Из интервью Шервуду Уирту,
представителю Евангелистской ассоциации Билли Грэма в 1963 г.

Вопрос. О любви к ближнему.

Ответ. Нам заповедано любить ближнего, как себя. Как же мы любим себя? Я, например, люблю себя не за то, что я, скажем, милейший человек. Я люблю себя не за то, что я хорош, а за то, что я — это я, при всех моих недостатках. Часто я искренне ненавижу какое-нибудь свое свойство. И все же разлюбить себя я не могу. Другими словами, та резкая черта, которую проводит христианство между любовью к грешнику и ненавистью к его греху, существует в нас, сколько мы себя помним. Вы не любите того, что сделали, а себя любите. Вы, быть может, считаете, что вас мало повесить. Быть может, вы даже пойдете в полицию и добровольно примете наказание. Любовь — не пылкое чувство, а упорное желание, чтобы тот, кого мы любим, обрел высшее благо.

Вопрос. Что такое истинный христианин?

Ответ. Если вы имеете в виду того, кто никогда ни в чем не отступал от христианства, я могу назвать лишь Самого Христа. В этом смысле истинных христиан нет, есть только люди, которые в разной степени пытаются быть христианами, срываются и пробуют снова. Совершенная христианская жизнь состоит, конечно, в подражании Христу. Не надо понимать это по-идиотски — скажем, отращивать бороду или становиться странствующим проповедником. Просто каждый ваш помысел, каждое действие, все, что с вами случается — и хорошее и плохое, — должно быть предано Богу. Вы должны считать, что все ниспослано Им, и всегда смотреть на Него, и искать Его воли, и спрашивать себя: «А как бы Он поступил?»

Вопрос. О делах и вере.

Ответ. Спор этот идет давно и оброс несметным множеством чисто технических сложностей. Для меня очень важен парадоксальный текст: «...совершайте свое спасение, потому что Бог производит в нас хотение и действие по Своему благоволению» (фил. 12:13). С одной стороны, выходит, что от нас не зависит ничего, с другой — что зависит очень многое. «...Со страхом и трепетом совершайте свое спасение» (там же), а если страха и трепета в вас нет — дело плохо.

Вопрос. О вере в диавола.

Ответ. В Символе веры нет упоминания о диаволе, и можно быть христианином, не веря в него. Я в него верю. Если мы предположим, что бесы есть, придется признать, что люди воспринимают их по-разному. Я хочу сказать, что чем сильнее бес овладел человеком, тем меньше человек его замечает. Принцип тот же, что с пьяницей: если вы знаете, что пьяны, значит, вы еще достаточно трезвы. Особенно остро ощущают диавола те, кто бодрствует и стремится к совершенству. Конечно, сами бесы не хотят, чтобы в них верили. Если они существуют, они первым делом дают вам наркоз, усыпляют вас. И вы ощутите их только в том случае, если это им не удастся.

Вопрос. Какая религия дает самое большое счастье?

Ответ. По-моему, поклонение самому себе, пока оно держится. Я знаю человека лет восьмидесяти, который восхищается собой с самого раннего детства и, как ни жаль, живет на удивление счастливо. Я не ставлю вопроса так. Вы, наверное, знаете, что я не всегда был христианином и обратился я не для того, чтобы обрести счастье. Я понимал, что бутылка вина даст мне его скорее. Если вы ищете религию, от которой ваша жизнь станет удобнее и легче, я бы вам не советовал избирать христианство. Вероятно, есть какие-нибудь американские таблетки, они вам больше помогут.

Вопрос. Есть ли несомненные внешние признаки искренне верующего человека? Бывает ли он сердитым? Может ли он курить?

Ответ. Мне припоминается реклама зубной пасты. Обычно она гарантирует: 1) что зубы у вас будут лучше, если вы ее купите; 2) что если вы ее не купите, они станут хуже. Но вы не можете на этом основании сравнивать купившего ее человека, у которого плохие зубы, и белозубого негра, который о ней не слыхал. Возьмем такой пример: старая дева искренне верит в Бога, но часто ворчит, а добрейший человек в Бога не верит. Откуда мы знаем, насколько больше бы ворчала дева, если бы она не верила, и насколько лучше был бы добряк, если бы он верил? Чтобы судить, надо знать, с каким сырьем возится Господь в каждом данном случае.

