40. (1) Вот к�авались среди старцев, которые сами обрекали

себя на смерть. Потом напутствия были обращены к колонне юношей, которую

они провожали до Крепости и Капитолия. Они вверяли Город их молодой

доблести. А ведь какая бы судьба ни была ему уготована, в прошлом он на

протяжении трехсот шестидесяти лет109 всегда выходил победителем из всех

войн. (2) Для тех, кто уходил, была ужасна мысль, что они уносят с собой

последнюю надежду и заступу остающихся, они не смели даже взглянуть на

людей, решивших погибнуть вместе с захваченным городом. (3) Но вот когда

поднялся женский плач, когда матроны стали в беспамятстве метаться,

бросаясь то к одному, то к другому, вопрошая мужей и сыновей, на какую

судьбу те их обрекают, тут уж человеческое горе дошло до последнего

предела. (4) Все же большая часть женщин последовала за своими близкими в

Крепость. Никто не звал их, но никто им и не препятствовал: если бы

непригодных к войне было меньше, это давало бы выгоду осажденным, но было

бы уж слишком бесчеловечно. (5) Остальная масса людей, в большинстве своем

плебеи, которым не хватило бы ни места на столь маленьком холме, ни

продовольствия, высыпала из Города и плотной толпой, наподобие колонны,

устремилась на Яникул. (6) Оттуда часть рассеялась по деревням, а часть

бросилась в соседние города. Не было у них ни предводителя, ни

согласованности в действиях, но каждый искал спасения как мог и

руководствовался собственными интересами, махнув уже рукой на общие.

     (7) А в это время фламин Квирина и девы-весталки, забыв о собственном

имуществе, совещались, какие из священных предметов следует унести с собой,

а какие оставить, ибо не было сил унести все. (8) Раздумывая, где найти

самое надежное укрытие, они сочли наилучшим заложить их в бочки110 и

закопать в часовне поблизости от жилища фламина Квирина, там, где теперь

священный обычай запрещает плевать. Остальной груз они разделили между

собой и понесли через Свайный мост по дороге, ведущей на Яникул. Из Города

тянулась вереница людей, непригодных к военной службе. (9) В толпе других

увозил на телеге жену с детьми и некий римский плебей Луций Альбин. На

середине моста он заметил весталок. (10) Даже в таких обстоятельствах не

было забыто различие божественного и земного: считая святотатством, чтобы

государственные жрицы шли пешком и несли на руках святыни римского народа,

в то время как его семья на глазах у всех едет в повозке, Альбин приказал

жене и детям сойти, разместил на телеге весталок со святынями и доставил их

в Цере, куда жрицы держали путь.

41. (1) Между тем в Риме были закончены все приготовления к обороне

Крепости, какие могли быть предприняты в подобных обстоятельствах. После

этого все старцы разошлись по домам и стали ждать прихода неприятеля, душою

приготовившись к смерти. (2) Те из них, кто некогда занимал курульные

должности, желали умереть, украшенные знаками отличия своей прежней

счастливой судьбы, почестей и доблесчи. Они воссели в своих домах на

креслах из слоновой кости111, облачившись в те священные одежды, в коих

вели колесницы112 с изображениями богов или справляли триумфы. (3)

Некоторые передают, будто они решили принести себя в жертву за отечество и

римских квиритов и будто сам великий понтифик Марк Фабий произнес над ними

посвятительное заклинание113.

     (4) За ночь воинственность галлов несколько приутихла. Кроме того, им

не пришлось сражаться, не пришлось опасаться поражения в битве, не пришлось

брать Город приступом или вообще силой - поэтому на следующий день они

вступили в Рим без злобы и рвения. Через открытые Коллинские ворота они

добрались до форума, обводя глазами храмы богов и Крепость, которая одна

имела вид изготовившейся к отпору. (5) На тот случай, если из Крепости или

Капитолия совершат вылазку против разбредшихся воинов, галлы оставили

небольшую охрану, а сами кинулись за добычей по безлюдным улицам. Одни

толпой вламывались в близлежащие дома, другие стремились в те, что

подальше, как будто именно там и собрана в неприкосновенности вся добыча.

