государство были в великой славе и великой силе, царю и отцам донесли, что

на Альбанской горе шел каменный дождь. (2) Так как этому почти невозможно

было поверить, послали людей взглянуть на небывалое знамение, и на их

глазах, совсем как гонимый ветрами на землю град, без счета сыпались с неба

камни. (3) Посланные будто бы услышали даже громовой голос с самой вершины

горы - из рощи, повелевавший, чтобы альбанцы, по отеческому обычаю,

совершали жертвоприношения, о которых они забыли (как будто боги были

брошены вместе с отечеством), и либо усвоили римские обряды, либо - как это

часто бывает,- разгневавшись на судьбу, вовсе бросили почитать богов101.

(4) Римляне из-за этого знамения тоже устроили девятидневное общественное

священнослуженье - то ли, как передают иные, вняв небесному гласу с

Альбанской горы, то ли по совету гаруспиков102; во всяком случае, и до сих

пор всякий раз, как донесут о таком знамении, устанавливаются девять

праздничных дней.

     (5) Немногим позже пришло моровое поветрие. Оно принесло с собой

нежелание воевать, но воинственный царь не разрешал выпускать оружие из рук

и был даже уверен, что здоровью молодежи военная служба полезней, чем

пребывание дома. Так длилось до тех пор, покуда и сам он не был разбит

долгой болезнью. (6) Тут вместе с телом был сломлен и его свирепый дух, и

тот, кто раньше ничто не считал менее царственным, чем отдавать свои

помыслы священнодействиям, теперь вдруг стал покорен всему - и важным

предписаниям благочестия, и жалким суевериям,- обратив к богобоязненности и

народ. (7) Все уже тосковали по временам Нумы и верили, что нет от болезни

иного средства, кроме как испросить у богов мир и прощенье. (8) Передают,

что царь сам, разбирая записки Нумы, узнал из них о неких тайных

жертвоприношениях Юпитеру Элицию и всецело отдался этим священнодействиям,

но то ли начал, то ли повел дело не по уставу; и не только что никакое

знамение не было ему явлено, но неверный обряд разгневал Юпитера, и Тулл,

пораженный молнией, сгорел вместе с домом. Царствовал он с великой воинской

славой тридцать два года.

32. (1) По смерти Тулла вновь, как установилось искони, вся власть перешла

к отцам и они назначили интеррекса. На созванном им сходе народ избрал

царем Анка Марция103; отцы утвердили этот выбор. Анк Марций был внуком царя

Нумы Помпилия, сыном его дочери. (2) Едва вступив на царство, он, памятуя о

дедовской славе и единственной слабости прекрасного в остальном предыдущего

царствования - упадке благочестия и искажении обрядов, а также полагая

важнейшим, чтобы общественные священнодействия совершались в строгом

согласии с уставами Нумы, приказал понтифику извлечь из записок царя все

относящиеся сюда наставленья и, начертав на доске, обнародовать. Это и

гражданам, стосковавшимся по покою, и соседним государствам внушило

надежду, что царь вернется к дедовским нравам и установленьям.

     (3) И вот латины, с которыми при царе Тулле был заключен договор,

расхрабрились и сделали набег на римские земли, а когда римляне потребовали

удовлетворенья, дали высокомерный ответ в расчете на бездеятельность нового

царя, который, полагали они, будет проводить свое царствование меж святилищ

и алтарей. (4) Анк, однако, был схож нравом не только с Нумою, но и с

Ромулом; сверх того, он был убежден, что царствованию его деда, при

тогдашней молодости и необузданности народа, спокойствие было гораздо

нужнее и что достойного мира, который достался его деду, ему, Анку, так

просто не добиться: терпенье его испытывают, чтобы, испытав, презирать, и,

стало быть, время сейчас подходящее скорее для Тулла, чем для Нумы. (5) Но,

чтобы установить и для войн законный порядок, как Нума установил обряды для

мирного времени, и чтобы войны не только велись, но и объявлялись по

определенному чину, Анк позаимствовал у древнего племени эквиколов то

право, каким ныне пользуются фециалы104, требуя удовлетворения.

