ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

     ГОЛГОФА

     7 апреля

     В  Иерусалиме  до сих пор показывают "Скорбный путь" (Via dolorosa), по

которому люди вели на смерть Спасителя мира. С  евангельских  времен  многое

изменилось  в  топографии  города, и поэтому трудно отстаивать достоверность

предания. Несомненно, однако, что именно по такой же узкой  восточной  улице

двигалась  процессия,  вышедшая  из претории в полдень пасхальной пятницы 14

нисана.

     Никого из близких не было  рядом  с  Осужденным.  Он  шел  в  окружении

угрюмых  солдат;  два преступника, вероятно, сообщники Вараввы, делили с Ним

путь к месту казни. Каждый имел titulum, табличку с указанием его вины.  Та,

что  висела  на  груди  Христа,  была  написана  на  трех языках: еврейском,

греческом и латинском, чтобы все могли  прочесть  ее.  Она  гласила:  "Иисус

Назарянин, Царь иудейский".

     Синедрион  пытался  протестовать  против  такой  надписи,  видя  в  ней

оскорбление патриотических чувств народа.  Но  Пилат  на  этот  раз  остался

непреклонен.  "Что  я  написал -- то написал", -- ответил он, довольный, что

хотя бы таким образом смог досадить людям, принудившим его к уступке.

     По жестокому  правилу  обреченные  сами  несли  patibulum,  перекладины

крестов, на которых их распинали. Иисус шел медленно. Он был истерзан бичами

и  ослабел  после  бессонной  ночи.  Власти  же  стремились  кончить с делом

поскорее, до начала торжеств. Поэтому  центурион  задержал  некоего  Симона,

иудея  из  Киренской  общины,  который  шел  со  своего  поля в Иерусалим, и

приказал ему нести крест Назарянина.  Впоследствии  сыновья  этого  человека

стали   христианами   и,  вероятно,  от  него  узнали  основные  подробности

Голгофской трагедии.

     У Эфраимских ворот шествие окружили люди. Послышались плач и причитания

женщин. Иисус повернулся к ним и впервые за долгое время заговорил.  "Дочери

иерусалимские,  --  сказал  Он, -- не плачьте обо Мне, но о себе плачьте и о

детях ваших. Ибо вот приходят дни,  когда  скажут:  "счастливы  неплодные  и

утробы,  никогда  не  рождавшие, и сосцы, никогда не питавшие!" Тогда начнут

говорить горам: падите на нас!  --  и  холмам:  покройте  нас!  Ибо  если  с

зеленеющим  деревом  это делают, то с сухим что будет?" В эти последние часы

Он продолжал думать об  участи,  которая  постигнет  Иерусалим  через  сорок

лет...

     Выйдя  из  города,  повернули  к крутому главному холму, расположенному

недалеко от стен, у дороги. За свою форму он получил название Голгофа

-- "Череп", или "Лобное место" [1]. На его  вершине  должны  были  поставить

кресты.  Римляне  всегда  распинали  осужденных вдоль людных путей, чтобы их

видом устрашать непокорных. На холме казнимым поднесли напиток, притупляющий

чувства. Его делали еврейские женщины для облегчения мук распятых. Но  Иисус

отказался от питья, готовясь перенести все в полном сознании.

     Распятие  на  кресте  не  только  считайтесь позорным концом, но и было

одной  из  самых  бесчеловечных  казней,  какие  изобрел  древний  мир.  Оно

соединяло  физическую  пытку с нравственным унижением. Не случайно в империи

от этого "ужаснейшего и гнуснейшего" вида смерти избавляли  всех,  кто  имел

римское   гражданство.   Распинали   обычно   мятежных   варваров  и  рабов.

Заимствованная римлянами из Карфагена казнь широко  применялась  уже  в  дни

Республики.

     Осужденного  нагим  привязывали,  а  иногда  и  прибивали  к  столбу  с

перекладиной и оставляли на медленное умирание. Удушье  мучило  его,  солнце

жгло   голову,   все   тело  затекало  от  неестественного  положения,  раны

воспалялись, причиняя нестерпимую боль. Он звал смерть как освобождение,  но

она  не  приходила.  Бывали случаи, когда люди висели на крестах много дней;

иногда им, еще живым, птицы выклевывали глаза...

     Чтобы  близкие  не  могли  спасти  распятых,  у  крестов   выставлялась

вооруженная  охрана.  И  на этот раз было выделено четыре солдата с приказом

привести приговор в исполнение и  остаться  у  "Лобного  места"  в  качестве

караула.  Конвоем  командовал  уже  не  трибун,  как  в Гефсимании, а только

центурион.

     Власти поняли, что тревога  оказалась  напрасной:  никаких  беспорядков

процесс  не  вызвал.  Сторонники Галилеянина разбежались, а многие, наверно,

узнали о случившемся, когда было поздно. Арест, суд и казнь  были  проведены

быстро, как и планировал Синедрион. Если кто и поверил в мессианство Иисуса,

то  сейчас  они  парализованы.  Ведь  крест значил только одно: Назарянин --

лжемессия. О Его притязаниях напоминала теперь только  ироническая  надпись,

прибитая ко кресту.

     Издалека  за  казнью  следила  толпа галилейских женщин. То были: Мария

Магдалина, Мария Клеопова, Саломея и другие. Среди  них  находилась  и  Мать

Господа  со  Своей  сестрой. Горе и отчаяние их были беспредельны. Вот он --

"престол Давидов", уготованный Мессии! Из всех пророчеств исполнилось только

одно: "оружие пронзило душу Марии". Как могло случиться,  что  Бог  допустил

это?  Иисус,  воплощенная Вера и воплощенная Любовь, стоял беззащитный перед

Своими палачами. Давно  ли  Саломея  просила  у  Него  почетного  места  для

сыновей? А сейчас Он должен умереть вместе с преступниками...

     Женщины  видели,  как  солдаты  сорвали с Иисуса одежды, оставив на Нем

лишь набедренную повязку; видели, как был приготовлен  крест  и  Осужденного

положили  на  него.  Послышался  страшный  стук молотков, которыми вгоняли в

запястья рук и в ступни огромные гвозди. Это был ни с чем не сравнимый ужас.

Стоявший рядом Симон Киренский слышал слова Иисуса: "Отче, прости им, ибо не

знают они, что делают". Поистине ни бездушные палачи, ни иерархи, добившиеся

осуждения Иисуса, не понимали, что совершается в этот час. Для  одних  казнь

была  просто  перерывом в скучных казарменных буднях, а другие были уверены,

что оградили народ от "месита". опасного богохульника и соблазнителя.

