11. Темп событий ускоряется

Тархан Ришда с быстротой молнии увернулся от королевского меча. Он был не трус, и мог бы бороться голыми руками против Тириана и гнома, будь в этом нужда, но он не мог сражаться с орлом и единорогом. Он знал, что орлы налетают на человека, выклевывают глаза и ослепляют крыльями. И он слышал от своего отца (который встречался с нарнийцами в битвах), что с единорогом может сражаться лишь тот, у кого есть стрелы или длинное копье. Единорог становится на задние ноги, когда нападает, и приходится иметь дело одновременно с копытами, рогом и зубами. Поэтому Ришда отпрянул в толпу и закричал:

— Ко мне, ко мне, воины Тисрока, да живет он вечно! Ко мне, все верные нарнийцы, а не то гнев Ташлана падет на вас.

Тут одновременно случились два события. Обезьян не мог справиться со своим ужасом так быстро, как тархан. Секунду или две он еще сидел, скрючившись позади огня и уставившись на новоприбывших. Тириан ринулся на жалкое создание, схватил его за загривок и потащил назад к Хлеву с криком: «Откройте дверь!» Поджин распахнул дверь. «Войди и выпей свое собственное зелье, Хитр», — воскликнул Тириан и швырнул Обезьяна в темноту. Но как только гном одним ударом захлопнул дверь, слепящая зеленовато-голубая молния сверкнула из Хлева, земля покачнулась, раздался странный шум, клекот и резкий крик, как будто кричала какая-то огромная охрипшая птица. Звери застонали, заревели и закричали: «Ташлан! Спрячьте нас от него».

Многие попадали на землю и спрятали морды в крылья и лапы. И никто, кроме орла Остроглаза, не заметил, какое лицо было у тархана Ришды. Остроглаз понял, что тархан удивлен и испуган не меньше, чем все остальные. «Так бывает со всяким, — подумал Остроглаз, — кто вызывает богов, в которых не верит. Что с ним будет, когда они действительно придут?»

И тут произошло единственное за эту ночь приятное событие: все говорящие псы (а их было около пятнадцати) подбежали с радостным лаем к королю. Это были огромные псы с широкой грудью и сильной пастью. Когда они подбегали, то напоминали огромную, разбивающуюся о морской берег волну. Она точно так же обрушивается на вас. И хотя все они были говорящими псами, но вели себя как простые собаки. Они клали передние лапы. на плечи людей, лизали их лица, и все сразу говорили: «Приветствуем! Приветствуем! Мы поможем, поможем поможем. Скажите нам, как помочь. Где нужна помощь? Где, гав, где?»

Это было так трогательно, что вы бы заплакали. Именно на это все и надеялись. И когда в следующую минуту несколько мелких животных (мышей, кротов, белок) примчались, визжа от радости и крича: «Смотрите, смотрите, мы здесь», и когда подбежали медведь и кабан, Юстэс подумал, что все еще может повернуться к лучшему. Тириан же внимательно поглядел вокруг и увидел, что остальные животные не сдвинулись с места.

— Ко мне, ко мне! — закричал он. — Или вы стали трусами, и я уже не ваш король?

— Мы не осмеливаемся, — захныкали голоса. — Ташлан так сердит. Защити нас от Ташлана.

— Где говорящие кони? — спросил Тириан у кабана.

— Мы видели, мы видели, — запищала мышь. — Обезьян заставил их работать. Они привязаны внизу у подножья холма.

— Тогда вы, маленькие, — сказал Тириан, — вы, грызущие, гложущие и раскалывающие орехи, бегите стремглав, узнайте, на чьей стороне кони. Если они на нашей стороне, вонзите зубы в веревки и грызите их до тех пор, пока кони не будут свободны. Ведите их сюда.

— Будет исполнено, сир, — раздались тоненькие голоса, и взмахнув хвостами, остроглазый и острозубый народец убежал. Тириан с нежностью улыбнулся им вслед. Но надо было подумать и о другом. Тархан Ришда тоже отдавал приказы.

— Вперед, — кричал он, — возьмите их всех живыми, если сможете, и швырните в Хлев, или втащите туда. Когда они все будут внутри, мы подожжем Хлев и принесем их в жертву великой богине Таш.

— Ха! — сказал Остроглаз самому себе. — И он надеется так заслужить прощение Таш за свое неверие? Вражеская линия, около половины сил Ришды, двигалась вперед, и у Тириана едва хватило времени, чтобы отдать приказания.

— Джил, на левую сторону, и попытайся стрелять как можно чаще, пока они доберутся до нас. Кабан и медведь рядом с ней. Поджин слева от меня, Юстэс справа. Держи правый фланг. Алмаз. Стань рядом с ним. Недотепа, и не забывай про свои копыта. Будь наготове и бей. Остроглаз. Вы, псы, позади нас. Нападайте на них, как только начнется бой на мечах. Да поможет нам Аслан!

Сердце Юстэса билось ужасно сильно, но он надеялся, что не струсит. Ничто так не охлаждало его кровь (хотя он видел и дракона, и Морского Змея), как вид темнолицых и яркоглазых людей. Там были пятнадцать тархистанцев, говорящий нарнийский буйвол, лис Прохвост и сатир Регл.

Тут Юстэс услышал слева свист тетивы, и один тархистанец упал. Снова засвистела тетива и упал сатир. «Отлично, дочка!» — послышался голос Тириана, и тут враги обрушились на них.

Юстэс не мог вспомнить, что происходило в следующие две минуты. Это было как сон (когда температура переваливает за сорок), пока он не услышал голос тархана Ришды, доносившийся издалека:

— Возвращайтесь и перестроимся.

К Юстэсу вернулась способность ощущать, и он увидел, что тархистанцы поспешно бегут, назад к своим. Но не всё: двое лежали мертвыми, один, пронзенный рогом Алмаза, другой — мечом Тириана, лис лежал мертвым у его собственных ног, и Юстэс удивился, поняв, что именно он убил его. Буйвол тоже лежал со стрелой Джил в глазу и раной от клыков кабана в боку. С их стороны тоже были потери. Три пса были убиты, а четвертый ковылял сзади на трех лапах и жалобно стонал. Медведь лежал на земле. Он пробормотал пересохшим ртом, сбитый с толку всем, что произошло: «Я не... понимаю...», положил свою большую голову на траву, тихо, как ребенок, который собирается заснуть, и больше уже не поднялся.

Действительно, первая, атака тархистанцев была неудачной, но Юстэс не успел обрадоваться этому: он ужасно хотел пить, и у него болела рука.

Когда потерпевшие поражение тархистанцы вернулись назад к командиру, гномы стали насмехаться над ними:

— Ну что, достаточно, Темнолицыё? — хихикали они. — Не понравилось? Почему бы вашему великому тархану не выйти самому и не сразиться, вместо того, чтобы посылать вас на смерть? Бедные Темнолицые!

— Гномы, — крикнул Тириан, — идите сюда и пустите в дело не только свои языки, но и мечи. Нарнийские гномы! Я знаю, вы отлично умеете сражаться! Станьте верными снова!

— Ха-ха-ха, — издевались гномы. — Нет уж. Вы такие же обманщики, как и другие. Мы не хотим никаких королей. Гномы для гномов!

И тут послышался барабан: на этот раз не барабан гномов, а большой, тархистанский, из буйволовой кожи. Дети с первого же момента возненавидели его звук: бум-бум-баба-бум.

— Они возненавидели бы его еще сильнее, если бы поняли, что произошло. А Тириан понял. Это означало, что где-то

поблизости есть другие тархистанские отряды, и тархан Ришда зовет их на помощь. Тириан и единорог грустно переглянулись. Они только-только понадеялись, что смогут победить этой ночью. Но этого не будет -если враги получат подкрепление.

Тириан безнадежно огляделся. Одни нарнийцы стояли рядом с тархистанцами, потому что были предателями, или потому, что честно боялись «Ташлана». Другие сидели, внимательно глядя, но не присоединяясь ни к одной из сторон. Теперь животных стало меньше. Толпа значительно поредела. Многие из них тихо уползли прочь от битвы.

Бум-бум-ба-ба-бум, продолжал грохотать ужасный барабан. Затем к звукам барабана применились другие звуки.

«Слушайте», — сказал Алмаз, а чуть позже Остроглаз сказал: «Смотрите!». Минуту спустя все поняли, что произошло. Грохот копыт, вскинутые головы, развевающиеся гривы.

Это нарнийские говорящие кони атаковали холм. Грызуны сделали свое дело.

Гном Поджин и дети открыли рты, чтобы прокричать «ура», но «ура» не получилось. Внезапно воздух наполнился звоном натянутой тетивы и свистом летящих стрел. Это стреляли гномы, и Джил с трудом поверила своим глазам они целились в лошадей. Гномы были отличными лучниками. Конь за конем катились вниз, и никто из этих благородных созданий не добрался до короля.

— Маленькие свиньи, — взвизгнул Юстэс, приплясывая от возбуждения. — Грязные, отвратительные изменники. — И даже Алмаз сказал: «Можно я подберусь к этим гномам, сир, и насажу одним ударом десяток на свой рог?». Но Тириан с каменным лицом сказал:

— Остановись, Алмаз. Если ты обязательно должна плакать, моя радость, — это было сказано Джил, — отверни лицо, и постарайся, чтобы тетива не намокла. Тише, Юстэс, не бранись, как кухонная девчонка, брань не пристала воину, его язык — учтивые слова и тяжелые удары.

Но гномы стали издеваться над Юстэсом:

— Тебя это удивляет, мальчишка? Думал, мы на твоей стороне? Разве не ясно, что нам не нужны эти говорящие кони, мы не хотим, чтобы у вас было превосходство. Нас вы не заманите. Гномы для гномов! Тархан Ришда что-то говорил своим воинам, без сомнения отдавая команды перед следующей атакой, возможно,он хотел послать в бой сразу всех. Барабан продолжал бить. И вскоре Тириан и его друзья с ужасом услышали ответный, гораздо более слабый, далекий бой барабана. Другой отряд тархистанцев услышал сигнал Ришды и шел к нему на помощь. Но вы никогда не смогли бы догадаться по лицу Тириана, что он окончательно потерял, надежду.

— Слушайте, — прошептал он бесстрастным голосом, — мы должны атаковать снова, пока эти негодяи не стали сильнее, пока к ним не подошли соратники.

— Помните, сир, — сказал Поджин, — что у нас за спиной есть отличная деревянная стена Хлева, а если мы выйдем вперед, нас могут окружить и ударить в спину.

— Но разве это не их план — засунуть нас в Хлев? — спросил Тириан. — Чем дальше мы будем от этой смертельной двери, тем лучше.