Вопрос. О разделении Церквей.

Ответ. Разделения внутри христианства — наша беда и наш позор, и мы всегда должны, хотя бы молитвой, стремиться к соединению. Я не так уж давно в Церкви, но всегда старался быть ортодоксом. И вот я получаю сочувственные письма от самых разных христиан — от иезуитов, монашек, квакеров, диссентеров и т. д. Мне кажется, «экстремисты» в каждой церкви ближе всего друг к другу, а «люди широких взглядов» никак не могут столковаться. В мире догматического христианства тысячи людей разных исповеданий говорят одно и то же, а в мире размытой, расплывчатой религиозности маленькие группки единоверцев говорят совершенно разное и меняют мнение каждые пять минут. От них соединения не дождаться.

II

Вопрос. Вы пишете очень легко, даже когда речь идет о самых сложных богословских вопросах. В чем тут дело?

Ответ. Мне кажется, дело тут в душевном складе. Однако меня поддержали средневековая литература и книги Честертона. Честертон, к примеру, не боялся сочетать серьезные богословские темы с острословием и смехом. И в средневековых мираклях много смешного.

Вопрос. Значит, по-вашему, христианский писатель должен шутить?

Ответ. Нет. По-моему, натянутые шутки на священные темы отвратительны. У некоторых христианских писателей это просто невозможно вынести. Одни пишут серьезно, другие — легко. Мне больше нравится легкий слог, потому что и так накопилось очень много фальшивого благочестия. Слишком торжественно, слишком сусально говорят на священные темы.

Вопрос. Но ведь торжественность присуща священному?

Ответ. И да, и нет. Торжественность хороша в храме, но это не значит, что она хороша и за его стенами. Так же с легкостью, только наоборот. Я часто молюсь, когда чищу зубы, но не стану чистить зубы в церкви.

Вопрос. Какие христианские писатели помогли вам?

Ответ. Из современных книг мне больше всего помог «Вечный человек» Честертона.

Вопрос. Профессор Льюис, когда читаешь ваши работы, кажется, что вам нравится их писать. Это редко ощущаешь при чтении богословских книг.

Ответ. Если бы мне не нравилось, я бы писать не мог. Только одну книгу мне трудно было писать.

Вопрос. Какую?

Ответ. «Письма Баламута». Она очень туго шла. Я думал тогда о возражениях против христианской жизни, и мне пришло в голову изложить их как советы беса. Но я устал скрупулезно называть плохое хорошим, а хорошее — плохим.

Вопрос. Считаете ли вы, что непристойность нынешней литературы способствует ее реализму?

Ответ. Нет. По-моему, это зловещий симптом, признак культуры, утратившей веру. Нравственный срыв следует за духовным срывом. Я с большой тревогой смотрю в будущее.

Вопрос. По-видимому, вы чувствуете, что современная культура становится нехристианской?

Ответ. Я не стану говорить о социальной стороне дела, но я вижу, что нехристианской становится церковь. Мне кажется, пастыри слишком приспосабливаются к миру, а в пастве — много неверующих. Христос не говорил нам: «Идите в мир и скажите ему, что он прав». Весь дух Евангелия другой, он противостоит миру.

Вопрос. Как по-вашему, что нас ждет в ближайшие годы?

Ответ. Откуда мне знать? Я занимаюсь прошлым, сижу спиной к паровозу. Мир может кончиться за десять минут, но мы должны оставаться там, где поставил нас Господь, жить каждый день, как последний, а планы строить так, словно мир простоит сотни лет. Новый Завет ясно говорит нам, что нас когда-нибудь ждет ¹⁾. Мне просто смешно, когда люди в отчаянии от какой-нибудь будущей катастрофы. Разве они не знали, что рано или поздно умрут? Наверное, нет. Одна молодая девушка сказала недавно, когда разговор зашел о смерти: «Ну, когда я состарюсь, ученые что-нибудь выдумают!»

1) См.Мф. 14.4-44; Мк. 13.5-27; Лк. 21:8-36.