     После того как кресты с  повешенными  были  водружены,  их  завалили  у

подножий   камнями.   Теперь   конвою  предстояло  ждать  последнего  вздоха

осужденных. Чтобы скоротать время, солдаты перекидывались шутками, играли  в

кости.  По  обычаю,  им  полагалось  забирать  себе  одежду  смертников. Они

разорвали ее на части, только цельнотканый хитон Иисуса решили не портить  и

бросили жребий -- кому он достанется.

     Нередко  говорят, что смерть Христа была событием, которое прошло почти

незамеченным в тогдашнем мире. Это вполне справедливо. Даже сто  лет  спустя

римский  историк Тацит посвятил ему только одну короткую фразу, отметив, что

Основатель христианства был  "в  царствование  Тиберия  казнен  прокуратором

Понтием  Пилатом"  [2].  Однако и в Иерусалиме распятию Иисуса Назарянина не

придавали слишком большого значения. Переполненный  богомольцами  город  жил

своей  жизнью. За четыре года правления Пилата народ привык к многочисленным

казням.

     Люди, спешившие в Иерусалим, не удивлялись, видя кресты на холме. В дни

праздников показательные расправы были нередки. Прохожие останавливались и с

холодным любопытством читали надписи.  Некоторые,  слышавшие  о  Назарянине,

злорадно  кричали: "Эй! Разрушающий Храм и воздвигающий его в три дня! Спаси

Себя самого, сойди с креста!"

     Те члены  Синедриона,  которые  не  могли  отказаться  от  мстительного

удовольствия  видеть  конец  Осужденного,  тоже  пришли  на Голгофу. "Других

спасал, -- со  смехом  переговаривались  они,  намекая  на  крики  "Осанна!"

[Возглас  "Осанна!"  буквально  означает "Спасай нас!"], -- а Себя Самого не

может спасти! Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста, чтобы мы видели и

уверовали. Он возложил упование на Бога; пусть избавит Его теперь,  если  Он

угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын".

     Между  тем  подул  ветер,  и хмурые тучи заволокли небо. Казалось, само

солнце скрылось, чтобы не видеть безумия людей. А они  продолжали  глумиться

над  Христом,  безмолвно  терпевшим  нечеловеческую муку. Глумились солдаты,

глумились старейшины, глумились случайные зрители. Даже один из  мятежников,

повешенный рядом с Ним, присоединился к злобному хору...

     Три  года,  проходя  по  этой  земле, Иисус учил людей быть сынами Отца

Небесного, облегчал страдания, проповедовал Евангелие Царства.  Но  люди  не

захотели  войти  в  это  Царство.  И язычники, и иудеи верили в царство мира

сего, а Христово Царство сходило с Неба и вело к Небу.

     Но вот теперь Он умолк. Он побежден и никогда больше не будет вселять в

них тревогу.

     Вдруг произошло нечто  неожиданное.  Второй  осужденный  сказал  своему

товарищу,  который  вместе с толпой насмехался над Галилеянином: "Не боишься

ты Бога! Ведь сам ты  приговорен  к  тому  же.  Мы-то  --  справедливо,  ибо

достойное  по  делам  получаем. Он же ничего дурного не сделал". Быть может,

человек этот еще раньше слышал проповедь Иисуса; быть может, лишь в этот миг

ощутил какую-то силу, исходящую от распятого рядом с ним, только в душе  его

внезапно вспыхнул луч веры, исторгнутый предсмертной тоской.

     -- Вспомни  меня, -- сказал он, взглянув на Христа, -- когда Ты придешь

как Царь.

     Запекшиеся уста Иисуса разомкнулись, и Он ответил:

     -- Истинно говорю тебе, сегодня со Мною будешь в раю.

     Толпа постепенно редела. Стоявшие поодаль женщины осмелились,  невзирая

на  солдат,  приблизиться.  Крест  был  высок,  однако с распятым можно было

говорить. Увидев Свою Мать, подошедшую с  Иоанном,  Иисус  в  последний  раз

обратился  к  Ней. "Вот сын Твой, -- сказал Он, а потом взглянул на любимого

ученика: -- Вот Мать твоя". И после этого Он умолк...

     Тучи  сгущались;  к  трем  часам  дня  стало  темно,  как  в  сумерках.

Неимоверная  тяжесть, которая начала спускаться на Иисуса еще в Гефсиманскую

ночь, достигла предела. Уже давно ждал Мессия этой последней встречи со злом

мира, окутавшим Его теперь, как черная пелена.  Он  поистине  сходил  в  ад,

созданный руками людей.

     -- Элахи, Элахи, лама шабактани! Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты

меня оставил!

     В   этом   вопле   псалмопевца   Христос   излил   всю  глубину  Своего

беспредельного томления. Конца молитвы Он не дочитал...

     Стоявшие на Голгофе не разобрали Его слов. Солдаты решили, что Распятый

призывает Гелиос, Солнце, а иудеям по созвучию послышалось имя  Илии-пророка

[3]. "Вот Илию зовет!" -- сказал кто-то.

     Начиналась  агония. "Шахена!", "Пить!" -- просил Иисус. Один из воинов,

движимый состраданием, подбежал  к  кувшину  с  "поской",  кислым  напитком,

который солдаты постоянно носили с собой, и, обмакнув в него губку, протянул

на  палке  Умирающему.  Более черствые отговаривали его: "Оставь, посмотрим,

придет ли Илия спасти Его".

     Едва только влага коснулась  воспаленных  губ  Иисуса,  Он  проговорил:

"Совершилось".  Он  знал,  что  смерть  уже  рядом,  и  снова стал молиться,

повторяя слова, которые Мать учила Его произносить перед сном: "Отче, в руки

Твои предаю дух Мой..."

     Внезапно у Страдальца вырвался крик. Потом голова Его упала  на  грудь.

Сердце остановилось. Он был мертв.

     Сын Человеческий выпил Свою чашу до дна.

     В  это  мгновение  люди  почувствовали, как вздрогнула земля, и увидели

трещины, пробежавшие  по  камням.  Воздух  был  душным,  как  перед  грозой.

Центурион,   который   долго  всматривался  в  лицо  Распятого,  воскликнул:

"Поистине  этот  Человек  --  сын  богов!"  Что-то  таинственное   открылось

римлянину в последние минуты казни [4].

     Грозные   явления   природы  подействовали  на  всех  угнетающе.

Смущенные и испуганные, возвращались люди в город. Они били себя в  грудь  в

знак скорби, догадываясь, что совершилось нечто ужасное.