     (6) Посол, придя к границам тех, от кого требуют удовлетворения,

покрывает голову (покрывало это из шерсти) и говорит: "Внемли, Юпитер,

внемлите рубежи племени такого-то (тут он называет имя); да слышит меня

Вышний Закон. Я вестник всего римского народа, по праву и чести прихожу я

послом, и словам моим да будет вера!" (7) Далее он исчисляет все требуемое.

Затем берет в свидетели Юпитера: "Если неправо и нечестиво требую я, чтобы

эти люди и эти вещи были выданы мне, да лишишь ты меня навсегда

принадлежности к моему отечеству". (8) Это произносит он, когда переступает

рубеж, это же - первому встречному, это же - когда входит в ворота, это же

- когда войдет на площадь, изменяя лишь немногие слова в возвещении и

заклятии. (9) Если он не получает того, что требует, то по прошествии

тридцати трех дней (таков установленный обычаем срок) он объявляет войну

так: (10) "Внемли, Юпитер, и ты, Янус Квирин, и все боги небесные, и вы,

земные, и вы, подземные,- внемлите! Вас я беру в свидетели тому, что этот

народ (тут он называет, какой именно) нарушил право и не желает его

восстановить. Но об этом мы, первые и старейшие в нашем отечестве, будем

держать совет, каким образом нам осуществить свое право". Тут посол

возвращается в Рим для совещания.

     (11) Без промедления царь в таких примерно словах запрашивает отцов:

"Касательно тех вещей, требований, дел, о каковых отец-отряженный римского

народа квиритов известил отца-отряженного старых латинов и самих старых

латинов; касательно всего того, что те не выдали, не выполнили, не

возместили; касательно всего того, чему надлежит быть выданным,

выполненным, возмещенным, объяви, какое твое сужденье" - так он обращается

к тому, кто подает мнение первым. (12) Тот в ответ: "Чистой и честной

войной, по суждению моему, должно их взыскать; на это даю свое согласье и

одобренье". Потому по порядку были опрошены остальные; когда большинство

присутствующих присоединилось к тому же мнению, постановили воевать.

Существовал обычай, чтобы фециал приносил к границам противника копье с

железным наконечником или кизиловое древко с обожженным концом и в

присутствии не менее чем троих взрослых свидетелей говорил: (13) "Так как

народы старых латинов и каждый из старых латинов провинились и погрешили

против римского народа квиритов, так как римский народ квиритов определил

быть войне со старыми латинами и сенат римского народа квиритов рассудил,

согласился и одобрил, чтобы со старыми латинами была война, того ради я и

римский народ народам старых латинов и каждому из старых латинов объявляю и

приношу войну". Произнесши это, он бросал копье в пределы противника. (14)

Вот таким образом потребовали тогда от латинов удовлетворения и объявили им

войну; этот порядок переняли потомки.

33. (1) Поручив попеченье о священнодействиях фламинам и другим жрецам, Анк

с вновь набранным войском ушел на войну. Латинский город Политорий он взял

приступом, все его население по примеру предыдущих царей, принимавших

неприятелей в число граждан и тем увеличивавших римское государство,

перевел в Рим, (2) и, подобно тому как подле Палатина - обиталища

древнейших римлян - сабиняне заселили Капитолий и крепость, а альбанцы

Целийский холм, новому пополнению отведен был Авентин105. Туда же были

приселены новые граждане и немного спустя, по взятии Теллен и Фиканы. (3)

На Политорий пришлось двинуться войною еще раз, так как опустевший город

заняли старые латины; это заставило римлян разрушить Политорий, чтобы он не

служил постоянным пристанищем для неприятелей. (4) В конце концов все силы

латинов были оттеснены к Медуллии106, где довольно долго военное счастье

было непостоянным - сражались с переменным успехом: и самый город был

надежно защищен укрепленьями и сильной охраной, и в открытом поле латинское

войско, став лагерем, несколько раз схватывалось с римлянами врукопашную.

(5) Наконец Анк, бросив в дело все свои силы, выиграл сражение и,

обогатившись огромной добычей, возвратился в Рим; тут тоже многие тысячи

латинов были приняты в число граждан, а для поселения им отведено было

место близ алтаря Мурции107 - чтобы соединился Авентин с Палатином. (6)

Яникул108 был тоже присоединен к городу - не оттого, что не хватало места,

но чтобы не смогли здесь когда-нибудь укрепиться враги. Решено было не

только обнести этот холм стеною, но и - ради удобства сообщения - соединить

с городом Свайным мостом, который тогда впервые был построен на Тибре. (7)

Ров Квиритов, немаловажное укрепление на равнинных подступах к городу, тоже

дело царя Анка.