— Король прав, — заметил Остроглаз. — Во что бы то ни стало прочь от проклятого Хлева и от демона, который внутри.

— Да, прочь, — сказал Юстэс, — мне ненавистен даже его вид.

— Хорошо, — ответил Тириан, — теперь взгляните налево. Видите огромный камень, который белеет, как мрамор, в свете костра? Мы нападем на тархистанцев. Ты, девица, пойдешь левее и будешь стрелять так быстро, как только сможешь, ты, орел, налетай на них справа, а мы в это время атакуем. Остальные будьте внимательны даже в пылу сражения, мы должны расправиться с ними за несколько минут, пока нас больше. Как только я закричу «назад, все бегите к камню и присоединяйтесь к Джил, там мы будем защищены с тыла и сможем отдохнуть. Теперь вперед, Джил.

Чувствуя себя ужасно одинокой, Джил отбежала на двадцать футов влево, встала, правая нога назад, левая вперед, и положила стрелу на тетиву. Ей хотелось, чтобы ноги не так дрожали. «Какой отвратительный выстрел», — сказала она, когда первая стрела пролетела над головами врагов. Но на тетиве уже была другая: Джил понимала, что самое главное — скорость. Она увидела что-то большое и черное рядом с лицами тархистанцев — это был Остроглаз. Один за другим воины роняли мечи и закрывали руками глаза, защищаясь от орла. Одна стрела пронзила тархистанца, другая попала в нарнийского волка, ставшего на сторону врагов. Но стреляла она всего несколько секунд. Сверкнули мечи, клыки кабана, рог Алмаза, послышался лай псов – это Тириан и его друзья обрушились на врагов стремительной лавиной. Джил удивилась, насколько тархистанцы оказались неготовыми к нападению — она не догадалась, что это они с орлом постарались. Редкий отряд может устоять перед тучей стрел и орлиным клювом.

— Отлично! Отлично! — кричала Джил. Королевская партия отрезала врагам путь направо. Единорог нанизывал тархистанцев на рог, как сено на вилы. Джил казалось, что даже Юстэс (хотя тот не так уж хорошо обращался с мечом) сражается прекрасно. Псы вцепились в глотки тархистанцам. Это была отличная работа. Это, наконец, была победа.

Но Джил заметила странную вещь и сердце ее похолодело. Хотя тархистанцы падали с каждым ударом нарнийского меча, меньше их не становилось. Наоборот, их было больше, чем в начале боя. Их становилось больше с каждой секундой. Они подходили со всех сторон. Это были новые тархистанцы, у них были копья, их было так много, что она уже с трудом различала своих друзей. И она услышала голос Тириана: «Назад, к камню».

Враги получили подкрепление — барабан сделал свое дело.

12. Через дверь хлева

Джил должна была вернуться к белому камню, но в пылу боя совершенно забыла эту часть приказа. А когда вспомнила, то повернулась и побежала. И добежала до него секундой раньше остальных. Получилось так, что на мгновение все оказались спинами к врагу. Достигнув камня, они повернулись и увидели ужасную картину: тархистанец тащил кого-то, кто пинал его ногами и вырывался, к двери Хлева.

Когда эти двое очутились между камнем и огнем, все увидели, кого тащил воин. Это был Юстэс.

Тириан и единорог бросились ему на помощь, но тархистанец был гораздо ближе к двери Хлева, и прежде, чем они пробежали хотя бы половину расстояния, тархистанец швырнул Юстэса в Хлев и захлопнул дверь. К нему подбежали еще полдюжины тархистанцев. Они вытянулись в линию на открытом пространстве перед Хлевом. Прорваться не было никакой возможности.

И даже в этот момент Джил вспомнила, что надо отворачиваться от лука. «Если я не могу сдержать слез, я должна хотя бы не замочить тетиву», — твердила она себе.

— Берегись стрел, — внезапно сказал Поджин.

Все наклонились и надвинули шлемы поглубже. Псы залегли позади. Хотя несколько стрел и было пущено в их сторону, вскоре стало ясно, что стреляют не по ним.

Гриффл и его гномы снова взялись за луки. На этот раз они хладнокровно целились в тархистанцев.

— Держите их на прицеле, ребята! — раздался голос Гриффла. Все разом. Внимательнее. Темнолицые нужны нам не больше, чем обезьяны, львы или короли. Гномы для гномов.

Можно что угодно говорить о гномах, но никто не скажет, что они трусы. Гномы могли бы спрятаться в укрытие, но они остались и убивали воинов обеих сторон, когда их силы становились неравны. Им нужна была .Нарния для них самих.

Возможно, они не приняли в расчет, что тархистанцы в кольчугах, а лошади нет. Кроме того, у тархистанцев был вождь. Раздался голос тархана Ришды:

— Тридцати — держать глупцов у белого камня, остальные — за мной, мы дадим урок этим сынам земли.

Тириан и его друзья еще задыхались после битвы и были благодарны за короткую передышку. Они стояли и смотрели, как тархан Ришда вел своих солдат против гномов. Это была странная сцена.

Костер горел слабее, света давал меньше и окрашивал все в красноватый цвет. Вокруг, насколько видел глаз, не было никого кроме гномов и тархистанцев. В этом освещении нельзя было толком разобрать, что происходит, но слышно было, как гномы бьются с тархистанцами. Тириан слышал, что Гриффл ругается, а тархан время от времени кричит: «Берите их живыми! Берите живыми всех, кого можете!».

На что бы эта битва ни была похожа, она не могла длиться долго. Постепенно шум затих. Потом Джил увидела тархана, который приближался к Хлеву. Одиннадцать человек следовали за ним и тащили одиннадцать связанных гномов (убили ли остальных, или кто-то сумел убежать — неизвестно).

— Бросьте их в святилище Таш, — приказал тархан Ришда.

И когда одиннадцать гномов, одного за другим, затащили в темный дверной проем, и дверь была опять заперта, он низко поклонился Хлеву и произнес:

— Это жертва тебе, госпожа Таш, — а все тархистанцы ударили рукоятками мечей в щиты и закричали: — Таш, Таш, великая богиня Таш, неумолимая Таш! Теперь уже не было слышно этой чепухи о Ташлане.

Маленькая группка у белого камня наблюдала за происходящим и шепталась. Они нашли струйку воды, вытекавшую из-под камня, и жадно напились: Джил, Поджин и король из ладоней, четвероногие лакали из маленькой лужицы у подножия камня. И такова была их жажда, что питье это показалось им самым вкусным из всего, что они когда-либо пили. Утолив жажду, они повеселели и заговорили.

— Клянусь, я нутром чую, что все мы до рассвета, один за другим пройдем через эту темную дверь, — сказал Поджин.

— И я могу выдумать сотню смертей, которыми я предпочел бы умереть.

— Эта дверь как будто усмехается, — сказал Тириан, — она больше похожа на пасть.

— Разве нельзя сделать что-нибудь, чтобы остановить это? — спросила Джил дрожащим -голосом.

— Ну, мой милый друг, — сказал Алмаз, ласково потершись носом, — для нас это может быть дверь в страну Аслана, и, возможно, уже сегодня ночью мы будем есть за его столом.

Тархан Ришда медленно прогуливался перед белым камнем, повернувшись спиной к Хлеву.

— Слушайте, — начал он, — если кабан и псы, и единорог выйдут и отдадутся на мою милость, им будет сохранена жизнь. Кабан отправится в клетку в саду Тисрока, собаки в псарни Тисрока, а единорог, после того, как ему спилят рог, будет таскать повозку. Но орел, дети и тот, кто был королем, будут принесены в жертву Таш этой ночью.

Ответом было только рычание.

— Вперед, воины, — воскликнул тархан, — убейте зверей, но возьмите двуногих живыми.

Началась последняя битва последнего короля Нарнии.

Безнадежной эту битву делали не только численность врагов, но еще и их копья. Те тархистанцы, что были с Обезьяном с самого начала, не имели копий, поскольку пробрались в Нарнию тайком, по одному или по двое, изображая мирных купцов, а копья — это не то, что легко спрягать. Но новые отряды, пришедшие позже, когда Обезьян был уже силен, шли открыто. Копья изменили все. Длинным копьем, если вы проворны и голова у вас защищена, вы можете убить кабана раньше, чем он пустит в дело свои клыки, а единорога прежде, чем он дотянется до вас рогом.

И теперь опущенные копья приближались к Тириану и его последним друзьям: им предстояло драться за свою жизнь.

Все было не так страшно, как вы думаете, потому что когда вы используете каждый мускул — увертываетесь от копий, прыгаете через них, бросаетесь вперед, отскакиваете назад, крутитесь — у вас не так уж много времени, чтобы бояться или унывать. Тириан знал, что не сможет помочь другим; все были обречены. Он смутно видел, как с одной стороны от него упал кабан, а с другой — разъяренно сражается Алмаз. Краем глаза он заметил огромного тархистанца, тащившего Джил за волосы. Думать об этом было трудно, и только одна мысль осталась у него теперь — продать свою жизнь как можно дороже. Самое плохое, что он не мог удержать позицию у белого камня. Человек, который бьется с дюжиной врагов сразу, должен использовать все возможности, он должен стремительно бить туда, где увидел незащищенную шею или грудь врага. После нескольких ударов он оказывается далеко от первоначальной позиции. Тириан заметил, что он все ближе и ближе к Хлеву. В сознании промелькнула смутная мысль, что у него есть веская причина держаться отсюда подальше, но он не мог вспомнить ее.

Кроме того, он ничего не мог поделать.

Неожиданно все стало совершенно ясно. Он обнаружил, что бьется с самим тарханом, костер (или то, что от него осталось) горел перед ним, он бился у самой двери Хлева, она была открыта и два тархистанца держали ее, готовясь захлопнуть в тот момент, когда он окажется внутри. Теперь он вспомнил все, и понял, что враги незаметно заманивали его к Хлеву, с той самой целью, с какой вся битва и была начата. Он подумал, что должен сражаться с тарханом изо всех сил.

И тут новая мысль пришла в голову Тириану. Он отбросил меч, прыгнул прямо под лезвие кривой сабли тархана, схватил его обеими руками за ремень и шагнул в Хлев с криком:

— Пойдем вместе, и сам повстречайся с Таш! Раздался оглушительный грохот, такой же, как тогда, когда внутрь кинули Обезьяна, земля содрогнулась, вспыхнул ослепительный свет.

Тархистанские солдаты закричали снаружи: «Таш, Таш!» и с шумом захлопнули дверь. Если Таш нужен их капитан, Таш должна его получить. Во всяком случае, они встречаться с Таш не захотели.