     На  фоне  сумрачного неба высились контуры трех крестов. Но не только о

жестокости и злобе человеческой говорили они. Отныне это орудие казни станет

символом   Искупления,   символом   жертвенной   любви   Бога   к    падшему

человечеству...

     Примечания ("ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ")

     [1]  Место  Голгофы  в  настоящее время почти не вызывает сомнений. Оно

находилось за старой  стеной  у  Эфраимских  ворот.  Там,  по-видимому,  был

пустынный  карьер для добывания камня. Голгофа рано стала местом почитания у

христиан. Ее расположение не было забыто и после того, как в 30-х  годах  II

века  император Адриан воздвиг там новые здания. Неподалеку находился и гроб

Господень, над которым в IV веке соорудили храм Воскресения. См. A. Benort.

     Le Calvaire et Le Sйpulcre. -- ?Т 8, 1963, No53.

     [2] Тацит. Анналы, XV, 44.

     [3] Пс 21. Еврейский текст этой строки псалма звучит; "Эли,  Эли,  лама

азабтани!" Христос же произнес молитву в арамейском варианте (если судить по

греческой транскрипции слов у Мф и Мк). Произнесение Христом этой молитвы на

языке,  который  Он употреблял в повседневности, указывает на глубоко личное

переживание  Им  слов  псалмопевца.  Имя  Илии-пророка   произносилось   как

"Элиягу",  что  объясняет  ошибку находившихся у креста. В некоторых древних

рукописях стоит: "зовет Солнце". Для  язычников  эта  ассоциация  со  словом

Элиос (Гелиос) более естественна.

     [4] Мф 27, 54. В устах римлянина-язычника более вероятно выражение "сын

богов".  Из  текста  Мк 15, 39 следует, что центуриона поразил облик и слова

Иисуса перед смертью. Мф (27, 51-- 53) говорит о  знамениях,  сопровождавших

смерть  Иисуса (разорванная завеса в храме, землетрясение, явления умерших).

Древнее Евангелие от Назарян поясняет,  что  землетрясение  повредило  балку

храмовых  дверей  (см.:  Иероним.  Письмо  120 к Эбидию). Некоторые экзегеты

рассматривают эти сообщения просто как символ конца. Ветхого Завета.  Однако

вполне  вероятно,  что  в  тот  день  действительно произошло землетрясение.

Тектонические явления в Иудее были нередки.

     ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

     ПОСЛЕ РАСПЯТИЯ

     7-- 8 апреля

     Голгофа опустела. Люди разошлись по домам,  где  их  ждали  родные  для

совершения  праздничной  трапезы. Только солдаты по-прежнему сидели у холма.

Они не имели права покинуть пост, пока не умрет последний из осужденных.

     Римляне часто оставляли тела на крестах, чтобы трупы долго напоминали о

каре, которая ждет их врагов. Но  Синедрион  ходатайствовал  перед  Пилатом,

прося  снять  казненных,  пока  не зашло солнце [Субботний покой начинался с

вечера пятницы]. Этого  требовал  иудейский  обычай,  а  соблюсти  его  было

особенно  необходимо  ввиду  вечера,  совпадавшего  с седером [1]. Пилат дал

согласие.

     Двое разбойников были еще живы. Солдаты, получив  приказ,  перебили  им

голени,  чтобы  ускорить  смерть. Потеряв опору, распятые повисли на руках и

через несколько минут задохнулись. Сомнения в том, что Иисус мертв, не было,

но один из воинов для проверки пронзил Ему грудь копьем. В  ране  показались

"кровь  и  вода"  --  бесспорный  признак  наступившего  конца  [2].  Теперь

оставалось только, выдернув гвозди, снять мертвецов и опустить в общую  яму.

Так обычно хоронили преступников.

     В  это  самое время к прокуратору явился Иосиф Аримафейский -- богатый,

уважаемый в городе человек, член Совета.  Он  не  принимал  участия  в  суде

"Малого  Синедриона",  потому  что сам был тайным приверженцем Иисуса. Как и

апостолы, Иосиф "ожидал Царства Божия", но сейчас он думал,  что  обманулся.

Тем  не  менее,  преодолев страх, он пришел попросить у Пилата тело Усопшего

для погребения. Иосиф не хотел допустить, чтобы Иисуса лишили даже отдельной

могилы.

     Пилат удивился, узнав, что Назарянин умер так  скоро.  Может  быть,  Он

только  в  обмороке? Но центурион подтвердил, что в три часа пополудни Иисус

действительно  скончался.  У  Пилата  не  было  причин  отказывать   Иосифу.

Возможно,  он даже по своему обыкновению получил от него мзду. Так или иначе

наместник предоставил Иосифу поступить с телом, как он пожелает.

     Времени для необходимых приготовлений оставалось совсем мало.  Если  бы

наступил  вечер,  похороны  пришлось  бы  отложить  на сутки. Но Иосиф успел

купить полотняный саван, а фарисей Никодим, тот, что прежде  приходил  ночью

беседовать с Иисусом, принес большие сосуды с благовонным раствором смирны и

алоэ, которым пропитали материю.

     При  помощи  слуг  тело положили на носилки и перенесли в соседний сад.

Участок принадлежал Иосифу, который  недавно  заготовил  себе  здесь  склеп.

Искать другую могилу возможности не было, так как каждая минута была дорога.

Но,  вероятно, Иосиф был рад хотя бы таким образом в последний раз послужить

Учителю.

     Усопшего завернули в  благоухающие  пелены,  внесли  в  пещеру,  прочли

заупокойные молитвы и завалили вход круглой каменной плитой, для которой был

вытесан  специальный  желоб.  Исполнив  печальный  долг,  оба  удалились для

совершения седера.

     Мария  Магдалина  и  Мария  Иосиева  тоже  присутствовали  в  саду  при

погребении.  Они  стояли "напротив гробницы" и, плача, смотрели на поспешный

обряд. Им хотелось самим умастить тело Господа ароматами и долго  оплакивать

невозвратимую  утрату.  Но  было  уже поздно. Правда, теперь они знали место

могилы и надеялись по прошествии субботы снова прийти сюда.

     Между тем первосвященники, услыхав, что Назарянина похоронили в саду  у

Голгофы,  а  не  с  другими  казненными, встревожились. Что, если почитатели

станут устраивать паломничества к Нему на гроб или  похитят  тело,  а  потом

заявят, будто Он жив? Желательно было искоренить самую память о Нем. Поэтому

группа  старейшин  снова  пришла  к Пилату с просьбой, чтобы на первые дни у

пещеры была поставлена охрана.

     "Имеете стражу, -- недовольный,  ответил  им  прокуратор,  --  идите  и

охраняйте,  как  знаете".  Он  больше  не  желал  иметь ничего общего с этим

неприятным делом.