     (8) Огромный приток населения увеличил государство, а в таком

многолюдном народе потерялось ясное различие между хорошими и дурными

поступками, стали совершаться тайные преступления, и поэтому в устрашение

все возраставшей дерзости негодяев возводится тюрьма посреди города109, над

самым форумом. (9) И не только город, но и его владения расширились в это

царствование. Отобрав у вейян Месийский лес110, римляне распространили свою

власть до самого моря, и при устье Тибра был основан город Остия; вокруг

него стали добывать соль111; в ознаменованье военных успехов перестроили

храм Юпитера Феретрия.

34. (1) В царствование Анка в Рим переселился Лукумон112, человек

деятельный и сильный своим богатством; в Рим его привело прежде всего

властолюбие и надежда на большие почести, каких он не мог достигнуть в

Тарквиниях, потому что и там был отпрыском чужеземного рода. (2) Был он

сыном коринфянина Демарата113, который из-за междоусобиц бежал из родного

города, волей случая поселился в Тарквиниях, там женился и родил двоих

сыновей. Звались они Лукумон и Аррунт. Лукумон пережил отца и унаследовал

все его добро. Аррунт умер еще при жизни отца, оставив жену беременной.

Впрочем, отец пережил сына ненадолго, (3) он скончался, не зная, что

невестка носит в чреве, и потому не упомянул в завещании внука. Родившийся

после смерти деда мальчик, не имея никакой доли в его богатстве, получил

из-за бедности имя Эгерия114. А в Лукумоне, который унаследовал все

отцовское добро, уже само богатство порождало честолюбие, (4) еще

усилившееся, когда он взял в супруги Танаквиль. Эта женщина была самого

высокого рода, и не легко ей было смириться с тем, что по браку положенье

ее ниже, чем по рождению. (5) Так как этруски презирали Лукумона, сына

изгнанника-пришлеца, она не могла снести унижения и, забыв о природной

любви к отечеству, решила покинуть Тарквинии - только бы видеть супруга в

почете. (6) Самым подходящим для этого городом ей показался Рим: среди

молодого народа, где вся знать недавняя и самая знатность приобретена

доблестью, там-то и место мужу храброму и деятельному. Ведь царствовал там

сабинянин Таций, ведь призван был туда на царство Нума из Кур, ведь и Анк,

рожденный матерью-сабинянкой, знатен одним только предком - Нумою. (7)

Танаквиль без труда убедила мужа, который и сам жаждал почестей; да и

Тарквинии были ему отечеством лишь со стороны матери. Снявшись с места со

всем имуществом, они отселяются в Рим.

     (8) Доезжают они волей случая до Яникула, а там орел плавно, на

распростертых крыльях, спускается к Лукумону, восседающему с женою на

колеснице, и уносит его шапку, чтобы, покружив с громким клекотом, вновь

возложить ее на голову, будто исполняя поручение божества; затем улетает

ввысь. (9) Танаквиль, женщина сведущая, как вообще этруски, в небесных

знаменьях, с радостью приняла это провозвестье. Обнявши мужа, она велит ему

надеяться на высокую и великую участь: такая прилетала к нему птица, с

такой стороны неба, такого бога вестница; облетев вокруг самой маковки, она

подняла кверху убор, возложенный на человеческую голову, чтобы возвратить

его как бы от божества. (10) С такими надеждами и мыслями въехали они в

город и, обзаведясь там домом, назвались именем Луция Тарквиния

Древнего115. (11) Человек новый и богатый, Луций Тарквиний обратил на себя

внимание римлян и сам помогал своей удаче радушным обхожденьем и

дружелюбными приглашениями, услугами и благодеяньями, которые оказывал,

кому только мог, покуда молва о нем не донеслась и до царского дворца. (12)

А сведя знакомство с царем, он охотно принимал поручения, искусно их

исполнял и скоро достиг того, что на правах близкой дружбы стал бывать на

советах и общественных и частных и в военное и в мирное время. Наконец,

войдя во все дела, он был назначен по завещанию опекуном царских детей.