Несколько мгновений Тириан не понимал, где он, и даже, кто он. Потом пришел в себя, заморгал и огляделся вокруг. Внутри Хлева не было темно, как он предполагал: Хлев был ярко освещен и именно поэтому Тириан моргал.

Он повернулся, чтобы посмотреть на тархана Ришду, но Ришда на него не глядел. Ришда издал ужасающий вопль и показал пальцем вперед. Потом закрыл лицо руками, и упал ничком, лицом в землю. Тириан взглянул туда, куда указывал тархан. И все понял.

Зловещая фигура приближалась к ним. Она была много меньше той, что они видели возле башни (хотя намного крупнее, чем человек), но это была .она. У нее была птичья голова и четыре руки, клюв был открыт, а глаза сверкали.

Хриплый голос вырывался из клюва.

— Ты звал меня в Нарнию, тархан Ришда. Я здесь. Что ты хотел сказать мне?

Тархан не мог ни оторвать лица от земли, ни сказать ни слова. Он вздрагивал, как человек в икоте. В битве он был храбр, но половина его храбрости исчезла этой ночью, когда он начал понимать, что существует настоящая Таш. Здесь же он лишился и ее остатка. Внезапным резким движением — так наклоняется петух, чтобы склюнуть червяка — Таш накинулась на несчастного Ришду и подхватила его двумя правыми руками, затем повернула голову набок, чтобы взглянуть на Тириана одним из своих жутких глаз (конечно же, имея птичью голову, она не могла смотреть прямо).

Но в это мгновение голос позади Тириана, тихий, как залитое солнцем море, произнес:

— Убирайся, чудовище, и тащи в свою страну законную добычу, во имя Аслана и Великого Отца Аслана, Императора Страны-за-морем.

И страшное создание исчезло с тарханом под мышкой. Тириан повернулся, чтобы посмотреть на говорящего. И от того, что он увидел, сердце его забилось, как никогда не билось и в битве.

Семеро королей и королев стояли перед ним с коронами на головах, в сверкающих одеждах. На королях были великолепные кольчуги, в руках — обнаженные мечи. Тириан учтиво поклонился и уже хотел заговорить, когда младшая из королев рассмеялась. Он пристально вгляделся в ее лицо и задохнулся от изумления, ибо узнал ее. Это была Джил: но не та Джил, которую он видел в последний раз — с лицом в пыли и слезах, в старом платье из тика, наполовину соскользнувшем с плеча. Теперь она выглядела прохладной и свежей, такой свежей, как после ванны. Сначала Тириан подумал, что она стала старше, затем подумал, что она осталась такой же, и никак не мог остановиться на чем-нибудь одном. Потом он понял, что младший из королей — Юстэс, и изменился он так же, как Джил.

Тириану внезапно стало неловко, что он пришел сюда с кровью, пылью и потом битвы, но тут же понял, что и сам стал иным — свежим, прохладным и чистым, одетым как на великих празднествах в Кэр-Паравеле. (В Нарнии хорошая одежда никогда не бывает неудобной, там знают, как делать ее столь же приятной на ощупь, как и на взгляд, и от одного конца страны до другого не найдешь таких вещей как крахмал, сукно или резинки).

— Сир, — сказала Джил, выходя вперед и делая прелестный реверанс, — позвольте мне познакомить вас с Питером, Верховным Королем Нарнии.

Тириану не надо было объяснять, кто из них Верховный Король — он помнил его по своему сну (хотя здесь лицо короля стало еще более благородным). Он шагнул вперед, преклонил колено и поцеловал руку Питера.

— Верховный Король, — сказал он, — добро пожаловать.

А Верховный Король поднял его и поцеловал в обе щеки, как и должен сделать Верховный Король. Он подвел его к старшей из королев — но даже она не была старой, у нее не было седых волос и морщин на щеках — и сказал:

— Сэр, это леди Полли, она была в Нарнии в первый день, когда Аслан повелел деревьям расти, а зверям разговаривать. — Затем он подвел его к человеку, чья золотая борода спадала на грудь, а лицо было полно мудрости.

— А это, — продолжал он, — лорд Дигори, который был с ней в первый день. Мой брат — король Эдмунд, и моя сестра — королева Люси.

— Сэр, — сказал Тириан, когда поздоровался со всеми, если я правильно помню хроники, здесь должна быть еще одна королева. Разве у вашего величества не две сестры? Где королева Сьюзен?

— Моя сестра Сьюзен, — ответил Питер коротко и сурово, — больше не друг Нарнии.

— Да, — кивнул Юстэс, — когда вы пытаетесь поговорить с ней о Нарнии, она отвечает; «Что за чудесная у вас память. Удивительно, что вы еще думаете об этих смешных играх, в которые играли детьми».

— О, Сьюзен! — вздохнула Джил. — Она теперь не интересуется ничем, кроме нейлоновых чулок, губной помады и приглашений в гости. Она всегда выглядит так, будто ей хочется поскорее стать взрослой.

— Взрослой, — хмыкнула леди Полли, — я бы хотела, чтобы она действительно стала взрослой. Пока она была школьницей, она ждала своего теперешнего возраста, и проведет всю жизнь, пытаясь в нем остаться. Основная ее идея — как можно быстрее мчаться к самому глупому возрасту в жизни, а потом оставаться в нем как можно дольше.

— Не будем сейчас говорить об этом, — сказал Питер. Смотрите, какие здесь прекрасные фрукты. Пойдемте, попробуем их.

Тут Тириан в первый раз огляделся вокруг и понял, каким странным было это приключение.

13. Как гномы отказались быть обманутыми

Тириан подумал — или, вернее, мог бы подумать, будь у него на это время — что они находятся внутри маленького соломенного хлева около двадцати футов длиной и шести шириной. В действительности же они стояли на траве, над ними простиралось глубокое синее небо, а воздух приятно обвевал их лица, как будто было раннее утро. Неподалеку росли купы деревьев с густой листвой, из-под каждого листа выглядывал золотой, бледно-желтый, пурпурный или ярко красный плод, какого не найдешь в нашем мире. Плоды навели Тириана на мысль об осени, но в воздухе было что-то говорившее о том, что вокруг лето и никак не позже июня. Все направились к деревьям.

Каждый сорвал тот плод, который ему понравился, и секунду все помедлили. Эти фрукты были так прекрасны, что каждый подумал: «Это не для меня... уверен, что мы не должны срывать их».

— Все в порядке, — сказал Питер, — я знаю, что мы все чувствуем, но я уверен, совершенно уверен — мы зря боимся. Мне кажется, мы попали в страну, где все разрешено.

— Так давайте! — сказал Юстэс, и они начали есть.

На что эти плоды были похожи? Они не могли описать их вкуса. Я же скажу только, что, по сравнению с ними самый свежий грейпфрут, который вы когда-либо ели, казался вялым, самый сочный апельсин — сухим, груша, тающая во рту — твердой как дерево, а самая сладкая земляника — кислой. В этих плодах не было семян или косточек, а вокруг них не было ос. Если бы вы хоть однажды попробовали эти плоды, то самые прекрасные яства в мире показались бы потом невкусными, как лекарство. Как мне описать их вкус? Вы не поймете, на что они похожи, пока сами не попадете туда и не попробуете.

Когда они съели уже довольно много, Юстэс сказал королю Питеру:

— Ты не расскажешь нам, как вы сюда попали? Ты собирался это сделать, когда появился король Тириан.

— Я не многое могу рассказать, — ответил Питер, — мы с Эдмундом стояли на платформе, и видели, как подходит ваш поезд. Помнится, я подумал, что он слишком быстро едет на повороте, и еще я подумал, как смешно, что наши, возможно, в том же поезде, а Люси об этом не знает...

— Ваши, Верховный Король? — спросил Тириан.

— Я имею в виду наших папу и маму — Эдмунда, Люси и моих.

— Как они оказались там? — спросила Джил. — Не хочешь ли ты сказать, что они знают о Нарнии?

— О, нет, они ничего не знают о Нарнии. Они ехали в Бристоль. Я слышал, что они собираются ехать утром. А Эдмунд сказал, что они обязательно поедут этим поездом. (Эдмунд был из тех людей, которые знают все о железных дорогах).

— И что случилось потом? — спросила Джил.

— Ну, это нелегко описать, — ответил Верховный Король, — да, Эдмунд?

— Не очень легко, — согласился Эдмунд. — Это было не похоже на те разы, когда нас вытаскивало из нашего мира с помощью Магии. Раздался ужасный рев, что-то ударило меня, но не ушибло. Я почувствовал, что это не так пугает, как... ну... волнует. И... еще одна странная вещь — у меня болело колено, ссадина, которую я получил, играя в регби, и я заметил, что колено внезапно прошло. Я почувствовал себя очень легко, и затем... мы очутились здесь.

— Нечто похожее произошло и с нами в вагоне, — сказал лорд Дигори, вытирая остатки плодов с золотой бороды. — А главное, что мы с тобой, Полли, перестали чувствовать себя одеревеневшими стариками. Вы, юнцы, этого не понимаете, но мы перестали чувствовать себя старыми.

— Юнцы! В самом деле! — возразила Джил., — Я не верю, что здесь вы оба намного старше нас.

— Мы не возражаем, — заметила леди Полли.

— А что случилось с тех пор, как вы попали сюда? — спросил Юстэс.

— Ну, — сказал Питер, — долгое время (я действительно уверен, что это было долгое время) ничего не случалось. Затем дверь открылась...

— Дверь? — удивился Тириан.

— Да, — сказал Питер, — дверь, через которую ты вошел... или вышел. Разве ты забыл?

— Но где она?

— Посмотри, — ответил Питер.

Тириан оглянулся и увидел самую странную вещь, из всех, которые вы можете себе вообразить. В нескольких ярдах от них, хорошо видная в солнечном свете, стояла грубая деревянная дверь, в деревянной же раме. И ничего больше: ни стен, ни крыши. Тириан подошел к ней, сбитый с толку, остальные последовали за ним — посмотреть, что он будет делать. Он обошел дверь кругом, но с той стороны она выглядела точно также. Тут тоже были солнце и трава. Дверь просто стояла, словно она росла здесь, как дерево.

— Благородный сэр, обратился Тириан к Верховному Королю, — это величайшее чудо.

— Это та самая дверь, через которую ты появился с тархистанцем минут пять назад, — сказал Питер, смеясь.

— Но разве я не попал в Хлев из леса? Похоже, дверь ведет из ниоткуда в никуда.

— Так кажется, если обходишь вокруг, — возразил Питер, — но приложи глаз к щели между двумя планками и посмотри сквозь нее.