     Однако от Пилата ждали  только  санкции.  Получив  ее,  Ханан  приказал

опечатать склеп и выставить в саду стражу [3].

     Иерархия могла теперь спокойно проводить праздник и воссылать молитвы к

Богу.  Все  прошло лучше, чем ожидали власти. А ученики? Они ничего не знали

ни о месте погребения,  ни  о  караульных  у  могилы.  Ужас  сковал  их.  Им

казалось,  что  всех сторонников Учителя могут схватить в любую минуту. Пока

их не трогали. Но долго ли это продлится? Если бы  не  суббота  и  праздник,

они, конечно, бросили бы все и поспешили назад, в родную Галилею.

     То была самая мрачная Пасха в их жизни.

     "Я и спутники мои, -- читаем мы в апокрифическом Евангелии от Петра, --

были в тоске и с болью в сердце скрывались, ибо нас искали как преступников,

намеревавшихся поджечь Храм. Мы пребывали в посте и скорби и в слезах день и

ночь"  [4].  Пусть  это  и не подлинные слова апостола -- они верно передают

состояние галилеян после распятия.

     Но еще больше, чем боязнь преследований и  укоры  совести,  терзала  их

мысль, что Сын Человеческий отнят у них. Он, Который ходил с ними по зеленым

холмам  у  озера,  Кто  был  так  добр  и  могуществен, Кто одним словом мог

исцелять болезни, Кто свидетельствовал об истине и обещал привести  учеников

в  Царство  Божие,  лежит теперь бездыханный. Им не услышать больше знакомых

слов: "Истинно, истинно говорю вам", не увидеть рук, преломляющих хлеб...

     Ученики были в отчаянии: зачем Бог покинул Его, покинул их всех?

     Некоторые раввины говорят, что Мессия должен быть смертен, как и прочие

люди. Но почему Иисус погиб в расцвете сил, а не отошел в мире.  "насыщенный

годами"? Почему он так мало успел сделать? Ведь Он не оставил скрижалей, как

Моисей,  не  написал  книг,  как  пророки,  не  создал  школы,  как Гиллель.

Единственное Его  наследие  --  они  сами:  простые,  слабые  люди,  которые

оказались  недостойными  Учителя и бросили Его в решительный час. Синедрион,

когда торопился, знал, что делал. Дерево срублено, не поднявшись высоко  над

землей, не успев принести плода.

     Он  умер.  Но  умер  не как Помазанник Божий, а как отверженец, ибо сам

Закон почитает проклятыми тех, кого настигла подобная смерть. Его  осудил  и

еврейский, и римский суд.

     Он  умер  даже  не как мудрец, перешагнувший грань обычных человеческих

чувств, победивший страдание силой духа. Он мучился как миллионы людей,  как

каждый  ребенок  или раненая птица, как любое живое существо. Никто не помог

Ему, когда Он истекал кровью на страшном кресте. Никакой ангел  не  облегчил

агонии.  Правы  оказались  те,  кто говорил: "Других спасал, а Себя не может

спасти".

     Но, значит, Иисус не Тот, за кого  они  Его  принимали?  Не  Избавитель

Израиля  и  мира?  И,  следовательно, напрасной была их вера в Него, а Петр,

сказав:  "Ты  Мессия",  произнес  лишь  пустые  слова?  Это  было   крушение

окончательное,  непоправимое. Рухнули надежды и ослепительные мечты. Никогда

еще люди не испытывали более тяжкого разочарования.

     Что оставалось им делать? Бежать!  Скорее  бежать  из  этого  зловещего

города!  Вернуться  в  Галилею  к  своим  домам и лодкам. Забыть о Человеке,

Который  обманулся   Сам   и   ввел   в   заблуждение   Своих   простодушных

последователей...

     Примечания ("ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ")

     [1]  "По иудейскому обычаю, -- пишет Флавий -- приговоренных к распятию

до заката снимают и хоронят" (И. Флавий. Иудейская  война,  IV,  5,  2;  см.

также Санхедрин, IV, 4-- 5). Орудия казни полагалось зарывать (Тосефта, 9, 8

к  Санхедрин,  VI).  Это  косвенно  подтверждает  сказание  о находке креста

царицей Еленой.

     [2] Ин 19, 34. По мнению медиков, эта  "вода"  есть  жидкость,  которая

скапливается  в  области  сердца в результате разрыва сердечных перегородок.

Этот разрыв вызывается некрозом сердца.  При  такого  рода  смерти  у  людей

вырывается непроизвольный крик. Ср. Мф 27, 50; Мк 15, 37.

     [3]  Мф  27,  62-- 66. Согласно Евангелию от Петра (II в.), стража была

римской (IX, 45), но, вероятней всего, она состояла из наемных надзирателей,

которых прокуратор держал при храме (ср. выражение в  Мф  27,  65).  Римские

солдаты  не могли бы ссылаться на то, что заснули; по их воинскому уставу за

это наказывали смертной казнью. В Мф 27, 62 сказано, что архиереи пришли  со

своей  просьбой  к  Пилату  в  субботу.  Могли  ли  они сделать это, забыв о

субботнем покое? Вопрос снимается, если учесть, что срок  покоя  истекает  в

субботу вечером (через час после захода солнца).

     [4] Апокрифическое Евангелие от Петра, VII, 26-- 27.

     ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

     ПОБЕДА НАД СМЕРТЬЮ

     9-- 14 апреля

     С  заходом  солнца 8 апреля кончился срок субботнего покоя, но женщинам

еще нужно было купить душистые порошки и  мази,  из  которых  приготовлялась

смесь для бальзамирования.

     Поэтому  посещение  гробницы  было  отложено  до утра следующего дня. О

страже они не знали; их беспокоила только мысль:  кто  поможет  им  откатить

тяжелый камень.

     Мария  Магдалина  пришла раньше своих подруг. В предрассветном сумраке,

подойдя к склепу, она в смятении остановилась: камень был сдвинут.  Что  это

значит? Неужели даже после смерти Учителя враги Его не успокоились?..

     Тем временем подоспели Саломея с Марией Клеоповой и, заглянув в пещеру,

убедились,  что  она  пуста.  Магдалина в слезах побежала к Петру и Иоанну и

сообщила им горестную весть: "Взяли Господа из гробницы,  и  не  знаем,  где

положили Его".

     Оба ученика, немедленно покинув дом. в котором скрывались, поспешили за

Марией в сад Иосифа.

