антемнян, пользуясь случаем и отсутствием защитников. Но быстро выведенный

и против них римский легион49 застигает их в полях, по которым они

разбрелись. (2) Первым же ударом, первым же криком были враги рассеяны, их

город взят; и тут, когда Ромул праздновал двойную победу, его супруга

Герсилия, сдавшись на мольбы похищенных, просит даровать их родителям

пощаду и гражданство: тогда государство может быть сплочено согласием.

Ромул охотно уступил. (3) Затем он двинулся против крустуминцев, которые

открыли военные действия. Там было еще меньше дела, потому что чужие

неудачи уже сломили их мужество. В оба места были выведены поселения; (4) в

Крустумерию - ради плодородия тамошней земли - охотников нашлось больше.

Оттуда тоже многие переселились в Рим, главным образом родители и близкие

похищенных женщин.

     (5) Война с сабинянами пришла последней и оказалась самой тяжелой, так

как они во всех своих действиях не поддались ни гневу, ни страсти и не

грозились, прежде чем нанести удар. Расчет был дополнен коварством. (6)

Начальником над римской крепостью50 был Спурий Тарпей. Таций подкупил

золотом его дочь, деву, чтобы она впустила воинов в крепость (она как раз

вышла за стену за водою для священнодействий). (7) Сабиняне, которых она

впустила, умертвили ее, завалив щитами,- то ли чтобы думали, будто крепость

взята силой, то ли ради примера на будущее, чтобы никто и никогда не был

верен предателю. (8) Прибавляют еще и баснословный рассказ: сабиняне,

дескать, носили на левой руке золотые, хорошего веса запястья и хорошего

вида перстни с камнями, и девица выговорила для себя то, что у них на левой

руке, а они и завалили ее вместо золота щитами. (9) Некоторые утверждают,

будто, прося у сабинян то, что у них на левой руке, она действительно

хотела оставить их без щитов, но была заподозрена в коварстве и умерщвлена

тем, что причиталось ей как награда51.

12. (1) Во всяком случае, сабиняне удерживали крепость и на другой день,

когда римское войско выстроилось на поле меж Палатинским и Капитолийским

холмами, и на равнину спустились лишь после того, как римляне,

подстрекаемые гневом и желаньем вернуть крепость, пошли снизу на приступ.

(2) С обеих сторон вожди торопили битву: с сабинской - Меттий Курций, с

римской - Гостий Гостилий. Невзирая на невыгоды местности, Гостий без

страха и устали бился в первых рядах, одушевляя своих. (3) Как только он

упал, строй римлян тут же подался, и они в беспорядке кинулись к старым

воротам Палатина52. (4) Ромул, и сам влекомый толпою бегущих, поднял к небу

свой щит и меч и произнес: "Юпитер, повинуясь твоим знамениям, здесь, на

Палатине, заложил я первые камни города. Но сабиняне ценой преступления

завладели крепостью, теперь они с оружием в руках стремятся сюда и уже

миновать середину должны. (5) Но хотя бы отсюда, отец богов и людей, отрази

ты врага, освободи римлян от страха, останови постыдное бегство! (6) А я

обещаю тебе здесь храм Юпитера Становителя53, который для потомков будет

напоминаньем о том, как быстрою твоею помощью был спасен Рим". (7) Вознеся

эту мольбу, Ромул, как будто почувствовав, что его молитва услышана,

возгласил: "Здесь, римляне, Юпитер Всеблагой Величайший повелевает вам

остановиться и возобновить сражение!" Римляне останавливаются, словно

услышав повеленье с небес; сам Ромул поспешает к передовым. (8) С сабинской

стороны первым спустился Меттий Курций и рассеял потерявших строй римлян по

всему нынешнему форуму54. Теперь он был уже недалеко от ворот Палатина и

громко кричал: "Мы победили вероломных хозяев, малодушных противников:

знают теперь, что одно дело похищать девиц и совсем другое - биться с

мужами". (9) Пока он так похвалялся, на него налетел Ромул с горсткою самых

дерзких юношей. Меттий тогда как раз был на коне - тем легче оказалось

обратить его вспять. Римляне пускаются следом, и все римское войско,

воспламененное храбростью своего царя, рассеивает противника. (10) А конь,

испуганный шумом погони, понес, Меттий провалился в болото, и опасность,

грозившая столь великому мужу, отвлекла все вниманье сабинян. Впрочем,

Меттию ободряющие знаки и крики своих и сочувствие толпы придали духу, и он

выбрался. Посреди долины, разделяющей два холма, римляне и сабиняне вновь

сошлись в бою. Но перевес оставался за римлянами.