Тириан приложил глаз к отверстию. Сначала он не видел ничего, кроме темноты, но затем его глаза привыкли, и он разглядел перед собой слабый красноватый отблеск костра и звезды на черном небе. Он увидел темные фигуры, они стояли или передвигались между ним и огнем. Он слышал, о чем там говорят, и голоса были похожи на тархистанские. И он понял, что смотрит через дверь Хлева в темноту равнины Фонарного столба, где сражался в своей последней битве. Солдаты обсуждали, надо ли идти искать тархана Ришду (никто не хотел этого делать), или лучше поджечь Хлев. Он снова посмотрел вокруг и с трудом поверил своим глазам. Над ним было голубое небо и во все стороны, без конца и края, расстилалась покрытая травой земля, а его новые друзья стояли рядом и смеялись.

— Похоже на то, — сказал Тириан, рассмеявшись сам, что этот Хлев, изнутри, и тот Хлев, что снаружи — два совершенно различных места.

— Да, — подтвердил лорд Дигори, — его содержимое больше его оболочки.

— Да, — подхватила королева Люси, — в нашем мире тоже был однажды такой Хлев, где внутри было нечто большее, чем весь наш мир.

Она впервые заговорила, и по трепету в ее голосе Тириан понял почему. Она воспринимала все гораздо глубже и была слишком счастлива, чтобы говорить. Ему захотелось снова услышать ее голос, и он попросил:

— Будьте так любезны, леди, продолжайте, расскажите о ваших приключениях.

— После шока и шума, — начала Люси, — мы обнаружили, что попали сюда. Мы тоже пришли в изумление от этой Двери. Потом она открылась в первый раз (мы увидели темноту) и вошел огромный человек с обнаженной саблей, судя по всему — тархистанец. Он встал за дверью с саблей, поднятой на плечо, готовый обрушить ее на того, кто войдет. Мы подошли к нему и заговорили, но он нас не видел и не слышал. Он не глядел на небо, на солнечный свет, на траву — я думаю, что видеть все это он не мог. Так мы ждали довольно долго. Потом услышали, как с той стороны отодвигают засов. Но солдат не изготовился ударить саблей вошедшего, он сначала хотел рассмотреть, кто это. Мы поняли, что ему было приказано рубить одних и пропускать других. Когда дверь открылась, здесь, с этой стороны двери, внезапно появилась Таш. Никто не заметил, откуда она взялась. А в дверь вошел большой кот. Он лишь раз взглянул на Таш и убежал, спасая свою жизнь. И вовремя, ибо Таш бросилась за ним, а дверь, закрываясь, стукнула ее по клюву. Солдат видел Таш. Он повернулся, и с побледневшим лицом низко склонился перед чудовищем, но оно исчезло. Снова долгое время ничего не происходило. Наконец, дверь открылась в третий раз, и вошел молодой тархистанец. Мне он понравился. Часовой у двери был изумлен, увидев его, и я подумала, что он ожидал кого-то совершенно другого...

— Я все понял, — вмешался Юстэс (у него была привычка перебивать рассказчика), — кот должен был войти первым, и часовой получил приказ не трогать его. Затем кот вышел бы и сказал, что видел их ужасного Ташлана, изображал бы испуг, чтобы напугать остальных зверей. Но Хитр не мог догадаться, что в Хлеву — настоящая Таш. Поэтому Рыжий выскочил действительно испуганным. А потом Хитр послал бы того, от кого он хотел избавиться. И часовой убил бы его. И...

— Друг, — сказал Тириан мягко, — ты мешаешь леди рассказывать.

— Часовой, — продолжала Люси, — был удивлен. Это дало вошедшему время, чтобы приготовиться к обороне. Они сражались друг с другом, и он убил часового, и выкинул его тело за дверь. Потом медленно пошел вперед, туда, где были мы. Он видел нас, и все остальное. Мы попытались заговорить с ним, но он был как в трансе, все время повторяя: «Таш! Таш! Где Таш? Я иду к Таш». Поэтому мы дали ему пройти, и он пошел дальше. Он мне понравился. А после этого... уф! — Люси переменилась в лице.

— После этого, — произнес Эдмунд, — кто-то кинул через дверь обезьяну, и Таш появилась снова. Моя сестра так мягкосердечна, что не сможет рассказать, как Таш покончила с обезьяной одним ударом клюва.

— Поделом ему, — заметил Юстэс, — Обезьян не поладил и с Таш.

— Потом, — продолжал Эдмунд, — сюда попал Юстэс, потом несколько гномов, за ними Джил, и наконец, вы сами.

— Я надеюсь, что Таш съела и гномов, — проворчал Юстэс. — Маленькие свиньи...

— Нет, этого она не сделала, — ответила Люси, — все было не так ужасно. Они здесь. Их видно отсюда. Я пыталась подружиться с ними, но это бесполезно.

— Подружиться с ними! — закричал Юстэс. — Разве ты не знаешь, как эти гномы вели себя!

— Остановись, Юстэс, — сказала Люси, — пойдем и ты посмотришь на них. Король Тириан, возможно, вы сможете что-то сделать.

— Не могу сказать, что сегодня я очень люблю гномов, отозвался Тириан, — но по вашей просьбе, леди, я сделаю все.

Люси повела их, и вскоре они увидели гномов. Это было странное зрелище. Гномы не прогуливались, не радовались и не отдыхали (хотя связывающие их веревки исчезли), они сидели маленьким тесным кружком, лицом друг к другу, не глядели по сторонам и не замечали никого, пока Люси и Тириан не подошли так близко, что смогли прикоснуться к ним. Гномы разом подняли головы, как будто ничего не видя, а только прислушиваясь и пытаясь по звукам угадать, что происходит.

— Осторожней! — угрюмо сказал один, — соображайте, куда идете, вы сейчас наступите нам на головы!

— Вот еще, — возмутился Юстэс. — Мы не слепые, у нас есть глаза.

— У тебя, должно быть, прекрасное зрение, если ты можешь здесь хоть что-нибудь разглядеть, — буркнул тот же гном (звали его Диггл).

— Здесь? — спросил Эдмунд.

— Какой ты тупица, конечно здесь, — ответил Диггл, — в этой черной как смоль, вонючей маленькой дыре.

— Вы ослепли? — спросил Тириан.

— А разве ты не слепнешь в темноте? — отозвался Диггл.

— Но ведь здесь светло, глупые гномы, — воскликнула Люси. — Разве вы не видите? Посмотрите! Посмотрите вокруг! Разве вы не видите неба, деревьев, цветов, разве вы не видите меня!

— Как, во имя всех Обманщиков, я увижу то, чего нет, и как я могу видеть тебя лучше, чем ты меня, в такой темнотище?

— Но я вижу тебя, — возразила Люси. — И могу это доказать. У тебя во рту трубка.

— Так может сказать каждый, кому знаком запах табака, — отозвался Диггл.

— О, бедняги! Это ужасно, — огорчилась Люси. И тут у нее возникла мысль. Она сорвала дикую фиалку: «Послушай, гном, если у тебя что-то не то с глазами, то с носом, наверно, все в порядке. Понюхай это». Она наклонилась и поднесла свежий влажный цветок к безобразному носу Диггла. Но ей пришлось быстро отскочить назад, чтобы избежать удара маленького тяжелого кулака.

— Как ты смеешь? — закричал он. — Зачем ты суешь этот мерзкий помет прямо мне в лицо? Тут еще и чертополох. Что за нахальство! Кто ты?

— Подземный житель, — сказал Тириан, — она — королева Люси, посланная сюда Асланом в глубоком прошлом. И только ради нее, я, Тириан, ваш законный король, не снесу вам головы немедля, ведь вы предали дважды.

— Ну, это уж слишком! — воскликнул Диггл. — Как ты можешь нести такой вздор? Разве твой чудесный лев пришел на помощь? И теперь — даже теперь — когда вы разбиты и брошены в эту темную дыру, вы продолжаете старую игру. Придумали бы новую ложь! Пытаетесь заставить нас поверить, что никто не заперт в темноте, и еще неизвестно во что.

— Это не темная дыра, пойми, глупец, — закричал Тириан. — Выходи отсюда, — он подался вперед, схватил Диггла за ремень и колпак и вытащил из тесного кружка гномов. Как только Тириан поставил его на землю, Диггл метнулся назад на свое место, потер нос и завыл:

— О-о-о, что ты сделал! Стукнул меня лицом о стену! Ты расшиб мне нос.

— Боже мой! — сказала Люси. — Что мы можем сделать для них?

— Оставим их, — предложил Юстэс.

В этот миг земля задрожала, сладкий воздух внезапно стал еще слаще, что-то яркое вспыхнуло позади. Все повернулись. Тириан обернулся последним, потому что боялся. Мечта его сердца — огромный, настоящий, золотой Лев, сам Аслан был там. Все стояли на коленях вокруг его передних лап, спрятав руки и лица в гриве, а он поворачивал голову, касаясь их языком. Затем он устремил взгляд на Тириана, и тот, дрожа, подошел, стремительно обнял лапы Льва, а Лев поцеловал его и сказал: «Отлично, последний король Нарнии, твердо стоявший в последний час.».

— Аслан, — попросила Люси сквозь слезы, — можешь ли ты... сделаешь ли ты что-нибудь для этих бедных гномов?

— Дорогая, — ответил Аслан, — я покажу тебе, что я могу сделать, и чего не могу. Он подошел к гномам поближе и издал низкое рычание, сотрясшее воздух. Гномы заговорили друг с другом: «Слышишь? Это та шайка на другом конце Хлева. Пытаются испугать нас. Они делают это специальной машиной, не будем обращать внимания. Не дадим снова обмануть нас».

Аслан поднял голову и потряс гривой. Внезапно на коленях у гномов оказались роскошные яства: пироги, языки, голуби, трюфели, мороженое, а в правой руке у каждого бокал с отличным вином. И все было бесполезно. Они начали жадно есть и пить, но было ясно — они не понимают, что у них в руках. Им казалось, будто они едят то, что можно найти в Хлеву. Один говорил, что пытается есть солому, другой — что нашел кусок старой репы, а третий — что ест сырой капустный лист. Потом они подняли к губам золотые бокалы с красным вином и сказали: «Нравится ли вам пить грязную воду из того же корыта, что и осел? Никогда не думали, что дойдем до такого». Вскоре каждому стало казаться, что другой нашел что-то более вкусное; они начали драться и отнимать друг у друга куски и ссорились до тех пор, пока не завязалась настоящая драка, и вся изысканная еда была размазана по их лицам и одежде и растоптана под ногами. Наконец они сели, чтобы привести в порядок кровоточащие носы, и сказали:

— Во всяком случае, здесь нет Обманщика. Мы никому не позволим обманывать нас. Гномы для гномов.