35. (1) Анк царствовал двадцать четыре года; искусством и славою в делах

войны и мира он был равен любому из предшествовавших царей. Сыновья его

были уже почти взрослыми. Тем сильнее настаивал Тарквиний, чтобы как можно

скорей состоялось собрание, которое избрало бы царя, (2) а к тому времени,

на какое оно было назначено, отправил царских детей на охоту. Он, как

передают, был первым, кто искательством домогался царства и выступил с

речью, составленною для привлеченья сердец простого народа. (3) Он, говорил

Тарквиний, не ищет ничего небывалого, ведь он не первым из чужеземцев (чему

всякий мог бы дивиться или негодовать), но третьим притязает на царскую

власть в Риме: и Таций из врага даже - не просто из чужеземца - был сделан

царем, и Нума, незнакомый с городом, не стремившийся к власти, самими

римлянами был призван на царство, (4) а он, Тарквиний, с того времени, как

стал распоряжаться собой, переселился в Рим с супругой и всем имуществом. В

Риме, не в прежнем отечестве, прожил он большую часть тех лет жизни, какие

человек уделяет гражданским обязанностям. (5) И дома и на военной службе,

под рукою безукоризненного наставника, самого царя Анка, изучил он законы

римлян, обычаи римлян. В повиновении и почтении к царю он мог поспорить со

всеми, а в добром расположении ко всем прочим с самим царем. (6) Это не

было ложью, и народ с великим единодушием избрал его на царство. Потому-то

он, человек, в остальном достойный, и на царстве не расстался с тем

искательством, какое выказал, домогаясь власти116. Не меньше заботясь об

укреплении своего владычества, чем о расширении государства, он записал в

отцы сто человек, которые с тех пор звались отцами младших родов; они

держали, конечно, сторону царя, чье благодеянье открыло им доступ в курию.

(7) Войну он вел сначала с латинами и взял приступом город Апиолы;

вернувшись с добычей, большей, чем позволяло надеяться общее мнение об этой

войне, он устроил игры, обставленные с великолепием, невиданным при прежних

царях. (8) Тогда впервые отведено было место для цирка, который ныне

зовется Большим117. Были определены места для отцов и всадников118, чтобы

всякий из них мог сделать для себя сиденья. (9) Смотрели с помостов,

настланных на подпорах высотою в двенадцать футов. В представлении

участвовали упряжки и кулачные бойцы, в большинстве приглашенные из

Этрурии. С этого времени вошли в обычай ежегодные игры, именуемые Римскими

или, иначе, Великими119. (10) Тем же самым царем распределены были между

частными лицами участки для строительства вокруг форума; возведены

портик120 и лавки.

36. (1) Тарквиний собирался также обвести город каменною стеной, но

помешала сабинская война. Она началась столь внезапно, что враги успели

перейти Аниен прежде, чем римское войско смогло выступить им навстречу. (2)

Поэтому Рим был в страхе, а первая битва, кровопролитная для обеих сторон,

ни одной не дала перевеса. Когда затем враги увели войска назад в лагерь и

дали римлянам время подготовиться к войне заново, Тарквиний рассудил, что

силам его особенно недостает всадников, и решил к Рамнам, Тициям и Луцерам

- центуриям, которые были учреждены Ромулом,- добавить новые, сохранив их

на будущее памятником Тарквиниева имени. (3) А так как Ромул учредил

центурии по совершении птицегаданья, то Атт Навий, славный в то время

авгур, объявил, что нельзя ничего ни изменить, ни учредить наново, если

того не позволят птицы. Это вызвало гнев царя, и он, как рассказывают,

насмехаясь над искусством гадания, промолвил: "Ну-ка, ты, божественный,

посмотри по птицам, может ли исполниться то, что я сейчас держу в уме". (4)

Когда же тот, совершив птицегаданье, сказал, что это непременно сбудется,

царь ответил: "А загадал-то я, чтобы ты бритвой рассек оселок. Возьми же

одно и другое и сделай то, что, как возвестили тебе твои птицы, может быть

исполнено". Тогда жрец, как передают, без промедленья рассек оселок. (5)

Изваяние Атта с покрытою головой стоит на том месте, где это случилось: на

Комиции121, на самих ступенях, по левую руку от курии. И камень, говорят,

был положен на том же месте, чтобы он напоминал потомкам об этом чуде. (6)

