ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ

                  1 Цвет, робостью на мне запечатленный,

                    Когда мой спутник повернул назад, -

                    Согнал с его лица налет мгновенный.

                  4 Он слушал, тщетно напрягая взгляд,

                    Затем что вдаль глаза не уводили

                    Сквозь черный воздух и болотный чад.

                  7 "И все ж мы победим, - сказал он, - или...

                    Такая нам защитница дана!

                    О, где же тот, кто выше их усилий!"

                 10 Я видел, речь его рассечена,

                    Начатую спешит покрыть иная,

                    И с первою несходственна она.

                 13 Но я внимал ей, мужество теряя,

                    Мрачней, быть может, чем она была,

                    Оборванную мысль воспринимая.

                 16 "Туда, на дно печального жерла,

                    Спускаются ли с первой той ступени,

                    Где лишь надежда в душах умерла?"

                 19 Так я спросил; и он: "Из нашей сени

                    По этим, мною пройденным, тропам

                    Лишь редкие досель сходили тени.

                 22 Но некогда я здесь прошел и сам,

                    Злой Эрихто заклятый, что умела

                    Обратно души призывать к телам.

                 25 Едва лишь плоть во мне осиротела.

                    Сквозь эти стены был я снаряжен

                    За пленником Иудина предела.

                 28 Всех ниже, всех темней, всех дальше он

                    От горней сферы, связь миров кружащей;

                    Я знаю путь; напрасно ты смущен.

                 31 Низина эта заводью смердящей

                    Повсюду облегает скорбный вал,

                    Разгневанным отпором нам грозящий".

                 34 Не помню я, что он еще сказал:

                    Всего меня мой глаз, в тоске раскрытый,

                    К вершине рдяной башни приковал,

                 37 Где вдруг взвились, для бешеной защиты,

                    Три Фурии, кровавы и бледны

                    И гидрами зелеными обвиты;

                 40 Они как жены были сложены;

                    Но, вместо кос, клубами змей пустыни

                    Свирепые виски оплетены

                 43 И тот, кто ведал, каковы рабыни

                    Властительницы вечных слез ночных,

                    Сказал: "Взгляни на яростных Эриний.

                 46 Вот Тисифона, средняя из них;

                    Левей-Мегера: справа олютело

                    Рыдает Алекто". И он затих.

                 49 А те себе терзали грудь и тело

                    Руками били; крик их так звенел,

                    Что я к учителю приник несмело.

                 52 "Медуза где? Чтоб он окаменел! -

                    Они вопили, глядя вниз. - Напрасно

                    Тезеевых мы не отмстили дел".

                 55 "Закрой глаза и отвернись; ужасно

                    Увидеть лик Горгоны; к свету дня

                    Тебя ничто вернуть не будет властно".

                 58 Так молвил мой учитель и меня

                    Поворотил, своими же руками,

                    Поверх моих, глаза мне заслоня.

                 61 О вы, разумные, взгляните сами,

                    И всякий наставленье да поймет,

                    Сокрытое под странными стихами!

                 64 И вот уже по глади мутных вод

                    Ужасным звуком грохот шел ревущий,

                    Колебля оба брега, наш и тот, -

                 67 Такой, как если ветер всемогущий,

                    Враждующими воздухами взвит,

                    Преград не зная, сокрушает пущи,

                 70 Ломает ветви, рушит их и мчит;

                    Вздымая прах, идет неудержимо,

                    И зверь и пастырь от него бежит.

                 73 Открыв мне очи: "Улови, что зримо

                    Там, - он промолвил, - где всего черней

                    Над этой древней пеной горечь дыма".

                 76 Как от змеи, противницы своей,

                    Спешат лягушки, расплываясь кругом,

                    Чтоб на земле упрятаться верней,

                 79 Так, видел я, гонимые испугом,

                    Станицы душ бежали пред одним,

                    Который Стиксом шел, как твердым лугом.

                 82 Он отстранял от взоров липкий дым,

                    Перед собою левой помавая,

                    И, видимо, лишь этим был томим.

                 85 Посла небес в идущем признавая,

                    Я на вождя взглянул; и понял знак

                    Пред ним склониться, уст не размыкая.

                 88 О, как он гневно шел сквозь этот мрак!

                    Он стал у врат и тростию подъятой

                    Их отворил, - и не боролся враг.