13. (1) Тут сабинские женщины, из-за которых и началась война, распустив

волосы и разорвав одежды, позабывши в беде женский страх, отважно бросились

прямо под копья и стрелы наперерез бойцам, чтобы разнять два строя, (2)

унять гнев враждующих, обращаясь с мольбою то к отцам, то к мужьям: пусть

не пятнают они - тести и зятья - себя нечестиво пролитою кровью, не

оскверняют отцеубийством потомство своих дочерей и жен. (3) "Если вы

стыдитесь свойства между собой, если брачный союз вам претит, на нас

обратите свой гнев: мы - причина войны, причина ран и гибели наших мужей и

отцов; лучше умрем, чем останемся жить без одних иль других, вдовами или

сиротами". (4) Растроганы были не только воины, но и вожди; все вдруг

смолкло и замерло. Потом вожди вышли, чтобы заключить договор, и не просто

примирились, но из двух государств составили одно. (5) Царствовать решили

сообща, средоточьем всей власти сделали Рим. Так город удвоился, а чтобы не

обидно было и сабинянам, по их городу Курам граждане получают имя

"квиритов"55. В память об этой битве место, где Курциев конь, выбравшись из

болота, ступил на твердое дно, прозвано Курциевым озером.

     (6) Война, столь горестная, кончилась вдруг радостным миром, и оттого

сабинянки стали еще дороже мужьям и родителям, а прежде всех - самому

Ромулу, и когда он стал делить народ на тридцать курий56, то куриям дал

имена сабинских женщин. (7) Без сомнения, их было гораздо больше тридцати,

и по старшинству ли были выбраны из них те, кто передал куриям свои имена,

по достоинству ли, собственному либо мужей, или по жребию, об этом преданье

молчит. (8) В ту же пору были составлены и три центурии всадников: Рамны,

названные так по Ромулу, Тиции - по Титу Тацию, и Луцеры, чье имя, как и

происхождение, остается темным57. Оба царя правили не только совместно, но

и в согласии.

14. (1) Несколько лет спустя родственники царя Тация обидели лаврентских

послов, а когда лаврентяне стали искать управы законным порядком, как

принято между народами, пристрастие Тация к близким и их мольбы взяли верх.

(2) Тем самым он обратил возмездие на себя, и, когда явился в Лавиний на

ежегодное жертвоприношение, был там убит толпой. (3) Ромул, как

рассказывают, перенес случившееся легче, нежели подобало,- то ли оттого,

что меж царями товарищество ненадежно, то ли считая убийство

небеспричинным. Поэтому от войны он воздержался, а чтобы оскорбленье послов

и убийство царя не остались без искупления, договор меж двумя городами,

Римом и Лавинием, был заключен наново.

     (4) Так, сверх чаянья был сохранен мир с лаврентянами, но началась

другая война, много ближе, почти у самых городских ворот. Фиденяне решили,

что в слишком близком с ними соседстве растет великая сила, и поторопились

открыть военные действия, прежде чем она достигнет той несокрушимости,

какую позволяло провидеть будущее. Выслав вперед вооруженную молодежь, они

разоряют поля меж Римом и Фиденами58; (5) затем сворачивают влево, так как

вправо не пускал Тибр, и продолжают грабить, наводя немалый страх на

сельских жителей. Внезапное смятение, с полей перекинувшееся в город,

возвестило о войне. (6) Ромул в тревоге - ведь война в такой близости к

городу не могла терпеть промедленья - вывел войско и стал лагерем в одной

миле от Фиден. (7) Оставив в лагере небольшой отряд, он выступил со всем

войском, части воинов приказал засесть в скрытном месте - благо окрестность

поросла густым кустарником,- сам же с большею частью войска и всей конницей

двинулся дальше и, подскакавши почти к самым воротам, устрашающим шумом

затеянной схватки выманил неприятеля, чего и добивался. Та же конная

схватка дала вполне правдоподобный повод к притворному бегству. (8) И вот

конница будто бы не решается в страхе, что выбрать, бой или бегство, пехота

тоже подается назад, как вдруг ворота распахиваются и высыпают враги; они

нападают на строй римлян и преследуют их по пятам, пылом погони увлекаемые

к месту засады. (9) Оттуда внезапно появляются римляне и нападают на

вражеский строй сбоку; страху фиденянам добавляют и двинувшиеся из лагеря

знамена отряда, который был там оставлен. Устрашенный грозящей с разных

сторон опасностью, неприятель обратился в бегство, едва ли не прежде, чем

Ромул и его всадники успели натянуть поводья и повернуть коней. (10) И куда

беспорядочнее, чем недавние притворные беглецы, прежние преследователи в

уже настоящем бегстве устремились к городу. Но оторваться от врага

фиденянам не удалось; (11) на плечах противника, как бы единым с ним

отрядом, ворвались римляне в город прежде, чем затворились ворота.