— Вот видите, — промолвил Аслан, — они не позволяют нам помочь им. Они выбрали хитрость вместо веры. Их тюрьма внутри них, и потому они в тюрьме. Они так боятся быть обманутыми, что не могут выйти из нее. Пойдемте, дети. У меня есть еще одно дело.

Он подошел к двери, и все последовали за ним. Он поднял голову и прорычал: «Пришло время!», и затем громче: «Время!», и затем так громко, что голос его дошел до звезд: «ВРЕМЯ». И Дверь открылась.

14. Ночь падает на Нарнию

Они стояли позади Аслана, чуть справа, и смотрели в открытый дверной проем. Костер погас, все погрузилось во тьму. Понять, что перед вами лес, было невозможно, если бы не было видно, где кончаются темные контуры деревьев и начинаются звезды. Когда Аслан зарычал снова, они увидели слева черную тень, закрывшую звезды. Она поднималась все выше и выше, и приняла обличье человека, величайшего из всех великанов. Все знали Нарнию достаточно хорошо, и понимали, что он стоит на покрытом вереском северном плоскогорье, за рекой Шрибл. Тогда Джил и Юстэс вспомнили, как однажды, много лет назад, в глубокой пещере на северной равнине они видели огромного спящего великана, и им сказали, что его зовут Отец Время, и проснется он в тот день, когда мир кончится.

— Да, — сказал Аслан, хотя никто не задал вопроса, — пока он лежал спящим, имя ему было — Время, теперь, проснувшись, он получит новое имя.

Огромный великан поднес ко рту рог, они увидели это по тому, как изменилась черная тень, закрывающая звезды. Мгновением позже — потому что скорость звука меньше скорости света — они услышали звук рога, высокий и ужасный, но прекрасный странной мертвенной красотой.

И небо медленно стало наполняться, падающими звездами. Даже одна падающая звезда — прекрасное зрелище, а тут были десятки, потом сотни, как будто пошел серебряный дождь, и дождь этот продолжался и продолжался. Спустя какое-то время они заметили на небе еще одну черную тень. Она была в другом месте, справа, на самой крыше неба, если можно так сказать. «Наверное, облако», — подумал Эдмунд. По крайней мере, там не было звезд, только темнота. А звездный ливень вокруг продолжался. Беззвездное пятно начало расти, распространяться все шире и шире по небу. И уже четверть неба была черной; а затем — половина, и, наконец, падающие звезды остались только на узкой полоске около горизонта.

С дрожью удивления (и даже ужаса) они внезапно поняли, что случилось. Эта расползающаяся темнота была не облако, а просто пустота. Все звезды упали. Аслан позвал их домой. Последние мгновения звездного дождя взволновали всех. Звезды начали падать вокруг них. Но звезды в этом мире не огромные пылающие шары, как в нашем; они — люди. (Эдмунд и Люси уже встречали некоторых из них). Теперь они увидели ливень сверкающих людей. У них были длинные волосы, сияющие, как расплавленное серебро, а в руках — пики из раскаленного металла. Они летели сквозь черный воздух быстрее, чем падающие камни. Когда они приземлялись и поджигали вокруг себя траву, слышался шипящий звук. Звезды скользнули мимо них и остановились позади, немного правее.

Это было очень удобно, ведь когда на небе нет больше звезд, все погружается во тьму, и ничего не видно. Толпа звезд позади них распространяла ослепительный свет. В нем нарнийские леса были видны на многие мили вперед, как в свете прожектора. Каждый куст и былинка отбрасывали черные тени. Казалось, что о край любого листа можно обрезаться — такими острыми они выглядели.

На траве перед ними лежали их собственные тени. Самой величественной была тень Аслана, она простиралась налево от них, громадная и ужасная. И все это было под небом, которое стало беззвездным навеки.

Свет, идущий сзади, был настолько силен, что освещал все склоны северных равнин. Там что-то двигалось. Огромные звери ползли в Нарнию: большущие драконы, гигантские ящеры и птицы с крыльями без оперения, как у летучих мышей. Когда они показались в лесах, несколько минут царило молчание. Затем послышались — сначала издалека — вой, шуршание со всех сторон, топот и шелест крыльев; они становились все ближе и ближе. Вскоре уже можно было отличить галоп маленьких ног от мягкой походки больших лап и легкое «цок-цок» маленьких копыт от громоподобного цоканья больших. Потом стали видны тысячи пар светящихся глаз. И, наконец, в тени деревьев показались бегущие изо всех сил, сбившиеся в кучу, тысячи и миллионы разных созданий: говорящие звери, гномы, сатиры, фавны, великаны, тархистанцы, жители Орландии, Одиноких Островов и странные подземные создания, живущие на отдаленных островах и неизвестных западных землях. Все они бежали к Двери, где стоял Аслан.

И именно эта часть событий показалась им более всего похожей на сон, и вспомнить ее потом было труднее всего. Никто не мог сказать, сколько все это, продолжалось. Иногда им казалось, что прошло несколько минут, а иногда — что это длилось годы. Очевидно, либо Дверь стала значительно больше, либо все создания — гораздо меньше, размером с насекомых, иначе как такая толпа смогла бы пройти в нее? Но в тот момент об этом никто не думал.

По мере того, как толпа приближалась к стоящим звездам, глаза созданий становились все ярче и ярче. Когда они подходили к Аслану, с каждым из них что-то случалось. Все глядели ему прямо в лицо; я не думаю, что у них был выбор — глядеть или нет. И когда они так смотрели, выражение их лиц ужасным образом менялось — появлялись страх и ненависть. На лицах говорящих зверей страх и ненависть удерживались долю секунды, и было видно, как они внезапно переставали быть говорящими и становились обычными животными. Все эти создания сворачивали направо — от него налево, и оказывались в его огромной черной тени, которая (как вы помните) лежала влево от дверного проема. Дети их никогда больше не видели и я не знаю, что с ними стало. Но другие смотрели в лицо Аслана с любовью, хотя кое-кто и был испуган. Эти проходили в Дверь справа от Аслана. Среди них были странные экземпляры. Юстэс даже узнал одного из гномов, тех, что стреляли в лошадей, но у него не было времени удивляться (кроме того, это было не его дело), потому что все вытеснила огромная радость: среди счастливых созданий, которые проходили толпой мимо Тириана и его друзей, были те, кого они считали мертвыми — кентавр Рунвит и единорог Алмаз, добрый Кабан и добрый Медведь, и орел Остроглаз, и Псы, и Кони, и гном Поджин.

— Дальше и выше! — закричал Рунвит и галопом поскакал на запад. Они не поняли, но слова эти почему-то отозвались в них. Кабан радостно хрюкнул. Медведь собирался проворчать, что не понимает, когда увидел фруктовые деревья. Он быстро побежал к ним, и здесь, без сомнения, нашел то, в чем хорошо разбирался. Псы, приветственно подняв хвосты, остались, остался и Поджин, который пожал всем руки и ухмыльнулся во весь рот. Алмаз склонил белоснежную голову на плечо короля, и король зашептал ему что-то на ухо. Тут все снова обратили внимание на то, что творилось в дверном проеме.

Драконы и гигантские ящеры были теперь в самой Нарнии. Они шли, рвали деревья когтями, грызли их, как будто это были стебли ревеня. Через несколько минут все деревья были уничтожены. Страна стала голой, и был виден весь ее рельеф, все бугорки и впадины, незаметные раньше. Трава умерла. Тириан обнаружил, что смотрит на мир из земли и голого камня. Трудно было поверить, что здесь было что-то живое. Сами чудовища состарились, упали и умерли, их плоть сморщилась и показались кости, и вскоре только огромные скелеты лежали тут и там на мертвых камнях. Они выглядели так, как будто умерли тысячи лет тому назад. Долгое время все оставалось без перемен.

Наконец что-то белое — длинная, узкая полоса, сверкающая в свете звезд — двинулось на них с восточного конца мира. Стремительно нарастающий шум прервал молчание: сначала журчание, потом грохот и рев. Теперь они увидели, что это, и как быстро оно приближается: это была пенящаяся стена воды. Море поднялось. В безлесном мире оно было видно очень отчетливо. Реки становились шире, озера увеличивались, сливались в одно, долины превращались в озера, а холмы стали островами; затем и эти острова исчезли. Высокие плоскогорья справа и слева и еще более высокие горы справа раскололись и рухнули с ревом и всплеском во вздыбившиеся волны. Вода закружилась в водовороте у дверного проема (но не пошла в него), а пена плескалась у передних лап Аслана. Все было покрыто водой — от места, где они стояли, до места, где вода встречалась с небом.

Оттуда начал пробиваться свет. Полоска бедственной и мрачной зари показалась над горизонтом, она ширилась и становилась все ярче; они уже с трудом различали свет звезд, стоявших за ними. Наконец взошло солнце и, когда оно взошло, лорд Дигори и леди Полли поглядели друг на друга и кивнули. Однажды, в другом мире, они видели умирающее солнце, и сразу поняли, что и это солнце умрет. Оно было в три раза — в двадцать раз — больше, чем обыкновенно, и темно-красного цвета. Его лучи упали на великана Время и окрасили его багровым цветом. И, отражая солнце, вся долина, все пространство безбрежной воды выглядело, как кровь.

Потом взошла луна, она располагалась совершенно не правильно — очень близко к солнцу — и тоже была красной. В ее свете солнце начало выстреливать огромные протуберанцы, выглядевшие как усы или змеи из малинового пламени, тянущиеся по направлению к луне. Это выглядело так, как будто солнце было осьминогом, пытающимся щупальцами подтащить к себе луну. И, возможно, оно тащило ее. Во всяком случае, луна приближалась к нему, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее, пока длинные языки пламени не обвились вокруг нее; и они слились вместе и стали одним громадным шаром, похожим на горящий уголь. Гигантские глыбы огня падали в море, поднимая облака пара.

Затем Аслан сказал: «Теперь кончай».

Великан бросил свой рог в море, вытянул руку — она выглядела черной и казалась длиной в тысячу миль — вдоль неба, и достал до солнца. Он взял солнце и сжал его в руке, как вы можете сжать апельсин. И внезапно наступила полная тьма. Все кроме Аслана отскочили назад от ледяного воздуха, который задул через Дверь. Деревянная рама покрылась сосульками.

— Питер, Верховный Король Нарнии, — сказал Аслан, — закройте дверь. Питер, дрожа от холода, двинулся в темноту и закрыл Дверь, сбив при этом сосульки. Потом довольно неловко (руки его посинели и окоченели) вытащил золотой ключ и запер ее. Они видели много странного через дверной проем, но самыми странными были теплый дневной свет и голубое небо над головой, цветы под ногами и улыбка в глазах Аслана. Он крутанулся, припал к земле, хлестнул себя хвостом и помчался, как золотая стрела.