(6) Но потом, испуганные странным безлюдьем, опасаясь, как бы враги не

задумали какого подвоха против тех, кто блуждает поодиночке, галлы начали

собираться группами и возвращаться на форум и в кварталы по соседству. (7)

Дома плебеев там были заперты, а знатных - стояли открытыми, и тем не менее

они входили в них чуть ли не с большей опаской, чем в закрытые. (8) С

благоговением взирали галлы на тех мужей, что восседали на пороге своих

домов114: кроме украшений и одежд, более торжественных, чем бывает у

смертных, эти люди походили на богов еще и той величественной строгостью,

которая отражалась на их лицах. (9) Варвары дивились на них, как на статуи.

Рассказывают, что в этот момент один из стариков, Марк Папирий, ударил

жезлом из слоновой кости того галла, который вздумал погладить его по

бороде (а тогда все носили бороды). Тот пришел в бешенство, и Папирий был

убит первым. Другие старики также погибли в своих креслах. (10) После их

убийства не щадили уже никого из смертных, дома же грабили, а после

поджигали.

42. (1) Впрочем, в первый день пожары распространились менее, чем это

обычно бывает в захваченном городе. Быть может, не все галлы так уж

стремились уничтожить город. А может быть, их вожди преследовали сразу две

цели: (2) с одной стороны, принудить засевших на Капитолии сдаться,

используя их привязанность к родным домам и устроив для острастки два-три

пожара, а с другой стороны, сохранить нетронутыми часть кварталов, чтобы

впоследствии, угрожая сжечь и их, сделать противника более покладистым. (3)

Римляне из Крепости видели, что город полон врагов, видели, как они рыщут

по улицам, как бедствие пожирает квартал за кварталом, но не могли не

только воспринимать происходящее разумом, но даже и вполне владеть своим

зрением и слухом. (4) Откуда бы ни доносились крики врагов, вопли женщин и

детей, рев пламени и грохот обрушивающихся зданий, на все они растрачивали

в страхе свое внимание, оборачивались во все стороны, везде блуждали

взором. Судьба словно поставила их зрителями при гибели отечества, (5)

бессильными спасти что-либо, кроме собственных тел. Находясь в осаде,

будучи оторваны от родных очагов, видя все свое имущество во власти врага,

они были куда несчастнее всех, кто когда-либо переживал осаду. (6) Этот

ужасный день сменила тревожная бессонная ночь; наконец наступил рассвет.

Всякий миг приносил с собой новую беду. (7) И все же римляне не падали

духом под гнетом и тяжестью стольких несчастий. Пусть пожары и разрушения

на их глазах сравняли город с землей, пусть холм, который они занимали, был

беден и мал - они все равно готовились храбро защищать этот последний

клочок свободы. (8) И, поскольку каждый день нес лишь несчастья, люди как

будто уже привыкли к ним; они сделались безразличны ко всему, к чему

когда-то были привязаны,- отныне они не обращали внимания ни на что, кроме

своего оружия, того железа, которое они сжимали в руках как единственную и

последнюю надежду.

43. (1) Галлы тоже решили прибегнуть к силе. Война, которую они несколько

дней вели против одних только домов захваченного города, не принесла

результатов: хотя после пожаров п разрушений там не уцелело уже ничего,

кроме вооруженных защитников, тех не удалось ни запугать угрозами, ни

склонить к сдаче. И вот галлы отважились на крайнюю меру - штурм Крепости.