15. (1) С фиденян зараза войны перекинулась на родственных им (они ведь

тоже были этруски) вейян59, которых беспокоила и самая близость Рима, если

бы римское оружие оказалось направленным против всех соседей. Вейяне

сделали набег на римские пределы, скорее грабительский, чем по правилам

войны. (2) Не разбив лагеря, не дожидаясь войска противника, они ушли назад

в Вейи, унося добычу с полей. Римляне, напротив, не обнаружив противника в

своих землях, перешли Тибр в полной готовности к решительному сражению. (3)

Вейяне, узнав, что те становятся лагерем и пойдут на их город, выступили

навстречу, предпочитая решить дело в открытом бою, нежели оказаться в осаде

и отстаивать свои кровли и стены. (4) На этот раз никакая хитрость силе не

помогала - одною лишь храбростью испытанного войска одержал римский царь

победу; обращенного в бегство врага он преследовал вплоть до городских

укреплений, но от города, надежно защищенного и стенами, и самим

расположением, отступил. На возвратном пути Ромул разоряет вражеские земли

больше в отместку, чем ради добычи. (5) Сокрушенные этой бедою не меньше,

чем битвой в открытом поле, вейяне посылают в Рим ходатаев просить мира.

Лишившись в наказание части своих земель, они получают перемирие на сто лет.

     (6) Таковы главные домашние и военные события Ромулова царствования

[753-717 гг.], и во всем этом нет ничего несовместного с верой в

божественное происхождение Ромула и с посмертным его обожествленьем - взять

ли отвагу, с какою возвращено было дедовское царство, взять ли мудрость, с

какою был основан и укреплен военными и мирными средствами город. (7) Ибо,

бесспорно, его трудами город стал так силен, что на протяжении последующих

сорока лет мог пользоваться прочным миром. (8) И, однако, толпе Ромул был

дороже, чем отцам, а воинам гораздо более по сердцу, нежели прочим; триста

вооруженных телохранителей, которых он назвал "быстрыми", всегда были при

нем, не только на войне, но и в мирное время60.

16. (1) По свершении бессмертных этих трудов, когда Ромул, созвав сходку на

поле у Козьего болота61, производил смотр войску, внезапно с громом и

грохотом поднялась буря, которая окутала царя густым облаком, скрыв его от

глаз сходки, и с той поры не было Ромула на земле. (2) Когда же

непроглядная мгла вновь сменилась мирным сиянием дня и общий ужас наконец

улегся, все римляне увидели царское кресло пустым; хотя они и поверили

отцам, ближайшим очевидцам, что царь был унесен вихрем, все же, будто

пораженные страхом сиротства, хранили скорбное молчание. (3) Потом сперва

немногие, а за ними все разом возглашают хвалу Ромулу, богу, богом

рожденному, царю и отцу города Рима, молят его о мире, о том, чтобы, благой

и милостивый, всегда хранил он свое потомство62.

    (4) Но и в ту пору, я уверен, кое-кто втихомолку говорил, что царь был

растерзан руками отцов - распространилась ведь и такая, хоть очень глухая,

молва; а тот, первый, рассказ разошелся широко благодаря преклонению перед

Ромулом и живому еще ужасу. (5) Как передают, веры этому рассказу прибавила

находчивость одного человека. А именно, когда город был обуреваем тоской по

царю и ненавистью к отцам, явился на сходку Прокул Юлий63 и заговорил с

важностью, хоть и о странных вещах. (6) "Квириты,- сказал он,- Ромул, отец

нашего города, внезапно сошедший с неба, встретился мне нынешним утром. В

благоговейном ужасе стоял я с ним рядом и молился, чтобы не зачлось мне во

грех, что смотрю на него64, а он промолвил:

     (7) ёОтправляйся и возвести римлянам: угодно богам, чтобы мой Рим стал

главой всего мира. А посему пусть будут усердны к военному делу, пусть

ведают сами и потомству передают, что нет человеческих сил, способных

противиться римскому оружию". (8) И с этими словами удалился на небо".

Удивительно, с каким доверием выслушали вестника, пришедшего с подобным

рассказом, и как просто тоска народа и войска по Ромулу была утолена верой

в его бессмертие.

17. (1) А отцы между тем с вожделением думали о царстве и терзались скрытой

враждою. Не то чтобы кто-либо желал власти для себя - в молодом народе ни

один еще не успел возвыситься,- борьба велась между разрядами сенаторов.