                 91 "О свергнутые с неба, род проклятый, -

                    Возвысил он с порога грозный глас, -

                    Что ты замыслил, слепотой объятый?

                 94 К чему бороться с волей выше вас,

                    Которая идет стопою твердой

                    И ваши беды множила не раз?

                 97 Что на судьбу кидаться в злобе гордой?

                    Ваш Цербер, если помните о том,

                    И до сих пор с потертой ходит мордой".

                100 И вспять нечистым двинулся путем,

                    Нам не сказав ни слова, точно кто-то,

                    Кого теснит и гложет об ином,

                103 Но не о том, кто перед ним, забота;

                    И мы, ободрясь от священных слов,

                    Свои шаги направили в ворота.

                106 Мы внутрь вошли, не повстречав врагов,

                    И я, чтоб ведать образ муки грешной,

                    Замкнутой между крепостных зубцов,

                109 Ступив вовнутрь, кидаю взгляд поспешный

                    И вижу лишь пустынные места,

                    Исполненные скорби безутешной.

                112 Как в Арле, там, где Рона разлита,

                    Как в Поле, где Карнаро многоводный

                    Смыкает Италийские врата,

                115 Гробницами исхолмлен дол бесплодный, -

                    Так здесь повсюду высились они,

                    Но горечь этих мест была несходной;

                118 Затем что здесь меж ям ползли огни,

                    Так их каля, как в пламени горнила

                    Железо не калилось искони.

                121 Была раскрыта каждая могила,

                    И горестный свидетельствовал стон,

                    Каких она отверженцев таила

                124 И я: "Учитель, кто похоронен

                    В гробницах этих скорбных, что такими

                    Стенаниями воздух оглашен?"

                127 "Ересиархи, - молвил он, - и с ними

                    Их присные, всех толков; глубь земли

                    Они устлали толпами густыми.

                130 Подобные с подобными легли,

                    И зной в гробах где злей, где меньше страшен".

                    Потом он вправо взял, и мы пошли

                133 Меж полем мук и выступами башен.

ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

                    1 И вот идет, тропинкою, по краю,

                      Между стеной кремля и местом мук,

                      Учитель мой, и я вослед ступаю.

                    4 "О высший ум, из круга в горший круг, -

                      Так начал я, - послушного стремящий,

                      Ответь и к просьбе снизойди как друг.

                    7 Тех, кто положен здесь в земле горящей,

                      Нельзя ль увидеть? Плиты у могил

                      Откинуты, и стражи нет хранящей".

                   10 "Все будут замкнуты, - ответ мне был, -

                      Когда вернутся из Иосафата

                      В той плоти вновь, какую кто носил.

                   13 Здесь кладбище для веривших когда-то,

                      Как Эпикур и все, кто вместе с ним,

                      Что души с плотью гибнут без возврата

                   16 Здесь ты найдешь ответ речам твоим

                      И утоленье помысла другого,

                      Который в сердце у тебя таим".

                   19 И я: "Мой добрый вождь, иное слово

                      Я берегу, в душе его храня,

                      Чтоб заповедь твою блюсти сурово".

                   22 "Тосканец, ты, что городом огня

                      Идешь, живой, и скромен столь примерно,

                      Прошу тебя, побудь вблизи меня.

                   25 Ты, судя по наречию, наверно

                      Сын благородной родины моей,

                      Быть может, мной измученной чрезмерно,

                   28 Нежданно грянул звук таких речей

                      Из некоей могилы; оробело

                      Я к моему вождю прильнул тесней.

                   31 И он мне: "Что ты смотришь так несмело?

                      Взгляни, ты видишь: Фарината встал.

                      Вот: все от чресл и выше видно тело".

                   34 Уже я взгляд в лицо ему вперял;

                      А он, чело и грудь вздымая властно,

                      Казалось, Ад с презреньем озирал.

                   37 Меня мой вождь продвинул безопасно

                      Среди огней, лизавших нам пяты,

                      И так промолвил: "Говори с ним ясно".

                   40 Когда я стал у поднятой плиты,

                      В ногах могилы, мертвый, глянув строго,

                      Спросил надменно: "Чей потомок ты?"

                   43 Я, повинуясь, не укрыл ни слога,

                      Но в точности поведал обо всем;

                      Тогда он брови изогнул немного,

                   46 Потом сказал: "То был враждебный дом

                      Мне, всем моим со кровным и клевретам;

                      Он от меня два раза нес разгром".