(2) На рассвете все их полчища по команде выстроились на форуме; оттуда

они, образовав "черепаху"115, с криком двинулись к подножью холма. Римляне

действовали против врага без робости, но и не безрассудно: все подъемы к

Крепости, на которых наблюдалось продвижение галлов, были укреплены, и там

поставлены самые отборные воины. Однако неприятелю не мешали взбираться

наверх, полагая, что, чем выше он вскарабкается, тем легче будет сбросить

его с кручи. (3) Римляне удерживались примерно на середине склона, где

крутизна как бы сама толкает воина на врага. Оттуда они вдруг обрушились на

галлов, избивая их и сталкивая вниз. Разгром был столь сокрушителен, что

противник ни разу более не осмелился на подобные предприятия, ни отдельным

отрядом, ни всем войском. (4) Итак, потеряв надежду победить силой оружия,

галлы начали готовиться к осаде, о которой до этого момента не помышляли.

Но продовольствия уже не было ни в Городе, где его уничтожил пожар, ни в

окрестностях, откуда его как раз в это время вывезли в Вейи. (5) Тогда было

решено разделить войско, чтобы часть его грабила окрестные народы, а часть

осаждала Крепость. Таким образом опустошители полей снабжали бы провизией

осаждавших.

     (6) Видно, сама судьба пожелала испытать римскую доблесть, когда она

повела вышедших из Города галлов на Ардею, где находился в изгнании Камилл.

(7) Горюя над общественным злосчастьем гораздо больше, чем над своим

собственным, он старился там в укоризнах богам и людям. Его возмущало и

изумляло, куда подевались те храбрецы, что брали с ним Вейи, Фалерии, что

всегда выигрывали войны благодаря мужеству, а не везению. (8) И вдруг он

узнал о приближении галльского войска и о том, что перепуганные этим

ардеяне собираются на совет. Раньше Камилл всегда воздерживался от участия

в их собраниях, но тут он решительно отправился на сходку, ведомый

божественным вдохновением.

44. (1) "Ардеяне,- начал он,- старые друзья мои и нынешние мои сограждане!

Я помню, что в Ардею меня привело ваше великодушие и моя несчастная доля.

Пусть никто не попрекает меня, будто сейчас я пришел сюда, забыв о своем

положении. Но сами обстоятельства, общая для всех опасность требуют, чтобы

в сей грозный час каждый пожертвовал на общее дело все, чем он может быть

полезен. (2) Когда же мне и отблагодарить вас за ваши великие по отношению

ко мне услуги, если сейчас я останусь в стороне? Какая же вам от меня будет

польза, если не на войне? Этим искусством я славился на родине. В войнах

был я непобедим, но во дни мира неблагодарные сограждане изгнали меня.

     (3) Вам, ардеяне, представляется удобный случай отблагодарить римский

народ за его многочисленные услуги. Вы о них и сами помните, а потому мое

напоминание не является попреком. А вашему городу достанется великая слава

за победу над общим врагом. (4) Галлы, приближающиеся сюда нестройной

толпой,- это такое племя, коему природой даны высокий рост и великая

пылкость, но и тому и другому недостает устойчивости. Посему они выигрывают

битвы скорее устрашением, чем силой. (5) Доказательством пусть послужит

хотя бы та же гибель Рима: они захватили Город потому, что тот не

охранялся, с Крепости же и Капитолия им и посейчас успешно сопротивляется

крохотный отряд. Но осада им прискучила, и вот они уже уходят и начинают

врассыпную шататься по полям. (6) Жадно набив брюхо едой и вином, они

разваливаются, лишь только их застигнет ночь. Подобно диким зверям, они

спят вблизи речных потоков, не сооружая укреплений, не разбивая палаток, не

выставляя караулов. Поскольку теперь удача на их стороне, они еще беспечнее

обыкновенного. (7) Если вы собираетесь защищать родные стены, если не

хотите мириться с тем, что все это станет галльским, то в первую стражу116

вооружитесь и все поголовно следуйте за мной. Не на битву - на избиение.

Если я не предам в ваши руки сморенных сном врагов, если вы не перережете

их, как скот, то пусть со мной в Ардее поступят так же, как поступили в

Риме".