(2) Выходцы из сабинян, чтобы не потерять совсем свою долю участия в

правлении (ведь после смерти Тация с их стороны царя не было), хотели

поставить царя из своих; старые римляне и слышать не желали о

царе-чужеземце. (3) Но, расходясь в желаниях, все хотели иметь над собою

царя, ибо еще не была изведана сладость свободы. (4) Вдобавок отцами владел

страх, что могут оживиться многочисленные окружающие государства и

какой-нибудь сильный враг застанет Рим лишенным власти, а войско лишенным

вождя. Всем было ясно, что какой-то глава нужен, но никто не мог решиться

уступить другому. (5) А потому сто отцов разделились на десятки, и в каждом

десятке выбрали главного, поделив таким образом управление государством.

Правили десять человек, но знаки власти и ликторы были у одного; (6) по

истечении пяти дней их полномочия истекали и власть переходила к следующей

десятке, никого не минуя; так на год прервалось правленье царей. Перерыв

этот получил название междуцарствия, чем он на деле и был; слово это в ходу

и поныне.

     (7) Потом простонародье стало роптать, что рабство умножилось - сто

господ заместили одного. Казалось, народ больше не станет терпеть никого,

кроме царя, которого сам поставит. (8) Когда отцы почувствовали, какой

оборот принимает дело, то, добровольно жертвуя тем, чего сохранить не

могли, они снискали расположенье народа, вверив ему высшую власть, но так,

чтобы уступить не больше прав, нежели удержать: (9) они постановили, что,

когда народ назначит царя, решение будет считаться принятым лишь после

того, как его утвердят отцы. И до сего дня, если решается вопрос о законах

или должностных лицах, сенаторы пользуются тем же правом, хотя уже лишенным

действенности: прежде чем народ приступает к голосованию, при еще неясном

его исходе, отцы заранее дают свое утверждение. (10) А в тот раз интеррекс,

созвав собрание, объявил: "Да послужит это ко благу, пользе и счастью!

Квириты, ставьте царя: так рассудили отцы. А потом, если достойного

поставите преемника Ромулу, отцы дадут свое утвержденье". (11) Это так

польстило народу, что он, не желая оставаться в долгу, постановил только,

чтобы сенат вынес решенье, кому быть в Риме царем.

18. (1) В те времена славился справедливостью и благочестием Нума Помпилий.

Он жил в сабинском городе Курах и был величайшим, насколько тогда это было

возможно, знатоком всего божественного и человеческого права. (2)

Наставником Нумы, за неимением никого иного, ложно называют самосца

Пифагора65, о котором известно, что он больше ста лет спустя на дальнем

берегу Италии, подле Метапонта, Гераклеи, Кротона, собирал вокруг себя

юношей, искавших знаний. (3) Из этих отдаленнейших мест как дошел бы слух о

нем до сабинян, живи он даже в одно с Нумою время? И на каком языке снесся

бы он с сабинянином, чтобы тому захотелось у него учиться? Или под чьею

защитой прошел бы один сквозь столько племен, не схожих ни речью, ни

нравами? (4) Стало быть, собственной природе обязан Нума тем, что украсил

добродетелями свою душу, и - скорее готов я предположить - взращен был не

столько иноземной наукой, сколько древним сабинским воспитанием, суровым и

строгим: недаром в чистоте нравов этот народ не знал себе равных.

     (5) Когда названо было имя Нумы, сенаторы-римляне, хотя и считали, что

преимущество будет за сабинянами, если царя призовут из их земли, все же не

осмелились предпочесть этому мужу ни себя, ни кого-либо из своих, ни вообще

кого бы то ни было из отцов или граждан, но единодушно решили передать

царство Нуме Помпилию. (6) Приглашенный в Рим, он, следуя примеру Ромула,

который принял царскую власть, испытав птицегаданием волю богов касательно

основания города, повелел и о себе воспросить богов. Тогда

птицегадатель-авгур, чье занятие отныне сделалось почетной и пожизненной

государственной должностью66, привел Нуму в крепость и усадил на камень

лицом к югу. (7) Авгур, с покрытою головой, сел по левую его руку, держа в

правой руке кривую палку без единого сучка, которую называют жезлом.

Помолившись богам и взяв для наблюдения город с окрестностью, он

разграничил участки от востока к западу; южная сторона, сказал он, пусть

будет правой, северная - левой; (8) напротив себя, далеко, насколько хватал

глаз, он мысленно наметил знак. Затем, переложив жезл в левую руку, а

правую возложив на голову Нумы, он помолился так: (9) "Отец Юпитер, если

боги велят, чтобы этот Нума Помпилий, чью голову я держу, был царем в Риме,

яви надежные знаменья в пределах, что я очертил". Тут он описал словесно те

предзнаменованья, какие хотел получить. (10) И они были ниспосланы, и Нума

сошел с места уже царем67.