                   49 "Хоть изгнаны, - не медлил я ответом, -

                      Они вернулись вновь со всех сторон;

                      А вашим счастья нет в искусстве этом".

                   52 Тут новый призрак, в яме, где и он,

                      Приподнял подбородок выше края;

                      Казалось, он коленопреклонен.

                   55 Он посмотрел окрест, как бы желая

                      Увидеть, нет ли спутника со мной;

                      Но умерла надежда, и, рыдая,

                   58 Он молвил: "Если в этот склеп слепой

                      Тебя привел твой величавый гений,

                      Где сын мой? Почему он не с тобой?"

                   61 "Я не своею волей в царстве теней, -

                      Ответил я, - и здесь мой вождь стоит;

                      А Гвидо ваш не чтил его творений".

                   64 Его слова и казни самый вид

                      Мне явственно прочли, кого я встретил;

                      И отзыв мой был ясен и открыт.

                   67 Вдруг он вскочил, крича: "Как ты ответил?

                      Он их не чтил? Его уж нет средь вас?

                      Отрадный свет его очам не светел?"

                   70 И так как мой ответ на этот раз

                      Недолгое молчанье предваряло,

                      Он рухнул навзничь и исчез из глаз.

                   73 А тот гордец, чья речь меня призвала

                      Стать около, недвижен был и тих

                      И облик свой не изменил нимало.

                   76 "То, - продолжал он снова, - что для них

                      Искусство это трудным остается,

                      Больнее мне, чем ложе мук моих.

                   79 Но раньше, чем в полсотый раз зажжется

                      Лик госпожи, чью волю здесь творят,

                      Ты сам поймешь, легко ль оно дается.

                   82 Но в милый мир да обретешь возврат! -

                      Поведай мне: зачем без снисхожденья

                      Законы ваши всех моих клеймят?"

                   85 И я на это: "В память истребленья,

                      Окрасившего Арбию в багрец,

                      У нас во храме так творят моленья".

                   88 Вздохнув в сердцах, он молвил наконец:

                      "Там был не только я, и в бой едва ли

                      Шел беспричинно хоть один боец.

                   91 Зато я был один, когда решали

                      Флоренцию стереть с лица земли;

                      Я спас ее, при поднятом забрале".

                   94 "О, если б ваши внуки мир нашли! -

                      Ответил я. - Но разрешите путы,

                      Которые мой ум обволокли.

                   97 Как я сужу, пред вами разомкнуты

                      Сокрытые в грядущем времена,

                      А в настоящем взор ваш полон смуты".

                  100 "Нам только даль отчетливо видна, -

                      Он отвечал, - как дальнозорким людям;

                      Лишь эта ясность нам Вождем дана.

                  103 Что близится, что есть, мы этим трудим

                      Наш ум напрасно; по чужим вестям

                      О вашем смертном бытии мы судим.

                  106 Поэтому, - как ты поймешь и сам, -

                      Едва замкнется дверь времен грядущих,

                      Умрет все знанье, свойственное нам".

                  109 И я, в скорбях, меня укором жгущих:

                      "Поведайте упавшему тому,

                      Что сын его еще среди живущих;

                  112 Я лишь затем не отвечал ему,

                      Что размышлял, сомнением объятый,

                      Над тем, что ныне явственно уму".

                  115 Уже меня окликнул мой вожатый;

                      Я молвил духу, что я речь прерву,

                      Но знать хочу, кто с ним в земле проклятой.

                  118 И он: "Здесь больше тысячи во рву;

                      И Федерик Второй лег в яму эту,

                      И кардинал; лишь этих назову".

                  121 Тут он исчез; и к древнему поэту

                      Я двинул шаг, в тревоге от угроз,

                      Ища разгадку темному ответу.

                  124 Мы вдаль пошли; учитель произнес:

                      "Чем ты смущен? Я это сердцем чую".

                      И я ему ответил на вопрос.

                  127 "Храни, как слышал, правду роковую

                      Твоей судьбы", - мне повелел поэт.

                      Потом он поднял перст: "Но знай другую:

                  130 Когда ты вступишь в благодатный свет

                      Прекрасных глаз, все видящих правдиво,

                      Постигнешь путь твоих грядущих лет".

                  133 Затем левей он взял неторопливо,

                      И нас от стен повел пологий скат

                      К средине круга, в сторону обрыва,

                  136 Откуда тяжкий доносился смрад.