— Идите выше! Идите дальше! — крикнул он через плечо. Кто же мог за ним угнаться? Они двинулись на запад.

— Так,— сказал Питер, — ночь упала в Нарнию. Ну, Люси! Не плачь! Аслан впереди, Аслан с нами, и мы все вместе.

— Не останавливай меня, Питер, — ответила Люси, — я уверена, что Аслан не останавливал бы. Я думаю, Нарния стоит того, чтобы ее оплакивать. Подумай обо всем, что лежит мертвым и замерзшим за Дверью.

— А я надеялась, — сказала Джил, — что это может продолжаться вечно. Я знала, что наш мир не может, но думала, что Нарния может.

— Я видел ее начало, — проговорил лорд Дигори, — но не думал, что увижу, как она умрет.

— Сэры, — сказал Тириан, — дамам пристойно плакать. Смотрите, я делаю то же самое. Я видел смерть своей матери. Какой мир, кроме Нарнии, я еще знаю? Будет недостойно и бессердечно не оплакать Нарнию.

И они ушли от Двери и от гномов, которые сидели, сгрудившись вместе, в воображаемом хлеву. Они говорили о старых войнах и прежнем мире, о древних королях и всей истории Нарнии.

Псы были вместе с ними. Они присоединялись к беседе, но не слишком часто, потому что были очень заняты, бегая взад и вперед и нюхая что-то в траве до тех пор, пока не начали чихать. Внезапно они обнаружили запах, который их взволновал и начали обсуждать его: «Да, это... Но это не... Это то, что я сказал — каждый может учуять, что это...». Уберите отсюда ваши носы и дайте кому-нибудь еще понюхать».

— Что такое, двоюродные братья? — спросил Питер.

— Тархистанец, сир, — ответили одновременно несколько голосов.

— Ведите нас к нему, — сказал Питер, — как бы он ни встретил нас, добром или злом, он будет принят радушно. Псы ринулись вперед, и тут же вернулись назад, торопясь так, как будто от этого зависела их жизнь. Они громко лаяли, говоря, что это действительно тархистанец. (Говорящие Псы, как и обычные, ведут себя так, будто думают, что их дела самые важные). Все направились туда, куда вели Псы, и увидели юного тархистанца, сидевшего под каштаном у чистого потока. Это был Эмет. Он поднялся и храбро поклонился.

— Сэр, — обратился он к Питеру, — я не знаю, друзья вы или враги, но высокая честь — иметь вас друзьями или врагами. Разве не сказал один поэт, что благородный друг — это лучший дар, а благородный враг — еще лучший?

— Сэр, — ответил Питер, — я не знаю, есть ли нужда нам враждовать?

— Расскажите нам, кто вы и что с вами случилось, — попросила Джил.

— Если мы собираемся рассказывать истории, давайте утолим жажду и сядем, — пролаяли Псы. — Мы совсем запыхались.

— Ну, конечно, запыхаешься, если будешь так неистовствовать по поводу любого дела, которое делаешь, сказал Юстэс.

Люди расселись на траве, и Псы, когда они кончили шумно пить из потока, тоже уселись слушать историю, прямые как стрелы, с высунутыми языками, тяжело дыша. Алмаз остался стоять, полируя рог о шкуру.

15. Выше и дальше

— Знайте, воинственные короли, — начал Эмет, — и вы, леди, чья красота украшает вселенную, я — Эмет, седьмой сын тархана Харфы из города Ташбаана, что к западу от пустыни. Я пришел в Нарнию с девятью и двадцатью другими воинами под командой тархана Ришды. Когда я впервые услышал, что мы должны идти войной на Нарнию, я обрадовался, ибо слышал многое об этой стране и мечтал встретиться с вами в битве. Но когда я узнал, что мы пойдем под видом купцов, а купеческая одежда позорна для воина и сына тархана, и будем действовать с помощью лжи и предательства, тогда радость оставила меня. И потом, когда я узнал, что мы должны явиться к обезьяне, и когда она начала говорить, что Таш и Аслан — это одно и то же, тогда мир потемнел в моих глазах, ибо с юношеских лет я служил Таш, и главным моим желанием было узнать о ней побольше, и, если возможно, взглянуть ей в лицо. Но имя Аслана было ненавистно мне.

И, как вы видели, ночь за ночью нас собирали к крытой соломой хижине, и горел костер, и Обезьян выводил из нее кого-то на четырех ногах, кого я не мог хорошо рассмотреть. И люди и звери поклонялись ему и чествовали его. Я думал, что тархан был обманут Обезьяном, ибо тот, кто вы ходил из хлева не был ни Таш, ни каким-либо другим богом. Но когда я взглянул в лицо тархана и стал замечать каждое слово, которое он говорил обезьяне, я стал думать иначе, ибо увидел, что тархан сам не верит в это. А потом я понял, что он не верит в Таш, ибо если бы он верил, как бы он осмелился насмехаться над ней?

И когда я понял это, великий гнев обуял меня, и я удивился тому, что настоящая Таш еще не поразила огнем с неба ни обезьяну, ни тархана. Тем не менее я сдержал свой гнев, придержал язык и ждал, чтобы увидеть, чем это кончится. Но в последнюю ночь, в ту самую, о которой вы знаете, обезьяна не вывела это желтое существо, но сказала, что все, кто хочет посмотреть на Ташлана (так они смешали два слова, чтобы сказать, что это одно и то же), могут войти один за другим в хижину. И я сказал себе: «Без сомненья, это тоже обман». Но когда кот вошел, а потом выскочил, сумасшедший от ужаса, тогда я сказал себе: «Уверен — там настоящая Таш, которую они призвали, не зная ее и не веря в нее. Она пришла и мстит за себя». И хотя мое сердце обратилось в воду, потому что Таш — велика и ужасна, желание было сильнее страха, и я усилием воли заставил колени не дрожать, а зубы не стучать, и решил взглянуть в лицо Таш, хотя бы она и убила меня. И я сказал, что войду в хижину, и тархан, хоть и против своей воли, позволил мне войти.

Как только я вошел в дверь, я удивился, ибо обнаружил яркий солнечный свет (как и сейчас), хотя снаружи казалось, что внутри должно быть очень темно. Но у меня не было времени удивляться, ибо я немедленно столкнулся лицом к лицу с одним из наших воинов и вынужден был обороняться. Как только я увидел его, я понял, что обезьяна и тархан поставили его здесь, чтобы убивать каждого, кто войдет, не зная их секрета. Так что этот человек тоже был лжецом, насмешником и неправедным слугою Таш. Я пожелал сразиться с ним, и я убил этого негодяя, и выкинул его тело за дверь. Затем я взглянул вокруг и увидел небо и земной простор, и почувствовал сладкий запах. И я сказал: «Клянусь богами, это чудное место, быть может, я вошел в страну Таш». И я начал бродить по этой странной земле и искать Таш.

Я шел мимо трав и цветов, среди благородных и усладительных деревьев, и вот, в узком месте, между двумя камнями, встретился мне Великий Лев. Скорость Его была как у гепарда, а размеры — как у слона, шерсть — как чистое золото, а глаза сияли, как золото, которое льется в горне, и был Он ужасней, чем пламенеющая гора Лагора, и красота Его превосходила все в этом мире настолько, насколько роза в цвету превосходит пыль пустыни. Я упал к Его ногам и подумал: «Уверен, что настал мой смертный час, ибо достойный всякого поклонения Лев знает, что я все дни моей жизни служил Таш, а не Ему. Но лучше увидеть Льва и умереть, чем быть Тисроком в этом мире, и жить, и не видеть Его». Но Славнейший наклонил свою золотистую голову, коснулся моего лба языком и сказал: «Добро пожаловать, сын». Я произнес: «Увы, Господин, я не сын Твой, я слуга Таш». Но Он ответил: «Дитя, все, что ты отдавал Таш, ты отдавал Мне». А потом, ибо я страстно желал мудрости и понимания, я пересилил свой страх и спросил Славнейшего: «Господин, разве правду сказал Обезьян, что Таш и Ты — это одно и то же?» И Лев зарычал в ответ так, что земля сотряслась (но гнев Его был не против меня), и сказал: «Это ложь. Не потому, что она и Я это одно, но потому, что мы — противоположное. Я беру себе то, что ты отдавал ей, ибо Я и она настолько различны, что служение Мне не может быть отвратительным, а служение ей — отвратительно всегда. Если кто-то клянется именем Таш и сдержит клятву правды ради, это Мною он клялся, того не зная, и Я отвечу ему. Если же кто совершит жестокость именем Моим, и скажет «Аслан», он служит Таш, и Таш примет его дело. Ты понял, дитя?» И я сказал: «Господин, Ты знаешь, что я понял». И еще я сказал (ибо не мог лгать): «Я искал Таш все мои дни». «Возлюбленный, — сказал Славнейший, если бы твое желание было не ко Мне, ты не искал бы так долго и так искренне, ибо искренне ищущий — всегда находит».

Затем Он дохнул на меня, и трепет ушел из моих колен, и я смог встать на ноги. После этого Он сказал только, что мы встретимся снова, и что я должен идти все выше и дальше. И он повернулся в золотом шквале и внезапно исчез.

И с тех пор, о короли и дамы, я брожу, чтобы найти Его, и мое счастье так велико, что ослабляет меня как рана, и это чудо из чудес, что Он назвал меня «возлюбленный», меня, который всего лишь пес...

— Э, что это? — встрепенулся один из Псов.

— Сэр, — ответил Эмет, — это не более, чем оборот речи, который мы употребляем в Тархистане.

— Не могу сказать, что он мне сильно нравится, — сказал Пес.

— Он это не в обиду, — возразил другой Пес, постарше. Мы же называем наших щенков «мальчишки», когда они ведут себя неподобающе.

— Да, так мы и делаем, — согласился первый Пес, — или «девчонки».

— Ш-ш-ш, — одернул его старший, — нехорошо так говорить. Помни, где находишься.

— Смотрите! — внезапно сказала Джил. Кто-то довольно робко приближался к ним. Это было грациозное серебристо серое создание на четырех ногах. И они глядели на него целых десять секунд, пока одновременно не воскликнули: «О, это старый Недотепа». Они ни разу не видели его при дневном свете и без львиной шкуры. Теперь он стал самим собой: прелестный ослик, с мягкой серой шерсткой, с такой вежливой и честной мордой, что если бы вы увидели его, то поступили бы как Джил и Люси — бросились к нему, обняли за шею, поцеловали в нос и погладили за ушами.