     Сначала они бежали вместе, но потом Симон отстал, и Иоанн достиг пещеры

первым.  Видя,  что  Мария  права,  он  терялся в догадках: кто мог, нарушив

Закон, оскорбить место вечного упокоения? Юноша наклонился к  отверстию,  но

решимости войти у него не хватило.

     Когда  в  ограде  показался Петр, он еле переводил дыхание. Но не таков

был этот человек, чтобы долго размышлять.  Не  останавливаясь,  Кифа  тотчас

вошел в темный склеп. Это ободрило Иоанна, и он последовал за Симоном. Рядом

с каменным ложем они увидели саван и покров для лица. Погребенный исчез.

     Расспрашивать, протестовать, искать тело ученики побоялись. Они побрели

назад в город, полные печального недоумения. Видно, недруги решили глумиться

над ними до конца...

     У  могилы  .осталась  одна  Магдалина.  Погруженная в свое горе, она не

заметила, что остальные женщины куда-то  ушли.  Словно  не  веря  несчастью,

Мария  еще раз приблизилась к отверстию пещеры и неожиданно увидела там двух

неизвестных в белых одеждах.

     -- Женщина, почему ты плачешь? -- спросили они.

     -- Потому что взяли Господа моего, и не знаю, где положили Его.

     В ней проснулась надежда: может быть, эти люди объяснят ей случившееся?

Но в тот же миг Магдалина почувствовала,  что  сзади  нее  кто-то  стоит,  и

оглянулась.

     -- Женщина, почему ты плачешь? Кого ищешь? -- спросил Незнакомец.

     Думая  только  о  своем, Мария решила, что перед ней садовник, который,

наверно, должен знать, где тело.

     -- Господи, -- умоляюще заговорила она, -- если ты унес Его, скажи мне,

где ты Его положил, и я Его возьму.

     -- Мирьям! -- прозвучал до боли знакомый  голос.  Все  всколыхнулось  в

ней. Сомнений не было. Это Он...

     -- Раввуни! -- вскричала Магдалина и упала к Его ногам.

     -- Не  прикасайся  ко  Мне,  --  предостерег  ее Иисус, -- ибо Я еще не

взошел к Отцу Моему; но иди к братьям моим и скажи им: "Восхожу к Отцу Моему

и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему".

     Обезумевшая от радости, едва сознавая происходящее, Мария бросилась  из

сада...

     Вестницей  неслыханного, небывалого вбежала она в дом, где царил траур,

но ни один из друзей не принял ее восторженных слов всерьез. Все решили, что

бедная женщина с горя потеряла рассудок. То же  самое  подумали  они,  когда

вслед  за ней появились Иоанна, жена Хузы, Мария Клеопова и Саломея и стали,

перебивая друг друга, уверять, что Учитель жив, что они  видели  Его  своими

глазами.  Они  рассказали,  как спустились в пещеру, когда Магдалина уходила

позвать учеников, и нашли там юношу  в  белой  одежде.  "Не  ужасайтесь!  --

сказал он. -- Иисуса ищете Назарянина, распятого. Он восстал. Его нет здесь.

Вот  место, где положили Его. Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он

предваряет вас в Галилее. Там вы Его увидите, как Он  сказал  вам".  Женщины

признались,  что  сначала  им было страшно говорить о виденном, но потом Сам

Иисус явился им на дороге и повторил повеление всем идти в Галилею.

     Апостолы, переглядываясь, слушали рассказ. "Показались им, --  замечает

св.  Лука,  -- слова эти бредом, и они не верили женщинам " [1]. После того,

что стряслось, ученики были далеки от надежд на  чудо  и  меньше  всего  они

предполагали,  что  скоро Бог превратит их самих из трепещущих, раздавленных

катастрофой людей в провозвестников новой веры.

     Много непостижимого хранят анналы истории, но можно смело сказать,  что

самое  невероятное  в  ней  --  жизнь Иисуса Назарянина и тайна, которой Его

жизнь увенчалась. Справедливо считают, что эта  тайна  выходит  за  пределы,

доступные человеческому знанию. Однако есть и осязаемые факты, находящиеся в

поле  зрения  историка. В тот самый момент, когда Церковь, едва зародившись,

казалось, навсегда погибла, когда  здание,  возведенное  Иисусом,  лежало  в

развалинах,  а  Его  ученики потеряли веру, -- все внезапно коренным образом

меняется.

     Ликующая радость приходит на смену отчаянию и  безнадежности;  те,  кто

только  что покинул Учителя и отрекся от Него, смело возвещают о победе Сына

Божия. Что-то произошло, без чего не было бы самого христианства...

     Самое  раннее  и  непосредственное  свидетельство   об   этом   событии

принадлежит  человеку,  в  жизни которого встреча с Иисусом произвела полный

переворот. Встреча же произошла спустя пять-шесть лет  после  Голгофы.  Этот

человек  -- Савл Тарсийский, впоследствии апостол Павел, -- писал христианам

Коринфа: "Я передал вам, во-первых, то, что и принял; что  Христос  умер  за

грехи  наши,  по  Писаниям,  и что Он погребен, и что Он воздвигнут в третий

день, по Писаниям, и что Он явился Кифе, потом --  Двенадцати,  затем  свыше

чем  пятистам братьям одновременно, из которых большая часть доныне в живых,

а некоторые почили; затем явился Иакову, потом всем апостолам, а после  всех

явился и мне, словно недоноску. Ибо я -- наименьший из апостолов, я, который

недостоин называться апостолом, потому что гнал Церковь Божию" [2].

     Это   Павлово   свидетельство   вместе  с  пасхальными  повествованиями

Евангелий приводит нас к реальному факту, который духовно воскресил учеников

и подвиг их на проповедь Благой Вести.

     Архиереи думали, что с галилейским Мессией  покончено,  но  теперь  они

оказались   бессильны   остановить  новое  движение.  Рассказ  стражников  о

необычайных  феноменах,  сопровождавших  исчезновение  тела,  мог,  конечно,

смутить  Синедрион.  Понадобилась  своя  официальная  версия.  Как сказано в

Евангелии от Петра,  жрецы  решили,  что  лучше  прибегнуть  к  обману,  чем

"попасть в руки народа иудейского и быть побитыми камнями" [3].

     Было  объявлено,  что  ночью,  когда  стража  задремала, ученики Иисуса

похитили Его тело и стали говорить, будто Он жив. Века спустя это  обвинение

все  еще повторялось теми, кто хотел "рационально" объяснить пасхальную веру

христиан [4]. Они не приняли во  внимание  одну  психологическую  трудность:

если апостолы участвовали в подлоге или знали о нем, откуда взялась бы у них

сила  духа и смелость отстаивать сознательный обман даже перед лицом смерти?