А уважение к птицегаданию и достоинству авгуров стало так велико, что с тех

пор никакие дела - ни на войне, ни в мирные дни - не велись без того, чтобы

не вопросить птиц: народные собрания, сбор войска, важнейшие дела

отменялись, если не дозволяли птицы. (7) И в тот раз тоже - все касавшееся

всаднических центурий Тарквиний оставил неизменным и лишь прибавил к числу

всадников еще столько же, так что в трех центуриях их стало тысяча

восемьсот122. (8) Вновь набранные всадники были названы "младшими" и

причислены к прежним центуриям, которые сохранили свои наименования. А

нынешнее их прозвание "шесть центурий" происходит от удвоившейся тогда

численности.

37. (1) Когда эта часть войска были пополнена, вновь сразились с

сабинянами. Но, подкрепив новыми силами свое войско, римляне, кроме того,

прибегли и к хитрости: были посланы люди, чтобы зажечь и спустить в Аниен

множество деревьев, лежавших по берегам речки; ветер раздувал пламя,

горящие деревья, большей частью наваленные на плоты, застревали у свай, и

мост загорелся123. (2) И это тоже напугало сабинян во время битвы и

вдобавок помешало им бежать, когда они были рассеяны; множество их, хоть и

спаслось от врага, нашло свою гибель в реке. Их щиты, принесенные течением

к Риму, были замечены в Тибре и дали знать о победе едва ли не раньше, чем

успела прийти весть о ней. (3) В этой битве главная слава досталась

всадникам. Поставленные, как рассказывают, на обоих крыльях, они, когда

пеший строй посреди стал уже поддаваться, ударили с боков так, что не

только остановили сабинские легионы, жестоко теснившие дрогнувшую пехоту,

но неожиданно обратили их в бегство. (4) Сабиняне врассыпную бросились к

горам, но немногие их достигли - большинство, как уже говорилось, было

загнано конницей в реку. (5) Тарквиний, решив продолжать наступление на

перепуганного врага, отсылает добычу и пленных в Рим и, сложив огромный

костер из вражьих доспехов (таков был обет Вулкану)124, ведет войско

дальше, в землю сабинян. (6) И, хотя дела их шли плохо и на лучшее

надеяться было нечего, однако, поскольку для размышлений времени не

оставалось, сабиняне вышли навстречу с наспех набранным войском; разбитые

снова и потеряв на этот раз почти все, они запросили мира.

38. (1) Коллация125 и все земли по сю сторону Коллации были отняты у

сабинян. Эгерий, царский племянник, был оставлен в Коллации с отрядом.

Коллатинцы сдались, и, насколько мне известно, порядок сдачи был таков. (2)

Царь спросил: "Это вы - послы и ходатаи, посланные коллатинским народом,

чтобы отдать в наши руки себя самих и коллатинский народ?" - "Мы".-

"Властен ли над собою коллатинский народ?" - "Властен".- "Отдаете ли вы

коллатинский народ, поля, воду, пограничные знаки, храмы, утварь, все,

принадлежащее богам и людям, в мою и народа римского власть?" - "Отдаем".-

"А я принимаю". (3) Завершив сабинскую войну, Тарквиний триумфатором

возвращается в Рим. Потом он пошел войной на старых латинов. (4) Здесь ни

разу не доходило до битвы, от которой зависел бы исход всей войны,-

захватывая города по одному, царь покорил весь народ латинов. Корникул,

Старая Фикулея, Камерия, Крустумерия, Америола, Медуллия, Номент - вот

города, взятые у старых латинов или у тех, кто их поддерживал. Затем был

заключен мир.

     (5) С этого времени Тарквиний обращается к мирной деятельности с

усердьем, превышавшим усилия, отданные войне; он хотел, чтобы у народа было

и дома не меньше дел, чем в походе. (6) Так, возвратясь к начинанию,

расстроенному сабинской войною, он стал обносить каменною стеной город в

тех местах, где не успел еще соорудить укрепленья; так, он осушил в городе

низкие места вокруг форума и другие низины между холмами, проведя к Тибру

вырытые с уклоном каналы (ибо с ровных мест нелегко было отвести воды); (7)

так, он заложил - во исполнение данного в сабинскую войну обета - основание

храма Юпитера на Капитолии, уже предугадывая душой грядущее величие этого

места.