19. (1) Получив таким образом царскую власть, Нума решил город, основанный

силой оружия, основать заново на праве, законах, обычаях. (2) Видя, что ко

всему этому невозможно привыкнуть среди войн, ибо ратная служба ожесточает

сердца, он счел необходимым смягчить нравы народа, отучая его от оружия, и

потому в самом низу Аргилета воздвиг храм Януса68 - показатель войны и

мира: открытые ворота означали, что государство воюет, закрытые - что все

окрестные народы замирены. (3) С той поры, после царствования  Нумы,

закрывали его дважды: первый раз в консульство Тита Манлия по завершении

Первой Пунической войны, второй (это боги дали увидеть нашему поколению) -

после битвы при Акции, когда император Цезарь Август установил мир на суше

и на море. (4) Связав союзными договорами всех соседей, Нума запер храм, а

чтобы с избавленьем от внешней опасности не развратились праздностью те,

кого прежде обуздывал страх перед неприятелем и воинская строгость, он

решил вселить в них страх пред богами - действеннейшее средство для

непросвещенной и, сообразно тем временам, грубой толпы. (5) А поскольку

сделать, чтобы страх этот вошел в их души, нельзя было иначе, как придумав

какое-нибудь чудо, Нума притворился, будто по ночам сходится с богиней

Эгерией; по ее-де наущению и учреждает он священнодействия, которые богам

всего угоднее, назначает для каждого бога особых жрецов.

     (6) Но прежде всего Нума разделил год - сообразно с ходом луны - на

двенадцать месяцев, а так как тридцати дней в лунном месяце нет и лунному

году недостает одиннадцати дней до полного, образуемого кругооборотом

солнца, то, вставляя добавочные месяцы, он рассчитал время так, чтобы на

каждый двадцатый год любой день приходился на то же самое положение солнца,

что и в исходном году, а совокупная продолжительность всех двадцати лет по

числу дней была полной69. (7) Нума же учредил дни присутственные и

неприсутственные70, так как небесполезно было для будущего, чтобы дела,

ведущиеся перед народом, на какое-то время приостанавливались.

20. (1) Затем Нума занялся назначением жрецов, хотя многие священнодействия

совершал сам - особенно те, что ныне в ведении Юпитерова фламина. (2) Но

так как в воинственном государстве, думалось ему, больше будет царей,

подобных Ромулу, нежели Нуме, и они будут сами ходить на войну, то, чтобы

не оставались в пренебрежении связанные с царским саном священнодействия,

он поставил безотлучного жреца - фламина Юпитера, отличив его особым убором

и царским курульным креслом. К нему он присоединил еще двух фламинов:

одного для служения Марсу, другого - Квирину71. (3) Выбрал он и дев для

служения Весте72; служение это происходит из Альбы и не чуждо роду

основателя Рима. Чтобы они ведали храмовыми делами безотлучно, Нума

назначил им жалованье от казны, а отличив их девством и прочими знаками

святости, дал им общее уважение и неприкосновенность. (4) Точно так же

избрал он двенадцать салиев для служения Марсу Градиву73; им в знак отличия

он дал разукрашенную тунику, а поверх туники бронзовый нагрудник и повелел

носить небесные щиты, именуемые "анцилиями"74, и с песнопениями проходить

по городу в торжественной пляске на три счета. (5) Затем он избрал

понтифика75 - Нуму Марция, сына Марка76, одного из отцов-сенаторов,- и

поручил ему наблюдать за всеми жертвоприношениями, которые сам расписал и

назначил, указав, с какими именно жертвами, по каким дням и в каких храмах

должны они совершаться и откуда должны выдаваться потребные для этого

деньги. (6) Да и все прочие жертвоприношения, общественные и частные,

подчинил он решениям понтифика, чтобы народ имел, к кому обратиться за

советом, и в божественном праве ничто не поколебалось от небреженья

отеческими обрядами и усвоения чужеземных; (7) чтобы тот же понтифик мог

разъяснить не только чин служения небожителям, но и правила погребенья, и

способы умилостивить подземных богов, а также какие знамения, ниспосылаемые

в виде молний или в каком-либо ином образе, следует принимать в расчет и

отвращать. А чтобы их получать от богов, Нума посвятил Юпитеру Элицию77

алтарь на Авентине и чрез птипегадание вопросил богов, какие знамения

должны браться в расчет.