За проповедь Воскресшего был распят Кифа, обезглавлен Иаков Зеведеев,  побит

камнями  Иаков Праведный; за нее многие другие апостолы выдержали бичевание,

тюрьмы, преследования властей Рима и Иудеи и пожертвовали жизнью.

     Но не могло ли  случиться,  что  тело  Распятого  было  унесено  кем-то

другим,  разумеется,  не  по приказу Пилата или Синедриона, -- ибо тогда они

могли бы легко разоблачить обман, -- а людьми неизвестными? Сторонники этого

мнения забывают, что то же самое думали ученики, увидев опустевшую гробницу,

и впали в еще большее уныние.

     Перемена же наступила в них лишь  после  того,  как  они  воочию

увидели Господа.

     Галлюцинация?  Плод  расстроенного  воображения? Оставим это объяснение

тем, кто думает, что в мире все можно познать  одними  средствами  науки.  В

действительности  же  гипотеза,  сводящая  начало христианства к умственному

помрачению нескольких галилеян,  мало  правдоподобна.  Иисуса  видели  самые

разные  лица.  Он  являлся  при различных обстоятельствах и во многих местах

отдельным людям, группам и большим толпам.

     Эти явления с полной достоверностью убедили их в  том,  что  смерть  не

властна  над  Иисусом,  что  она  "не могла удержать Его". Если это был бред

душевнобольных, как мог он охватить сотни  столь  непохожих  друг  на  друга

очевидцев  и  дать  столь  прочные  результаты? И наконец, были ли серьезные

предпосылки для иллюзий такого рода? Ведь подавленные смертью Иисуса ученики

разуверились в Его мессианстве. Слова Учителя  о  Воскресении  остались  ими

непонятыми, а смысл служения Христова открылся им гораздо позднее.

     Сводить   все   к   субъективным   переживаниям   апостолов  --  значит

преувеличивать их роль в возникновении христианства. Евангелия были написаны

в среде, где авторитет апостолов был неоспорим,  но  евангелисты  отнюдь  не

изображали  Петра  и  его друзей натурами могучими и гениальными, пророками,

способными создать мировую религию. Они любили своего Равви --  это  правда,

тем  не менее одной любви для такого переворота недостаточно. Недостаточно и

ссылки на "впечатление", которое произвела личность Иисуса на их души. Никто

не говорил, что Исайя, Будда или Конфуций воскресли. А ведь этих людей  тоже

окружала  любовь  последователей,  о  чем  свидетельствуют  саркофаги над их

останками.

     Только о гробе Господнем было сказано: "Его здесь нет..."

     Некоторые скептики предполагали, что Иисус не умер на кресте, а был без

сознания и, очнувшись в пещере,  пришел  к  Своим  ученикам.  Но  совершенно

непонятно,  как  человек,  ослабевший от потери крови и пыток, нуждающийся в

уходе, полуживой, мог выглядеть  триумфатором.  И  где  тогда  скрывался  Он

впоследствии?  Да  и  вообще  распятый после того, как ноги его были пробиты

гвоздями, не может ступить ни шагу.

     Кроме того, слова апостола Павла и другие источники, несомненно,  имеют

в  виду не просто возвращение к Жизни, подобное чуду в Вифании, но -- полную

перемену, совершившуюся в Иисусе. Лицо Его порой менялось столь сильно,  что

многие  не  сразу  узнавали  Учителя. Апостол Павел видел лишь ослепительный

свет и слышал голос Воскресшего, говорившего  с  ним  на  арамейском  языке.

Христос  проходил  через  закрытые  двери,  появлялся  внезапно  и  внезапно

исчезал, словом, был не прежний Учитель,  подчинявшийся,  как  и  все  люди,

законам земного мира. Не случайно в первое мгновение некоторые принимали Его

за  призрак,  и  Он должен был убеждать учеников, что Он воистину воскрес во

плоти.

     Выражение Павла "тело духовное"  является,  по-видимому,  ключевым  для

понимания   пасхальной   тайны   [5].   Оно  означает,  что  в  саду  Иосифа

Аримафейского произошла единственная в своем роде победа Духа,  которая,  не

уничтожив  плоти,  дала  ей  новую,  высшую  форму существования. Камень был

отвален лишь  для  того,  чтобы  ученики  увидели,  что  могила  пуста,  что

Воскресший  отныне  не  ведает  преград.  Пройдя  через  агонию и смерть, Он

непостижимым для нас  образом  приобрел  иную,  духовную  телесность.

Апостол  говорит  о ней, как о ступени бытия, ожидающей всех людей, но в тот

момент Богочеловек был первым, предварившим всеобщее преображение.

     Это было явление Сына Божия во славе, которое предсказал Сам  Иисус  на

суде  Кайафы.  Первосвященник  усмотрел  в Его словах богохульство, и жалкий

конец Назарянина должен был  подтвердить  мнение  Синедриона.  Апостолам  же

пасхальные явления показали истинность пророчества. Иисус открылся им теперь

не только как Христос и Учитель, а как Маран, Господь, как воплощение

Бога Живого [Маран -- арамейское слово, соответствующее греческому Господь].

     Воскресшего не видели ни члены трибунала, ни Пилат. Если бы неоспоримая

очевидность чуда принудила их признать его, это стало бы насилием над духом,

который  противится  Богу.  Лишь  те, кто любил Христа, кто был избран Им на

служение, смогли "увидеть Славу Его, Славу как Единородного от Отца, полного

благодати и истины".

     Для  апостолов  Воскресение  было  не  только  радостью  вновь  обрести

Учителя;  оно  знаменовало  победу  над силами тьмы, стало залогом конечного

торжества  Правды  Божией,  неодолимости  Добра,  олицетворенного  в  Иисусе

Назарянине.  "Если  Христос не восстал, -- говорит ап. Павел, -- тщетна наша

проповедь, тщетна и вера наша" [6]. Этой мыслью будет жить христианство, ибо

в день Пасхи Церковь  не  просто  исповедует  веру  в  бессмертие  души,  но

преодоление смерти, тьмы и распада.

