленби в

Палестине предпринять пробное наступление; к его удивлению, турки оказали

лишь слабое сопротивление, и он без особых трудностей занял Иерусалим.

  В общем балансе военных действий этот успех не имел ни малейшего

значения, но после него удержать Ллойд Джорджа уже было невозможно.

  Войска перебрасывались из Франции без всякого учета того, что там

ожидалось. 6 января 1918 г. генерал сэр Дуглас Хэйг жаловался, что накануне

решающих боев его армии во Франции были существенно ослаблены; в

пехоте ему недоставало 114 тысяч солдат. 10 января 1918 г. военное

министерство вынуждено было издать приказ о снижении числа батальонов в

каждой дивизии с 12 до девяти. Свободная печать могла бы в такое время

дать Робертсону необходимую ему поддержку общественного мнения. Он ее

не получил, поскольку к тому времени уже было создано положение,

предсказанное "Протоколами" в самом начале века: "Мы должны заставить

правительства... действовать в направлении, нужном для нашего широко

задуманного плана... с помощью того, что мы представим, как общественное

мнение, и что будет тайно подстроено нами при помощи новой т.н. великой

державы - печати, которая, за немногими исключениями, которые можно

игнорировать, уже полностью в наших руках". Видные авторы и журналисты

готовы были предупредить общественность о надвигавшейся опасности, но

им не дали возможности высказаться.

  Наиболее известным военным обозревателем "Таймса" был в то время

полковник Репингтон, пользовавшийся наивысшим во всем союзном мире

авторитетом в этой области. В своем дневнике того времени он записал: "Все

это ужасно, и это будет означать снижение на одну четверть нашей пехоты во

Франции и к неизбежному смятению во всех наших войсках в момент

приближающегося кризиса. Еще никогда я не чувствовал себя столь

несчастным с самого начала войны... Мне удается сказать лишь немногое,

поскольку издатель "Таймса" часто переделывает мою критику, либо же ее

вообще не опубликовывает... если "Таймс" не вернется к своей независимой

линии и не станет на страже интересов общественности, мне придется умыть

руки и уйти".

  Когда предупреждения Робертсона о близкой опасности начали сбываться, он

был уволен. Желая получить одобрение палестинской авантюры, Ллойд

Джордж представит свой план Высшему Военному Совету союзников в

Версале. В январе 1918 года союзные специалисты утвердили план, "при

условии, что Западный фронт будет полностью обеспечен". По требованию

Клемансо, сэр Вильям Робертсон повторил свое предупреждение ( том, что

этот план представляет для Западного фронта смертельную опасность. По

окончании совещания Ллойд Джордж сделал ему сердитый выговор и тут же

назначил на его место сэра Генри Вильсона. Прежде чем уйти со своего поста,

сэр Вильям сделал последнюю попытку предотвратить близящуюся

катастрофу. Он поехал (в том же январе) в Париж просить командующего

американскими войсками, генерала Першинга, пополнить ослабленный фронт

(к тому времени еще только четыре с половиной дивизии американских войск

высадились во Франции). Верный солдатскому долгу, генерал Першинг дал

ответ, какого ожидал сэр Вильям и как он и сам ответил бы на его месте: "Он

иронически заметил, что мою просьбу о помощи на западном фронте трудно

примирить с желанием мистера Джорджа действовать наступательно в

Палестине. К сожалению ответить на это было нечем, разве что тем, что если

бы дело зависло от меня лично, то ни один солдат и ни одно орудие в

Палестину посланы бы не были".

  После этого от сэра Вильяма Робертсона не "зависело" уже больше ничего.

  Его воспоминания отличаются от мемуаров Ллойд Джорджа и других

политиков тем, что в них нет никакой горечи; он думал только о долге. Об

обращении с ним самим он пишет только, что "в течение 1917 года моей

неприятной обязанностью часто было возражать против военных

предприятий, которые премьер-министр хотел поручить армии; несомненно,

что моя оппозиция повела к его решению испробовать другого начальника

Имперского Генерального Штаба... По поводу моего увольнения,

следовательно, говорить было не о чем и я ни о чем и не говорил". Так этот

замечательный человек уходит из нашей повести, уступая место многим,

гораздо менее достойным. Однако его труды не пропали, поскольку до самого

своего увольнения ему удалось сохранить разреженному английскому фронту

ровно столько солдат и орудий, что в дни величайшего напряжения, в марте

1918 г., он смог удержаться, как рвущийся канат иной раз держится на

последней нити.