45. (1) Как друзья Камилла, так и его недруги были убеждены, что другого

такого военачальника не существовало в то время нигде. Поэтому все они по

закрытии собрания стали собираться с силами и только напряженно ожидали

сигнала. Когда он прозвучал, ардеяне в полной боевой готовности сошлись у

городских ворот и Камилл возглавил их. Вокруг стояла такая тишина, какая

бывает в начале ночи. (2) Вскоре после выхода из города. как и было

предсказано, наткнулись на галльский лагерь, не защищенный и не охраняемый

ни с одной из сторон. С громким криком они напали на него. (3) Никакого

сражения не было - повсюду шла резня: рубили объятых сном безоружных

воинов. Впрочем, тех, что были дальше всего, ужас поднял ото сна и обратил

в бегство, но поскольку они не знали, откуда и что это за напасть, то

многие по растерянности бросились как раз в сторону врага. Значительная

часть галлов врассыпную бежала в землю Антия, где они были окружены

предпринявшими вылазку горожанами.

     (4) А в вейской земле произошло подобное же избиение тусков. Дело в

том, что они были столь безжалостны к Городу, который почти четыреста лет

был их соседом, а теперь стал жертвой невиданного и неслыханного врага, что

совершали набеги на римскую землю. Будучи и без того обременены добычей,

они собрались напасть даже на Вейи - последнее прибежище и надежду римского

народа. (5) Римские воины сначала увидели их, бродивших по полям, а потом

снова, когда они, собравшись толпой, гнали перед собой добычу. Заприметили

и лагерь, разбитый неподалеку от Вей. (6) Сперва всеми овладела жалость к

себе, но потом ее сменило возмущение и гнев: этрускам ли, от коих они

отвратили на себя галльскую войну, глумиться над их несчастиями? (7) Еле

сдержались они, чтобы не напасть немедленно, но их остановил центурион

Квинт Цедиций, которого они сами выбрали себе в предводители. Решено было

дождаться ночи, когда повторилось все, как в Ардее, и столь же счастливо

закончилось - (8) недоставало лишь военачальника, равного Камиллу. Мало

того, по указаниям пленных, уцелевших от ночной резни, римляне отправились

к Салинам117, против другого отряда тусков и, неожиданно напав на них

следующей ночью, учинили избиение еще большее. Торжествуя двойную победу,

они вернулись в Вейи.

46. (1) Между тем в Риме с обеих сторон все было тихо. Осада шла вяло, и

галлы заботились только о том, чтобы никто из врагов не смог проскользнуть

между их караулами. И вот неожиданно один римский юноша вызвал изумление и

у сограждан, и у неприятеля. (2) Род Фабиев издавна совершал

жертвоприношения на Квиринальском холме. А тогда Гай Фабий Дорсуон,

препоясавшись по-габински118, со священной утварью в руках спустился с

Капитолия, дабы выполнить установленный обряд. Он прошел прямо среди

вражеских часовых, не обращая внимания ни на окрик, ни на смятение. (3)

Дойдя до Квиринальского холма, он совершил все положенные действа и

отправился обратно тою же дорогой. И лицо, и поступь его на возвратном пути

были столь же тверды: он уповал на помощь богов, чьим культом не пренебрег

даже под страхом смерти. То ли галлы были потрясены его невероятной

доблестью, то ли тронуты благочестием, к которому сие племя отнюдь не

равнодушно, но только юноша невредимым вернулся к своим на Капитолий119.

     (4) А тем временем в Вейях у римлян прибывало не только мужества, но и

сил. Туда собирались люди, рассеявшиеся по окрестностям после злосчастной

битвы и бедственного падения Города, стекались добровольцы из Лация,

желавшие принять участие в разделе добычи. (5) Ясно было, что зреет час

освобождения родины, что пора вырвать ее из рук врага. Но пока имелось лишь

крепкое туловище, которому не хватало головы... (6) Вейи и сами по себе

напоминали о Камилле; большинство воинов успешно воевало под его

водительством и командованием. И вот Цедиций заявил, что он никому, ни

богу, ни человеку, не позволит положить конец его власти, но что он сам, по

собственной воле, памятуя о своем чине, требует назначения настоящего

полководца. (7) Со всеобщего согласия было решено вызвать из Ардеи Камилла,

но сперва запросить сенат, находящийся в Риме. До такой степени властвовала

надо всем смиренность, что даже на краю гибели соблюдалось чинопочитание!