     "Если   сила   физическая,   --  говорит  Вл.  Соловьев,  --  неизбежно

побеждается смертью, то сила умственная недостаточна, чтобы победить смерть;

только беспредельность нравственной  силы  дает  жизни  абсолютную  полноту,

исключает  всякое  раздвоение  и, следовательно, не допускает окончательного

распадения живого  человека  на  две  отдельные  части:  бессмертный  дух  и

разлагающееся   вещество.   Распятый   Сын   Человеческий   и   Сын   Божий,

почувствовавший Себя оставленным и людьми, и Богом и при этом молившийся  за

врагов  Своих, очевидно, не имел пределов для Своей духовной силы, и никакая

часть Его существа не  могла  остаться  добычей  смерти...  Истина  Христова

Воскресения  есть истина всецелая, полная -- не только истина веры, но также

истина разума. Если бы Христос не воскрес, если бы Кайафа оказался правым, а

Ирод и Пилат мудрыми, мир оказался бы бессмыслицею, царством зла,  обмана  и

смерти.  Дело  шло  не  о прекращении чьей-то жизни, а о том, прекратится ли

истинная жизнь,  жизнь  совершенного  праведника.  Если  такая

жизнь не могла одолеть врага, то какая же оставалась надежда в будущем? Если

Христос не воскрес, то кто же мог воскреснуть?" [7].

     Мессия-Искупитель,  Он  добровольно отдал Себя во власть разрушительной

стихии и богочеловеческой  мощью  восторжествовал  над  ней,  приоткрыв  нам

завесу  грядущего.  С этого священного дня не умолкает над землей благовесть

свободы и спасения. "Пусть никто не рыдает о своем ничтожестве, ибо  явилось

общее  для  всех  Царство.  Пусть никто не плачет о своих грехах -- прощение

воссияло из гроба. Пусть никто не боится смерти  --  освободила  нас  смерть

Спасителя.  Плененный  смертью,  погасил смерть, Сошедший во ад, покорил ад.

Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа? Воскрес Христос, и ты низвержен,

воскрес Христос, и пали демоны, воскрес Христос, и радуются ангелы,  воскрес

Христос, и жизнь воцарилась" (св. Иоанн Златоуст).

     Не   только   грядущее   озарено  светом  Пасхи.  Воскресение  означает

реальность присутствия Христа среди верных Ему. "Учения",  "идеи"  приносили

людям  многие  вожди  и пророки, Иисус же Сам остается с Церковью как Брат и

Собеседник, как Друг и Спаситель, как вечно пребывающий  лик,  обращенный  к

миру...

     Евангельские  рассказы  о  явлениях Христа уделяют много внимания тому,

как новый опыт раскрывал ученикам  значение  библейских  пророчеств.  Только

теперь  они  поняли, почему унижение и крест Сына Человеческого есть признак

Его мессианства. Только теперь они смогли другими  глазами  прочесть  строки

Библии  об искупительных Страстях Служителя Господня. Этот процесс прозрения

наиболее полно  изображен  в  повествовании  св.  Луки  о  Клеопе  и  другом

апостоле, которые встретили Воскресшего на пути в селение Эммаус.

     Они  вышли  в дорогу вечером того же дня, когда женщины принесли первые

известия о пустом гробе и о загадочных явлениях в саду. Но,  как  и  прочие,

эти  двое  приняли  их  слова  за бред. Покинув Иерусалим, они отправились в

селение, где, вероятно, жил один из них. Эммаус был расположен в двух  часах

ходьбы  от  столицы,  и путники все это время беседовали о своих несбывшихся

мечтах. Клеопа и его близкие были искренне  преданы  Иисусу.  Но  теперь  им

оставалось  только  оплакивать  роковую  ошибку,  которая погубила Учителя и

сломала жизнь их семьи [8].

     Солнце уже близилось к закату,  когда  к  ним  присоединился  неведомый

Путник, тоже шедший из города. Он спросил, какое горе их угнетает.

     -- Один  Ты  в  Иерусалиме  не знаешь о случившемся в нем в эти дни! --

удивился Клеопа.

     -- О чем?

     -- О том, что было с Иисусом Назарянином, Который был Пророк, сильный в

слове и деле перед Богом и всем народом; как предали Его  первосвященники  и

начальники  наши  для осуждения на смерть и распяли Его. А мы надеялись, что

Он есть Тот, Который должен избавить Израиля. При всем том идет третий  день

с  тех  пор,  как это произошло. Но и некоторые из наших женщин изумили нас:

придя рано утром к гробнице и не найдя тела Его, они вернулись, говоря,  что

видели  и  явления  ангелов,  возвестивших, что Он жив. И пошли некоторые из

тех, что с нами, к гробнице и нашли так, как  женщины  сказали.  Его  же  не

видели.

     Никакой  радости  странные  обстоятельства  исчезновения  тела у них не

вызывали. Кто мог поверить таким немыслимым вещам? Полное разочарование было

итогом этих лет.

     Реакция Незнакомца была неожиданной.

     -- О несмысленные и медлительные сердцем,  чтобы  верить  во  все,  что

сказали пророки! -- упрекнул Он их. -- Не это ли надлежало претерпеть Мессии

и войти в Славу Свою?

     И  шаг за шагом этот таинственный Человек стал объяснять им мессианские

места Библии. О чем говорил Он? Быть может, о символе Агнца и Его  крови,  о

Камне,  который  отвергли  строители,  о скорби Праведника и спасении Его, о

Новом Завете, обещанном Богом, но больше всего, вероятно, о  пророчестве  из

Книги Исайи, где изображен был Служитель Сущего, прошедший через муки, чтобы

исцелить  раны  мира  и  стать  "светом  народов".  Постепенно как бы пелена

спадала с глаз Клеопы и его друга. Трагические события этих дней исполнялись

смыслом. Если так, то смерть Иисуса не означает конца...

     С этими мыслями приблизились они к Эммаусу.  Спутник,  казалось,  готов

был  уже  проститься  с  ними.  Но апостолам не хотелось отпускать Человека.

Который почти вернул им надежду: "Останься с нами, потому что уже  наступает

вечер".  Незнакомец согласился. Все трое вошли в дом и сели за ужин. Ученики

невольно признали своего Спутника  старшим  и  просили  прочесть  положенную

молитву.  Он  произнес  слова  благодарения  и преломил хлеб. Памятный жест!

Столько раз слышанный голос! В тот же миг оба поняли, Кто находится с

ними за одним столом. Изумленные, они не успели произнести ни слова, как  Он

"стал невидим для них"...

     Опомнившись,  апостолы  начали  горячо  обсуждать чудесную встречу: "Не

горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам в пути, когда Он  открывал

нам  Писания?" Разве можно было теперь оставаться в Эммаусе? Скорее обратно,

в Иерусалим, поделиться с остальными невероятной  радостью!  Хотя  уже  было

темно,  друзья  поспешили  в  город. Увы, их встретили так же, как и женщин.

Поверить им никто не хотел. Но тут же пришло новое известие: Господь  явился

Кифе.  Мог  ли  обмануться  старший из апостолов? Некоторые почти уверовали,

другие все еще сомневались. Обсуждение и горячие споры длились  до  глубокой

ночи.