39. (1) В это время в царском доме случилось чудо, дивное и по виду, и по

последствиям. На глазах у многих, гласит предание, пылала голова спящего

мальчика по имени Сервий Туллий126. (2) Многоголосый крик, вызванный столь

изумительным зрелищем, привлек и царя с царицей, а когда кто-то из домашних

принес воды, чтобы залить огонь, царица остановила его. Прекратила она и

шум, запретив тревожить мальчика, покуда тот сам не проснется. (3) Вскоре

вместе со сном исчезло и пламя. Тогда, отведя мужа в сторону, Танаквиль

говорит: "Видишь этого мальчика, которому мы даем столь низкое воспитание?

Можно догадаться, что когда-нибудь, в неверных обстоятельствах, он будет

нашим светочем, оплотом униженного царского дома. Давай же того, кто

послужит к великой славе и государства, и нашей, вскормим со всею

заботливостью, на какую способны".

     (4) С этой поры с ним обходились как с сыном, наставляли в науках,

которые побуждают души к служенью великому будущему. Это оказалось

нетрудным делом, ибо было угодно богам. Юноша вырос с истинно царскими

задатками, и, когда пришла пора Тарквинию подумать о зяте, никто из римских

юношей ни в чем не сумел сравниться с Сервием Туллием; царь просватал за

него свою дочь. (5) Эта честь, чего бы ради ни была она оказана, не

позволяет поверить, будто он родился от рабыни и в детстве сам был рабом. Я

более склонен разделить мнение тех, кто рассказывает, что, когда взят был

Корникул, жена Сервия Туллия, первого в том городе человека, осталась после

гибели мужа беременной; она была опознана среди прочих пленниц, за

исключительную знатность свою избавлена римской царицей от рабства и родила

ребенка в доме Тарквиния Древнего. (6) После такого великого благодеяния и

женщины сблизились между собою, и мальчик, с малых лет выросший в доме,

находился в чести и в холе. Судьба матери, попавшей по взятии ее отечества

в руки противника, заставила поверить, что он родился от рабыни.

40. (1) На тридцать восьмом примерно году от воцаренья Тарквиния, когда

Сервий Туллий был в величайшей чести не у одного царя, но и у отцов, и

простого народа, (2) двое сыновей Анка - хоть они и прежде всегда почитали

себя глубоко оскорбленными тем, что происками опекуна отстранены от

отцовского царства, а царствует в Риме пришлец не только что не соседского,

но даже и не италийского рода,- распаляются сильнейшим негодованием. (3)

Выходит, что и после Тарквиния царство достанется не им, но, безудержно

падая ниже и ниже, свалится в рабские руки, так что спустя каких-нибудь сто

лет127 в том же городе, ту же власть, какою владел - покуда жил на земле -

Ромул, богом рожденный и сам тоже бог, теперь получит раб, порожденье

рабыни! Будет позором и для всего римского имени, и в особенности для их

дома, если при живом и здоровом мужском потомстве царя Анка царская власть

в Риме станет доступной не только пришлецам, но даже рабам.

     (4) И вот они твердо решают отвратить оружием это бесчестье. Но и сама

горечь обиды больше подстрекала их против Тарквиния, чем против Сервия, и

спасенье, что царь, если они убьют не его, отомстит им страшнее всякого

другого; к тому же, думалось им, после гибели Сервия царь еще кого-нибудь

изберет себе в зятья и оставит наследником. (5) Поэтому они готовят

покушение на самого царя. Для злодеяния были выбраны два самых отчаянных

пастуха, вооруженные, тот и другой, привычными им мужицкими орудиями.

Затеяв притворную ссору в преддверии царского дома, они поднятым шумом

собирают вокруг себя всю прислугу; потом, так как оба призывали царя и крик

доносился во внутренние покои, их приглашают к царю. (6) Там и тот и другой

сперва вопили наперерыв и старались друг друга перекричать; когда ликтор

унял их и велел говорить по очереди, они перестают наконец препираться и

один начинает заранее выдуманный рассказ. (7) Пока царь внимательно

слушает, оборотясь к говорящему, второй заносит и обрушивает на царскую

голову топор; оставив оружие в ране, оба выскакивают за дверь128.