  После того, как "его ушли", два человека, стоявшие вне правительства и вне

армии, продолжали борьбу, и их усилия заслуживают быть отмеченными, как

последние попытки сохранить принципы свободного, независимого и

бдительного газетного репортажа. Полковник Репингтон был в прошлом

кавалерийский офицер, почитатель красивых женщин, остроумный

собеседник и бравый рубака. Его дневники рисуют незабываемую картину

пустой салонной жизни в то время, когда во Франции армии сражались одна

против другой, а в Лондоне плелись сети политических интриг. Он не

пренебрегал этой жизнью и, хотя видел ее неуместность, считал, что одним

унынием делу тоже не помочь. Он был столь же честен и такой же патриот,

как и Робертсон, и абсолютно неподкупен; многочисленные заманчивые

предложения (явно делавшиеся с намерением заставить его молчать) не

оказывали на него действия. Он писал: "Мы перебрасываем миллионы людей

на второстепенные театры войны, ослабляя наши армии во Франции в

момент, когда немчура готова бросить на нас все свои силы,

освободившиеся в России... мне не удается получить поддержку издателя

"Таймса", нужную чтобы пробудить страну, и я думаю, что мне скоро

придется с ним расстаться (автор обнаружил дневник полковника

Репингтона, работая над этой книгой, и увидел, что его собственный опыт

работы с тем же издателем "Таймса" 20 лет спустя был совершенно

аналогичен). Месяцем позже он записал: "Во время бурного разговора я

прямо сказал Джеффри Доусону, что его раболепство перед военным

кабинетом в текущем году было в значительной степени причиной опасного

положения нашей армии... я не желаю больше иметь ничего общего с

"Таймсом".

  После этого в Англии остался только один человек который хотел и мог

писать правду. Редактор "Морнинг Пост" Г. А. Гвинн, не показывая цензору,

опубликовал статью полковника Репингтона, разоблачавшую ослабление

нашего фронта во Франции накануне немецкого наступления. И он, и

полковник Репингтон подверглись судебному преследованию и были

оштрафованы (судя по всему, общественное мнение было слишком на их

стороне, чтобы можно было подвергнуть их более суровому наказанию).

  Робертсон писал полковнику Репингтону: "Как и Вы, я делал все, что было в

интересах страны, и результат был точно таким, какого я ожидал... Однако

самое главное - это держаться прямого пути и тогда можно быть уверенным,

что то, что сейчас представляется злом, в конце концов послужит делу добра".

  В результате всего этого сэр Эдвард Карсон, в свое время по неведению

помогший Ллойд Джорджу стать премьер-министром вышел из состава

правительства, заявив издателю "Таймса", что его газета только рупор Ллойд

Джорджа, а единственной независимой газетой остается "Морнинг Пост".

  Гвинн сообщил полковнику Репингтону, что правительство хочет уничтожить

"Морнинг Пост", т.к. "это одна из немногих оставшихся независимыми

газет". Перед началом Второй мировой войны газета действительно была

"уничтожена", как об этом уже упоминалось выше. После этого в Англии

остался всего один еженедельник "Truth", который в течение долгих лет

старался держаться принципа беспристрастного и независимого репортажа,

но в 1953 г. он перешел в другие руки и также был приструнен.