     (8) Проникнуть через вражеские посты было делом рискованным - для

этого свершения предложил свои услуги отважный юноша Понтий Коминий.

Завернувшись в древесную кору, он вверил себя течению Тибра и был принесен

в Город, (9) а там вскарабкался по ближайшей к берегу скале, такой

отвесной, что врагам и в голову не приходило ее сторожить. Ему удалось

подняться на Капитолий и передать просьбу войска на рассмотрение

должностных лиц. (10) В ответ на нее было получено распоряжение сената,

согласно которому Камилл, возвращенный из ссылки куриатными комициями,

немедленно провозглашался от имени народа диктатором; воины же получали

право выбрать полководца, какого пожелают. И с этим вестник, спустившись

той же дорогой, поспешил обратно. (11) Отряженные в Ардею послы доставили

Камилла в Вейи. Впрочем, я больше склонен верить тому, что он не раньше

покинул Ардею, чем убедился в принятии соответствующего закона: ведь у него

не было права ни пересечь римские границы без разрешения народа, ни принять

командование над войском, пока он не был провозглашен диктатором. Итак, был

принят куриатский закон и Камилл заочно назначен диктатором 120.

47. (1) Вот что происходило в Вейях, а в Риме тем временем Крепость и

Капитолий подверглись ужасной опасности. (2) Дело в том, что галлы или

заметили человеческие следы там, где прошел гонец из Вей, или сами обратили

внимание, что у храма Карменты121 начинается пологий подъем на скалу. Под

покровом ночи они сперва выслали вперед безоружного лазутчика, чтобы

разведать дорогу, а потом полезли наверх уже все. Там, где было круто, они

передавали оружие из рук в руки; одни подставляли плечи, другие взбирались

на них, с тем чтобы потом вытащить первых; (3) если было нужно, все

подтягивали друг друга и пробрались на вершину так тихо, что не только

обманули бдительность стражи, но даже не разбудили собак, животных столь

чутких к ночным шорохам. (4) Но их приближение не укрылось от гусей,

которых, несмотря на острейшую нехватку продовольствия, до сих пор не

съели, поскольку они были посвящены Юноне. Это обстоятельство и оказалось

спасительным. От их гогота и хлопанья крыльев проснулся Марк Манлий,

знаменитый воин, бывший консулом три года назад122. Схватившись за оружие и

одновременно призывая к оружию остальных, он среди всеобщего смятения

кинулся вперед и ударом щита сбил вниз галла, уже стоявшего на вершине. (5)

Покатившись вниз, галл в падении увлек за собой тех, кто поднимался вслед

за ним, а Манлий принялся разить остальных - они же, в страхе побросав

оружие, цеплялись руками за скалы. Но вот уже сбежались и другие римляне:

они начали метать стрелы и камни, скидывая врагов со скал. Среди всеобщего

обвала галльский отряд покатился к пропасти и рухнул вниз. (6) По окончании

тревоги все попытались на остаток ночи уснуть, хотя при царившем в умах

возбуждении это было нелегко - сказывалась минувшая опасность.

     (7) На рассвете труба созвала воинов на совет к трибунам: ведь нужно

было по заслугам воздать и за подвиг и за преступление. Прежде всего

благодарность за свое мужество получил Манлий, ему были сделаны подарки от

военных трибунов, и по единодушному решению всех воинов (8) каждый приносил

к нему в дом, находившийся в Крепости, по полуфунту полбы и по кварте вина.