Они стали расспрашивать, где он был, и он сказал, что прошел в Дверь со всеми остальными созданиями, но по правде говоря, старался держаться подальше от них и от Аслана, ибо взгляд настоящего Льва заставил его так устыдиться всей этой чепухи с переодеванием в львиную шкуру, что он не знал, как посмотреть кому-нибудь в лицо. Но когда он увидел, что все его друзья направились на запад, и набил полный рот травы («Я никогда не пробовал такой вкусной»), то осмелел и пошел за ними. «Что же я буду делать, когда действительно встречу Аслана? Право не знаю», — добавил ослик.

— Думаю, что все будет в порядке, когда вы, наконец, встретитесь, — сказала королева Люси. Потом все снова пошли на запад — туда, куда указал Аслан, крикнув: «Выше и дальше!» Много других созданий шло в том же направлении, но травянистая равнина была широка, и они не теснились. Было еще рано, в воздухе разливалась утренняя свежесть. Они останавливались, оглядывались и смотрели назад, отчасти потому, что вокруг было так прекрасно, отчасти потому, что не могли чего-то понять.

— Питер, — сказала Люси, — где это, как ты думаешь?

— Я не знаю, — ответил Верховный Король, — это тревожит меня и напоминает о чем-то, чего я не могу вспомнить. Быть может, это из детства, когда мы были где-то на празднике?

— Это, наверно, был очень веселый и добрый праздник, заметил Юстэс. — Спорю, что такой страны нет в нашем мире. Посмотрите на краски! Такого голубого цвета, как у этих гор, в нашем мире не бывает.

— Разве это не страна Аслана? — спросил Тириан.

— Это не похоже на страну Аслана на вершине горы на востоке мира, — возразила Джил. — Я была там.

— Если вы спросите меня, — вмешался Эдмунд, — я скажу, что это похоже на что-то в нарнийском мире. Посмотрите на эти горы впереди — и на большие, покрытые снегом горы за ними. Уверен, что они похожи на горы, которые видны из Нарнии к западу от Водопада.

— Да, это так, — согласился Питер, — только они больше.

— Эти не похожи на нарнийские, — возразила Люси. — Посмотрите сюда, — и она показала на юг, влево от себя. Все остановились и повернулись, чтобы посмотреть. — Те холмы, — продолжала Люси, — вон те лесистые и голубоватые — разве они не похожи на южный край Нарнии?

— Похожи, — закричал Эдмунд после минутного раздумья, — конечно же, они похожи. Взгляните, это гора Пира — с раздвоенной вершиной, а это проход в Орландию!

— Но чем-то и непохожи, — возразила Люси, — они немного другие, они ярче и выше, чем те, и они более... более, ну я не знаю...

— Более настоящие, — сказал лорд Дигори мягко. Внезапно орел Остроглаз, летевший в тридцати или сорока футах над ними, распростер крылья, сделал круг и сел на землю.

— Короли и королевы, — воскликнул он, — все мы слепы. Я понял, где мы. Сверху видно все — Этинсмур, Бобровую запруду. Великую реку и Кэр-Паравел, сияющий на краю Восточного моря. Нарния не умерла, это — Нарния.

— Как это может быть? — удивился Питер. — Аслан сказал нам, старшим, что мы никогда не вернемся в Нарнию, а мы здесь.

— Да, — подхватил Юстэс, — и мы видели, как все разрушилось, и солнце зашло.

— Здесь все это немножко другое, — произнесла Люси.

— Орел прав, — начал лорд Дигори. — Послушай, Питер, когда Аслан сказал, что ты никогда не вернешься в Нарнию, он имел в виду ту Нарнию, которую ты знал. Но это была не настоящая Нарния. Та имела начало и конец. Она была только тенью или копией настоящей Нарнии, которая всегда была и будет; так же как и наш собственный мир. Англия и все остальное — это только тень или копия чего-то в настоящем мире Аслана. И не надо оплакивать Нарнию, Люси. Все, что было важного в старой Нарнии, все добрые существа, вошли в настоящую Нарнию через Дверь. Она, конечно, в чем-то отличается — как настоящая вещь от копии или бодрствование — от сна.

Его голос подействовал на всех как боевая труба. Но когда он добавил шепотом: «Это все есть у Платона, все у Платона. Господи, чему их учат в школах!» — старшие рассмеялись. Они уже слышали это давным-давно в другом мире, где борода его была седой, а не золотой. Он знал, что их рассмешило, и засмеялся вместе с ними. Но все быстро стали серьезными снова, ибо часто именно серьезность сопутствует счастью. Было слишком хорошо, чтобы тратить время на шутки.

Так же трудно объяснить, чем эта залитая солнцем страна отличалась от старой Нарнии, как и рассказать вам, каков был вкус плодов в ней. Может быть, вы поймете лучше, если представите себе такую картину. Вы сидите в комнате, окно ее выходит на красивый морской залив или на зеленую долину, простирающуюся среди гор. А на стене против окна висит зеркало. Если вы отвернетесь от окна, то внезапно увидите море или долину в зеркале. И в зеркале они в каком-то смысле будут такие же, как настоящие, но в то же время, будут чем-то отличаться. Они глубже, чудесней, больше похожи на сказку — сказку, которую вы никогда не слышали, но очень хотите услышать. Различие между старой и новой Нарнией было именно такое. И новая Нарния имела более глубокий смысл: каждый камень, травинка и цветок выглядели так, как если бы они больше значили. Я не могу объяснить лучше. Если вы попадете туда, то поймете, что я имею в виду.

И Единорог высказал то, что почувствовал каждый. Он топнул правым копытом, заржал и воскликнул:

— Наконец-то я вернулся домой! Это моя настоящая страна! Я принадлежу ей. Это та самая страна, которую я искал всю жизнь, хотя никогда не знал этого. И старую Нарнию я любил потому, что она была немножко похожа на эту страну. Иго-го! Выше! Дальше!

Он взмахнул гривой и помчался быстрым галопом — галопом Единорога. Если бы он поскакал так в нашем мире, то скрылся бы из глаз через несколько мгновений. Но здесь произошла странная вещь. Все пустились бежать и с удивлением обнаружили, что бегут наравне с ним: не только Псы и люди, но даже толстенький маленький Недотепа и коротконогий гном Поджин. Воздух обдувал их лица, как будто они ехали на большой скорости в автомобиле без ветрового стекла. Страна неслась назад, как будто они видели ее из окна экспресса. Они мчались все быстрее и быстрее, но никто не чувствовал ни усталости, ни жажды.

16. Прощание со страной теней

Если кто-то может бежать, не чувствуя усталости, то вряд ли захочет делать что-либо еще. И без причины он не остановится, но, когда Юстэс внезапно крикнул:

— Послушайте! Осторожней! Поглядите, куда мы попали!

— все замерли.

И хорошо, что они это сделали. Перед ними было Котелковое озеро, а за ним высокий отвесный обрыв и струящиеся вниз по обрыву тысячи тонн воды Великого Водопада, местами сверкающей как алмазы, а местами темной, травянисто-зеленой. И грохот падающей воды проник в их уши.

— Не останавливайтесь! Выше! Дальше! — звал Остроглаз, взлетая вверх.

— Хорошо ему, — заметил Юстэс, но Алмаз тоже закричал:

— Не останавливайтесь! Выше! Дальше! Прыгайте одним махом!

Его голос был почти не слышен за ревом воды, но через мгновение все увидели, как он прыгнул в озеро. Всплеск раздавался за всплеском, когда остальные беспорядочно последовали за ним. Вода не была жгуче-холодной, как думали все (а особенно Недотепа). Она была приятной, пенисто прохладной. Все обнаружили, что плывут прямо к Водопаду.

— Это сумасшествие, — крикнул Юстэс Эдмунду.

— Я знаю. И даже... — начал Эдмунд.

— Разве это не чудесно? — сказала Люси. — Вы заметили, что никто не может испугаться, даже если очень захочет. Попытайтесь!

— Ей-Богу, не могу, — ответил Юстэс после того, как попытался.

Алмаз достиг водопада первым, но Тириан следовал прямо за ним. Джил была последней, поэтому она видела всю картину целиком, лучше, чем другие. Она увидела, как кто-то белый уверенно двинулся по поверхности Водопада. Это был Единорог. Вы не могли бы сказать, плыл он или шел, но он двигался все выше и выше. Концом рога он раз двигал воду перед собой, и вода разделялась на два радужных потока вокруг него. Позади него был король Тириан. Он двигал руками и ногами, как будто плыл, но поднимался прямо наверх, как будто плыл по стене дома.

Самую смешную картину являли собой Псы. Во время галопа никто не сбивался с дыхания, теперь же, когда они карабкались и неуклонно рвались вперед, им все время приходилось отплевываться и чихать, потому что они пытались лаять, и вода попадала им в рот и в нос. Не успев подумать, как это глупо выглядит, Джил сама попала в Водопад. Такое совершенно невозможно в нашем мире: даже если бы вас не потащило вниз, вас бы расплющило ужасной тяжестью воды или разбило бы о бессчетное количество каменных выступов. Но в этом мире все было возможно. Они продвигались все выше и выше, свет отражался в воде и бросал на них блики, разноцветные камни сверкали сквозь толщу воды и казалось, что они поднимались без усилий — все выше и выше, и ощущение высоты испугало бы их, если бы они могли пугаться, но оно рождало только грандиозный восторг. Наконец все выбрались на великолепный гладко-зеленый уступ — через его вершину переливалась вода, и обнаружили, что они — над Водопадом. Поток лился внизу, и все оказались такими чудесными пловцами, что двигались против течения. Вскоре, они очутились на берегу, насквозь промокшие, но счастливые.

Длиннющая долина открылась перед ними, и огромные, теперь уже близкие; заснеженные горы упирались в небо.

— Выше! Дальше! — закричал Алмаз, и внезапно они снова понеслись.

Теперь они были за пределами Нарний и неслись все выше, по направлению к Западной пустыне, к местам, которые ни Тириан, ни Питер, ни даже Орел никогда не видели раньше. Но лорд Дигори и леди Полли видели. «Ты помнишь? Ты помнишь?» — повторяли они друг другу. Они не задыхались, хотя бежали быстрее, чем летит пущенная из лука стрела.

— Лорд, — начал Тириан, — правду ли говорят предания, что вы двое были здесь в тот день, когда был сотворен мир?

— Да, — подтвердил Дигори, — и мне кажется, что это было только вчера.

— На летающей лошади? — спросил Тириан. — Это правда?

— Конечно, — ответил Дигори. Но тут Псы залаяли: «Быстрее, быстрее!»

И они бежали все быстрее и быстрее, они скорее летели, чем бежали, и даже Орел над их головами не летел быстрее. И они пробегали одну извилистую долину за другой и взбегали на крутые склоны холмов быстрее, чем спускались, мчались по течению рек, а иногда пересекали их, неслись через горные озера, едва касаясь воды, как живые быстроходные катера. И так они бежали, пока не увидели за голубым, как бирюза, озером гладкий зеленый холм. Его склоны были крутыми, как бока пирамиды, вершину окружала зеленая стена; над стеной возвышались стволы деревьев, их листья казались серебряными, а плоды золотыми.