  Два года войны, в течение которых в Англии главенствовал Ллойд Джордж,

были чреваты последствиями, продолжающими оказывать влияние и на наше

время; думается, что нам удалось показать, как он пришел к власти и какой

высшей цели он служил. За полтора года он преодолел всю оппозицию и,

переправив, громадную массу войск из Франции в Палестину, подготовил

наконец завершение своего рискованного предприятия. 7 марта 1918 г. он

приказал начать "решительное наступление" для завоевания всей Палестины,

и отправил генерала Сматса к генералу Алленби с соответствующими

инструкциями. 21 .марта 1918 г. началось давно ожидавшееся немецкое

наступление во Франции с участием всей пехоты, артиллерии и авиации,

освободившихся на русском фронте. "Решительное наступление в Палестине

пришлось остановить и каждого солдата, которого только можно было

выжать из Палестины, спешным порядком повезли обратно во Францию.

  Вплоть до октября 1918 г. общее число войск в Палестине, по данным

генерала Робертсона, составляло 1.192.511 солдат и офицеров. 27 марта 1918

г. полковник Репингтон писал: "Это самое страшное поражение в истории

нашей армии". Немцы сообщили, что к 6 июня они захватили 175.000

пленных и свыше 2000 орудий. Подтвердилась правота последних слов в

письме сэра Вильяма Робертсона полковнику Репингтону, которые

продолжают быть обнадеживающим предсказанием для людей доброй воли и

в наши дни. Именно, держась прямого пути, Робертсон сумел сохранить

достаточно сил, чтобы ценой невероятных усилий удержать фронт до

прибытия американских подкреплений, после чего война фактически была

выиграна. Само собой разумеется, что если бы Россия была во время

поддержана, а вместо палестинской экскурсии все силы были

сконцентрированы во Франции, то война закончилась бы раньше и, вероятно,

без вмешательства Америки. Однако все это вовсе не послужило бы целям

грандиозного плана "управления человечеством".

  Здесь автор пишет как непосредственный участник событий, и вполне

возможно, что это придает известную окраску тому, что говорится о

происшедшем, результаты которого, испытанные его поколением, трудно

назвать положительными. Я хорошо помню грозную атаку немцев 21 марта

1918 года; я видел ее на земле и с воздуха, участвуя весь первый месяц в боях,

пока меня не эвакуировали в тыл на носилках. Я помню приказ генерала

Хэйга, что каждый солдат должен сражаться до последнего там, где он стоит;

этот приказ висел в столовой моего авиаотряда. Я не сожалею о пережитом, и

не хотел бы вычеркнуть его из моей жизни, даже если бы я мог это сделать.

  Но теперь, когда я вижу скрытые мотивы и средства, которыми все это было

вызвано, мне хотелось бы, чтобы будущие поколения упорнее

придерживались "прямых путей" сэра Вильяма Робертсона, зная немного

больше о том, что происходило тогда и продолжается сейчас, и способствуя

тому, чтобы в конечном итоге обратилось к добру то, что сейчас

представляется злом. Именное этой целью автор и пишет эту книгу.

  Благодаря победе в Европе, желаема территория в Палестине была в конце

концов получена. Однако одно дело захватить территорию, а другое -

создать на ней что-либо. На этой земле сначала должна была быть

воздвигнута "родина" сионизма, а затем его "государство" (а, в конечном

итоге, вероятно еще и "империя"). Одна Англия не была, разумеется , в

состоянии достигнуть всего этого. Не было прецедента в истории чтобы

арабская территория, завоеванная европейцами, была подарена азиатскому

народу. В такую сделку нужно было втянуть несколько наций, много наций,

надо было основать "фирму", чтобы придать всему этому вид приличного

гешефта. Необходима была "лига наций" и, прежде всего, требовалось

американское "вмешательство". Эта вторая часть общего плана действий

также уже подготовлялась заранее; пока английские войска захватывали

нужную полосу земли, ловкие адвокаты искали путей, чтобы подделать

законные акты на землевладение, основать "торговую компанию" и пустить в

ход нужное предприятие.

  Ллойд Джордж сделал свое дело, и его роль заканчивалась. Читатель должен

теперь бросить взгляд на другой берег Атлантики и посмотреть что там

затевали господа Хауз, Брандейс и раввин Стефен Уайз. Некий г-н Вудро

Вильсон играл во всем этом лишь призрачную роль.