И то сказать, сущая безделица! Но в условиях голода она становилась

величайшим доказательством любви, ведь для чествования одного-единственного

человека каждый должен был урвать от собственных насущных потребностей,

отказывая себе в пище. (9) Затем были приведены воины, стоявшие на часах в

том месте, где незамеченным сумел взобраться враг. Когда военный трибун

Квинт Сульпиций объявил, что казнит их всех по военному обычаю, в ответ

раздался такой единодушный крик воинов, что он испугался; (10) поскольку

все в один голос винили только одного часового, остальных решено было

пощадить, а несомненного виновника преступления сбросить со скалы, что

вызвало всеобщее одобрение. (11) С тех пор обе стороны усилили охрану:

галлы потому, что им стало известно о хождении посыльных между Вейями и

Римом, а римляне - из-за воспоминаний о ночной тревоге.

48. (1) Но вперед всех ужасов войны и осады обе стороны мучил голод, (2) а

галлов еще и мор - ведь их лагерь лежал между холмов, в местности,

сожженной пожаром и наполненной испарениями. При любом дуновении ветра

вместе с пылью поднимался пепел. (3) Всего этого галлы совершенно не могли

переносить, поскольку их племя привычно было к климату влажному и

холодному. Их мучила удушливая жара, косила болезнь, и они мерли, как скот.

Уже не было сил хоронить умерших по-отдельности - их тела нагромождали в

кучи и сжигали без разбора. Оттого это место вошло в историю под названием

Галльское пожарище123.

     (4) Затем с римлянами было заключено перемирие, и с разрешения

полководцев начались переговоры. Галлы призывали сдаться, твердя, что это

все равно неизбежно из-за голода. Передают, будто римляне, желая

опровергнуть их, начали во многих местах кидать с Капитолия хлеб во

вражеские караулы124. (5) Однако голода нельзя было долее ни скрывать, ни

переносить, (6) Сколь ни были изнурены несением службы и стражи воины на

Капитолии, они превозмогали все человеческие страдания - одного только

голода природа не попустила превозмочь. (7) День за днем воины вглядывались

вдаль, не появится ли помощь от диктатора, и в конце концов лишились не

только еды, но и надежды. Поскольку все оставалось по-прежнему, а

обессилевшие воины уже чуть не падали под тяжестью собственного оружия, они

потребовали или сдаться, или заплатить выкуп на любых условиях, тем более

что галлы ясно давали понять, что за небольшую сумму их легко будет

склонить к прекращению осады. Между тем как раз в это время диктатор

подготавливал все к тому, чтобы сравняться силами с неприятелем: он лично

провел набор в Ардее и приказал начальнику конницы Луцию Валерию вести

войско из Вей. (8) Однако к этому моменту сенат уже собрался на заседание и

поручил военным трибунам заключить мир. Военный трибун Квинт Сульпиций и

галльский вождь Бренн согласовали сумму выкупа, и народ, которому

предстояло править всем миром, был оценен в тысячу фунтов золота125. (9)

Эта сделка, омерзительная и сама по себе, была усугублена другой

гнусностью: принесенные галлами гири оказались фальшивыми, и, когда трибун

отказался мерять ими, заносчивый галл положил еще на весы меч. Тогда-то и

прозвучали невыносимые для римлян слова: горе побежденным!

49. (1) Но ни боги, ни люди не допустили, чтобы жизнь римлян была выкуплена

за деньги. Еще до того, как заплачено было чудовищное вознаграждение, когда

из-за пререканий отвешивание золота прекратилось, неожиданно появился

диктатор. Он приказал, чтобы золото убрали прочь, а галлов удалили. (2)

Когда те стали упираться, ссылаясь на то, что действуют по договору, он

заявил, что последний не имеет законной силы, поскольку был заключен уже

после того, как он был избран диктатором, без его разрешения, должностным

лицом низшего ранга. Камилл велел галлам выстраиваться для битвы, (3) а

своим - сложить походное снаряжение в кучу и готовить оружие к бою.