— Выше и дальше! — кричал Единорог, и никто не отставал. Они подбежали прямо к подножию холма и устремились наверх, как гребень волны, разбившейся о каменный склон горы в каком-нибудь заливе. Хотя склон был крутой, как крыша дома, а трава — гладкая, как лужайка для игры в кегли, никто не поскользнулся. И только достигнув вершины, они замедлили бег, обнаружив, что стоят прямо перед большими золотыми воротами. Никто из них не решался посмотреть; открываются ли ворота. Они почувствовали то же самое, что перед деревьями с плодами: «Осмелимся ли мы? Правильно ли это? Для нас ли?».

Пока они раздумывали, откуда-то изнутри сада зазвучал мощный чудесно-звонкий сладкозвучный рог, и ворота, покачнувшись, открылись. Тириан стоял, затаив дыхание, ожидая того; кто выйдет из ворот. А вышел тот, кого он меньше всего думал увидеть — маленький, гладкий, говорящий Мыш с сияющими глазами и красным пером, заткнутым за обруч на голове; левой лапой он опирался на эфес длинной шпаги. Он изящно поклонился и сказал пронзительным голосом:

— Добро пожаловать во имя Льва. Выше и дальше!

Тириан увидел, как король Питер и король Эдмунд, и королева Люси бросились, вперед, встали на колени и обняли Мыша, восклицая: «Рипичип!» И Тириан задохнулся от изумления, ибо понял, что видит перед собой одного из величайших героев Нарнии, Рипичипа, Мыша, который сражался в великой битве при Беруне, а потом плавал с королем Каспианом Мореплавателем на Край Света. Но прежде, чем Тириан успел хорошенько вспомнить все это, он почувствовал, как две сильные руки обнимают его, и кто-то бородатый целует в обе щеки, и услышал голос, который так хорошо помнил:

— Что, парень, похоже, ты потолстел и вырос с тех пор, как я последний раз видел тебя?

Это был его отец, добрый король Эрлиан: не такой, каким Тириан видел его в последний раз, когда короля принесли домой бледного, раненного в битве с великанами, и не такой седоголовый воин, каким он был в предсмертные годы. Он был молодой и веселый, каким Тириан помнил его с раннего детства, когда он, малыш, играл летним вечером в саду Кэр-Паравела, пока не пора было отправляться спать. И тот неповторимый запах молока и хлеба, которыми он ужинал тогда, вернулся к нему.

Алмаз подумал: «Пусть они поговорят немного, потом я подойду поздороваться с добрым королем Эрлианом. Много спелых яблок съел я жеребенком из его рук». Но мгновением позже он забыл обо всем, потому что из ворот вышла лошадь, такая величественная и благородная, что даже Единорог почувствовал себя смущенным в ее присутствии — огромная крылатая лошадь. Она поглядела минуту на лорда Дигори и леди Полли и заржала: «Эй, двоюродные братья!» И оба вскрикнули: «Стрела, старая добрая Стрела», — и бросились целовать ее.

В этот момент Мыш снова пригласил всех войти. Они прошли через золотые ворота, почувствовав чудесный аромат, доносившийся из сада, и попали в прохладную смесь солнечного света и тени от деревьев, прошли по весеннему дерну, усеянному белыми цветами. И обратили внимание на то, что сад был гораздо больше, чем казался снаружи. Но у них не было времени подумать об этом, ибо со всех сторон шло множество народу встречать новоприбывших.

Все, о ком вы слышали (если знаете историю этих стран), были тут. Белая Сова и квакль Хмур, король Рилиан Очарованный и его мать, дочь Звезды, и его великий отец, сам Каспиан; а за ними шли лорд Дриниан, и лорд Берн, и гном Трам, и добрый барсук Боровик, и кентавр Гленсторм, и сотни других героев Великой войны за освобождение. А с другой стороны показались Кор, король Орландии, вместе со своим отцом королем Лумом и женой — королевой Аравитой, и братом — храбрым принцем Корином, по прозвищу Громовой Кулак, и вместе с ними шли конь Игого и кобыла Уинни. Чудеса следовали за чудесами, и Тириан несказанно удивился, когда из далекого прошлого показались два добрых Бобра и фавн Тамнус. И начались объятия и поцелуи, и рукопожатия, и оживали старые шутки (вы даже не представляете себе, как хорошо звучит старая шутка, после того, как она отдохнула пять или шесть сотен лет), и целые компании двинулись к центру сада, где на дереве сидел Феникс и смотрел вниз, а у подножия стояли два трона, и на них сидели король и королева, такие величественные и прекрасные, что все поклонились им. И правильно сделали, что поклонились, ведь эти двое были король Франциск и королева Елена, от которых произошли все-древние короли Нарнии и Орландии. И Тириан почувствовал то же, что могли бы почувствовать вы, если бы оказались перед Адамом и Евой в их славе.

Через полчаса, а может быть прошло полсотни лет — время там не походило на обычное — Люси стояла со своим дорогим другом, со своим старейшим нарнийским другом, фавном Тамнусом, и глядела со стены сада на Нарнию, расстилавшуюся внизу. Сверкающие обрывы спускались на тысячу футов вниз и деревья выглядели, как крупинки зеленой соли. (Когда вы смотрите сверху, то понимаете, что стоите гораздо выше, чем вам раньше казалось). Потом Люси снова обернулась и посмотрела в сад.

— Я понимаю, — сказала она задумчиво. — Я понимаю теперь. Этот сад — как Хлев. Он куда больше внутри, чем снаружи.

— Конечно, дочь Евы, — ответил фавн. — Ты стремилась выше и дальше, это самое большее из того, что можно получить. Внутри больше, чем снаружи.

Люси пристально посмотрела на сад и увидела, что это не простой сад, а целый мир, со своими реками и лесами, морями и горами, но они были не чужие, Люси узнала их.

— Я понимаю, продолжала она, — это тоже Нарния, и она реальней и прекрасней, чем Нарния внизу, настолько, насколько та была реальней и прекрасней Нарнии снаружи Хлева. Я понимаю... мир внутри мира, Нарния внутри Нарнии...

— Да, — отозвался мистер Тамнус, — это как луковица, только наоборот — когда ты продвигаешься внутрь, каждый круг — больше предыдущего.

Люси глядела то туда, то сюда и вскоре обнаружила в себе еще одну чудесную перемену. На что бы она ни смотрела, как бы далеко это ни было, она могла разглядеть любой предмет, и он становился ясным и близким, как в телескопе. Она видела Южную пустыню и огромный город Ташбаш, а на востоке — Кэр-Паравел на краю моря, и каждое окно в своей бывшей комнате. Далеко в море она видела острова, остров за островом до конца мира, а за ними — огромную гору, которую они тогда называли страной Аслана. Но теперь она увидела, что это только часть громадной цепи гор, кольцом окружавшей весь мир, и мир показался ей очень тесным. Потом она взглянула налево и увидела гряду ярко окрашенных облаков, отделенную от сада узким ущельем; взглянув пристальней, она поняла, что это не облака, а настоящая страна. И посмотрев еще внимательней, она внезапно закричала: «Питер! Эдмунд! Идите и взгляните! Быстрей!». И они подошли и все увидели, потому что их глаза тоже изменились.

— Ну и ну! — воскликнул Питер. — Это Англия. Тот самый дом. Старый дом профессора Керка, где начались все наши приключения!

— Я думал, что дом разрушен, — удивился Эдмунд.

— Так и было, — сказал фавн. Но сейчас вы глядите на Англию внутри Англии. Настоящая Англия — то же самое, что и настоящая Нарния, ведь в той Англии, что внутри, все хорошее сохраняется. Они перевели взгляд на другую точку, и тут у Питера, Эдмунда и Люси перехватило дыхание от изумления, и они закричали, и заволновались, и замахали руками, ибо увидели своих родителей, которые прогуливались в огромной глубокой долине и махали им. Представьте, что вы видите людей, машущих с палубы большого корабля, когда вы сами на причале.

— Мы можем попасть к ним? — спросила Люси.

— Это не трудно, — ответил мистер Тамнус, — эта страна и та страна — все настоящие страны — только отроги Великих гор Аслана. Мы можем пройти вдоль гребня, вперед и вверх, туда, где они соединяются. Но послушайте, это рог короля Франциска, нам надо идти.

Вскоре все собрались вместе, и длинной яркой процессией отправились вверх по горам, гораздо выше, чем мы можем себе представить. На этих горах не было снега. Там были леса и зеленые склоны, сладко пахнущие сады и сверкающие водопады, бесконечно текущие один над другим. И страна, по которой они шли, постепенно становилась глубокой долиной, и настоящая Англия превращалась в такую же узкую долину, и они были все ближе и ближе.

Свет становился все сильнее. Люси увидела, что разноцветные уступы разворачиваются перед ними как лестница великанов. Тут она забыла все остальное, потому что Аслан спускался вниз с уступа на уступ, как живой водопад силы и красоты.

Первым Аслан позвал Недотепу. Ослик выглядел таким ничтожным и глупым, когда поднимался к Аслану. Он казался перед ним таким маленьким, как котенок, перед сенбернаром. Лев наклонил голову, шепнул что-то Недотепе, и его длинные уши опустились, потом он сказал что-то еще, и уши снова поднялись наверх. Люди не слышали, что он сказал, ни в первый раз, ни во второй. Аслан повернулся к ним и произнес:

— Вы еще не такие счастливые, какими я хотел бы вас видеть.

— Мы боимся, что ты пошлешь нас назад, Аслан, — ответила Люси. — Ты так часто отсылал нас обратно в наш собственный мир.

— Не бойтесь, — промолвил Аслан, — разве вы не догадались? Их сердца забились в отчаянной надежде.

— Это было настоящее крушение, — ответил Аслан мягко.

— Ваши родители и вы — в том мире, Мире Теней — мертвы. Учебный год окончен, каникулы начались. Сон кончился, это утро.

И говоря так, Он больше уже не выглядел как Лев, и все, что случилось потом, было таким великим и прекрасным, что я не могу это описать. Для нас тут конец историй, и мы можем только сказать, что с тех пор они жили счастливо, и для них это было началом настоящей истории. Вся их жизнь в нашем мире и все приключения в Нарнии были только об ложкой и титульным листом, теперь, наконец, они открыли. Первую Главу в Великой Истории, которую не читал никто в мире: истории, которая длится вечно, и в которой каждая глава лучше, чем предыдущая.