     Внезапно  все  услышали  знакомое  приветствие: "Шалом!" -- Мир вам! --

Ученики увидели Иисуса...

     Ужас сковал их. Привидение! А Он смотрел на Своих трепещущих "братьев",

ожидая, пока они придут в себя. Зачем они смущаются и колеблются? Среди  них

не  бесплотный  призрак,  а  их  Учитель. Пусть коснутся Его, чтобы оставить

мысль о видении. И спокойно, словно ничего не произошло, Он  спросил:  "Есть

ли у вас здесь какая пища?"

     Снова, как бывало, Он мог разделить с ними трапезу.

     Они едва верили своим глазам.

     Произнеся  благодарственную  молитву,  Иисус  заговорил. Наступают иные

времена для апостолов, пробил час их служения. "Как послал Меня  Отец,  и  Я

посылаю  вас".  Спаситель  будет  действовать через Своих посланцев, которых

преобразит силою Своего Духа. "Примите Духа Святого, -- сказал Он.  --  Если

кому отпустите грехи, отпущены будут им, если на ком удержите, удержаны".

     В  эти  светлые  дни  апостолы  окончательно  утвердились  в  вере.  Из

Двенадцати  только  Иуда  Фома  не  видел  Господа  [9].  Когда  он   слушал

восторженные слова братьев, ему трудно было разделить их чувства. Слишком уж

неправдоподобна  радостная  весть!  Не  произошло ли ошибки? Быть может, это

все-таки тень Наставника, пришедшая из загробного мира утешить их? "Если  не

увижу  на  руках  Его  следа от гвоздей и не вложу пальца моего в ребра Его,

никак не поверю", -- твердил Фома.

     Кончались дни праздника. Ученики  намеревались  вернуться  ,в  Галилею,

куда  Господь обещал прийти к ним. Последний раз собрались вместе, вероятно,

в доме Марии, матери Иоанна Марка. Дверь плотно заперли: страх преследований

еще не утих. И опять, как  в  первый  день,  все  внезапно  увидели  Иисуса,

стоящего  среди  них.  Он  обернулся к Фоме: подойди, протяни руку, проверь!

"Господь мой и Бог мой!" -- только и мог вымолвить апостол. Он  не  помышлял

больше о доказательствах...

     "Ты потому уверовал, -- сказал Христос. -- что увидел Меня. Блаженны не

видевшие  и  поверившие".  Зримые  явления  должны были лишь помочь ученикам

выйти из состояния мрака и безнадежности, показать им, что смерть  бессильна

над  Мессией.  Но  скоро присутствие Господа станет иным, доступным каждому,

кто с открытостью идет к Нему навстречу.

     Примечания ("ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ")

     [1] В евангельских  повествованиях  о  явлениях  Воскресшего  есть  ряд

расхождений,  естественных  в  том  случае, когда речь идет не о вымышленном

событии, а о свидетельстве многих очевидцев. Согласовать их во всех  деталях

едва  ли  возможно. Ясен лишь основной ход событий; 1) первыми на рассвете к

гробу идут Мария Магдалина и другие женщины (Мф 28,1; Мк 16, 1-- 3;  Лк  24,

1); 2) Магдалина опережает их, придя, когда было еще темно. Она находит гроб

пустым  и  зовет  Петра и Иоанна (Ин 20, 1-- 10); 3) в ее отсутствие женщины

заглядывают в пещеру и видят юношу, а позднее на дороге  им  является  Иисус

(Мф  28,  5--  10;  Мк 16, 4-- 8; Лк 24, 2-- 12); 4) Магдалина, вернувшись к

гробу, видит Иисуса и сообщает об этом апостолам (Мк 16, 9-- 11; Ин 20, 11--

18); 5) Иисус в этот же день является двум ученикам, идущим в Эммаус (Мк 16,

12-- 13; Лк 24, 13-- 33), Петру (Лк 24, 34; 1 Kop 15, 5) и  одиннадцати  (Мк

16, 14; Лк 24, 36-- 43; Ин 20, 19-- 25; 1 Kop 15, 5); 6) в конце праздничной

недели  было  второе  явление одиннадцати вместе с Фомой (Ин 20, 26-- 29). О

явлениях в Галилее см. след. главу.

     [2] 1 Kop 15, 3-- 9. Обращение Павла произошло около 36 года.  Послание

написано им в 50-х годах уже после того, как он узнал подробности пасхальных

событий  от  Петра,  Иоанна и Иакова. Павел не упоминает о Марии Магдалине и

других  женщинах  по  вполне  понятной  причине.  Свидетельства  женщин   не

считались  в ту эпоху заслуживающими внимания. Во II веке Цельс с презрением

писал о "полубезумной женщине", которой  "пригрезилось",  будто  она  видела

Воскресшего. См. Ориген. Против Цельса, 11, 55.

     [3]  Евангелие  от  Петра,  XI,  49. Евангелист Матфей, единственный из

авторов канонических Евангелий, упоминает о страже у гроба. Он же говорит  о

том,  что в момент воскресения стерегущие были устрашены колебаниями земли и

явлением ослепительно блистающего ангела. Они "стали, как мертвые", то  есть

потеряли сознание. По Мф камень от входа отвалил молниевидный ангел (28, 2--

4).

     [4]  Мф, говоря о подкупе стражи и версии о похищении тела, утверждает,

что "слово это было разглашено среди иудеев до сего дня" (28, 15).  Ср.  св.

Иустин.  Диалог  с  Трифоном,  108.  В  XVIII  в. эту теорию пытался оживить

немецкий деист Г. С. Реймарус.

     [5] 1 Kop 15, 35-- 44; Флп 3, 21. Синонимом "тела духовного" является у

Павла "тело небесное".

     [6] 1 Kop 15, 14.

     [7] Вл. Соловьев. Собр. соч., т. 10, с. 36-- 47.

     [8] Среди ближайших учениц Христовых названа в  Евангелии  сестра  Девы

Марии,  Мария  Клеопова (Ин 19, 25). Она могла быть либо дочерью, либо женой

Клеопы. Некоторые толкователи считают, что Иаков Алфеев (Мф 10, 3; Мк 3, 18;

Лк 6, 15) был сыном Марии и Клеопы, поскольку арамейское имя Халпай  (Алфей)

по-гречески могли произносить как Клеопа (Клопас).

     [9] Мы говорим "Двенадцать", как это иногда было принято в Новом Завете

(1 Kop  15, 5), хотя после отпадения Иуды апостолов осталось одиннадцать. Но

священное число сохранялось неизменным и скоро было восполнено (Деян 1, 15--

26).