Освобождать отечество надо железом, а не золотом, имея перед глазами храмы

богов, с мыслью о женах, детях, о родной земле, обезображенной ужасами

войны, обо всем том, что священный долг велит защищать, отвоевывать,

отмщать! (4) Затем диктатор выстроил войско, насколько это допускал

неровный характер местности и развалины полуразрушенного города. Он

предусмотрел все, чем военное искусство могло помочь ему в этих условиях.

(5) Испуганные новым оборотом дела, взялись за оружие и галлы, но напали

они на римлян скорее под действием гнева, чем по здравом размышлении.

Счастье уже переменилось, уже и помощь ботов, и человеческий разум были на

стороне римского дела. И вот при первом же столкновении галлы были

опрокинуты так же быстро, как победили при Аллии.

     (6) Под водительством и командованием того же Камилла варвары были

разбиты и в следующем сражении, которое, не в пример первому,

разворачивалось по всем правилам военного искусства. Битва произошла на

восьмой миле по Габийской дороге, где враги собрались после своего бегства.

Там были перерезаны все галлы, а их лагерь захвачен. Из врагов не осталось

никого, кто мог бы сообщить о поражении126. (7) Отвоевав отечество у

неприятеля, диктатор с триумфом вернулся в Рим, сопровождаемый шутками

воинов; такие шутки обычно бывают грубы, но теперь Камилла в них уподобляли

Ромулу, заслуженно величали отцом отечества и вторым основателем Города127.

     (8) Спасши родину на войне, Камилл, несомненно, спас ее вторично уже

позднее, во дни мира: он воспрепятствовал переселению в Вейи, хотя после

сожжения Рима за это весьма решительно выступали трибуны, да и сами плебеи

сильнее, чем прежде, склонялись к этому замыслу. (9) Все сказанное

сделалось причиной того, что после триумфа Камилл не стал складывать с себя

диктаторских полномочий, уступая просьбам сената, умолявшего не оставлять

государство в угрожающем положении.

50. (1) Прежде всего Камилл, усерднейший чтитель святынь, доложил сенату

обо всем, что касалось бессмертных богов, и постановлено было следующее:

(2) все храмы в той мере, в какой они были осквернены врагом, должны были

быть восстановлены и подвергнуты очищению, о порядке которого дуумвирам

следовало справиться в Сивиллиных книгах128; (3) с церийцами надлежало

заключить государственный договор о гостеприимстве за то, что они приняли у

себя святыни римского народа и жрецов, и благодаря им не прервалось

почитание бессмертных богов; (4) предлагалось также провести Капитолийские

игры в честь того, что Юпитер Всеблагой Величайший в грозный час охранил

свое жилище и крепость народа римского; диктатору Марку Фурию

предписывалось учредить для их проведения коллегию, состоящую из обитателей

Капитолия и Крепости129. (5) Упомянуто было и об искуплении за то, что

пренебрежен был тот ночной голос, который накануне галльской войны

возвестил о несчастье: постановили возвести на Новой улице храм Айю

Локутию130. (6) Золото, как отнятое у галлов, так и снесенное в святилище

Юпитера из других храмов во время паники, было все сочтено священным - его

велели сложить под трон Юпитера, поскольку невозможно было вспомнить, куда

какое следует отнести. (7) Это золото еще раньше дало проявиться

благочестию граждан, ибо, когда его не хватило в казне, чтобы уплатить

галлам установленный выкуп, матроны собрали и отдали свое золото, лишь бы

не трогали священное. За это им принесли благодарность, а к прежним

почестям прибавилась новая: отныне разрешалось над матронами, как и над

мужами, произносить торжественную надгробную речь131.

     (8) Только окончив дела, связанные с богами и находившиеся в ведении

сената, Камилл занялся другим: дело в том, что трибуны на сходках неустанно

подстрекали плебеев к оставлению руин и переселению в готовый для

жительства город Вейи. Диктатор, сопровождаемый всем сенатом, явился в

собрание и произнес следующую речь: