Данте Алигьери |
Божественная комедия |
|
|
|
|
|
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ 1 Пусть тот, кто хочет знать,
что мне предстало, Вообразит (и образ, внемля
мне, Пусть держит так, как бы
скала держала) 4 Пятнадцать звезд, горящих в
вышине Таким огнем, что он нам блещет в очи, Любую мглу преодолев извне; 7 Вообразит тот Воз, что дни
и ночи На нашем небе вольно
колесит И от круженья дышла - не
короче; 10 И устье рога пусть
вообразит, Направленного от иглы
устоя, Вокруг которой первый круг
скользит; 13 И что они, два знака в небе
строя, Как тот, который, чуя
смертный хлад, Сплела в былые годы дочь Миноя, 16 Свои лучи друг в друге
единят, И эти знаки, преданы
вращенью, Идут - один вперед, другой
назад, - 19 И перед ним возникнет
смутной тенью Созвездие, чей светлый хоровод Меня обвил своей двойною
сенью, 22 С которой все, что опыт нам
несет, Так несравнимо, как теченье
Кьяны С той сферою, что всех
быстрей течет. 25 Не Вакх там воспевался, не
пеаны, Но в божеской природе три
лица И как она и смертная
слияны. 28 Умолкнув, оба замерли венца И устремили к нам свое
сиянье, И вновь их счастью не было конца. 31 В содружестве божеств
прервал молчанье Тот свет, из чьих я слышал
тайников О божьем нищем чудное
сказанье, 34 И молвил: "Раз один из
двух снопов Смолочен, и зерно лежать
осталось, Я и второй обмолотить
готов. 37 Ты думаешь, что в грудь,
откуда бралось Ребро, чтоб вышла нежная
щека, Чье небо миру дорого
досталось,
40 И в ту, которая на все века, Пронзенная, так много
искупила, Что стала всякая вина
легка, 43 Весь свет, вместить который
можно было Природе человеческой, влила Создавшая и ту и эту сила; 46 И странной речь моя тебе
была, Что равного не ведала
второго Душа, чья благость в пятый
блеск вошла. 49 Вняв мой ответ, поймешь,
что это слово С тем, что ты думал, точно
совпадет, И средоточья в круге нет
другого. 52 Все, что умрет, и все, что
не умрет, - Лишь отблеск Мысли, коей
Всемогущий Своей Любовью бытие дает; 55 Затем что животворный Свет,
идущий От Светодавца и единый с
ним, Как и с Любовью, третьей с
ними сущей, 58 Струит лучи, волением
своим, На девять сущностей, как на
зерцала, И вечно остается неделим; 61 Оттуда сходит в низшие
начала, Из круга в круг, и под
конец творит Случайное и длящееся мало; 64 Я под случайным мыслю
всякий вид Созданий, все, что небосвод
кружащий Чрез семя и без семени
плодит. 67 Их воск изменчив, наравне с
творящей Его средой, и потому чекан Дает то смутный оттиск, то
блестящий. 70 Вот почему, при схожести
семян, Бывает качество плодов
неравно, И разный ум вам от рожденья
дан. 73 Когда бы воск был вытоплен
исправно И натиск силы неба был
прямой, То блеск печати выступал бы
явно. 76 Но естество его туманит
мглой, Как если б мастер проявлял
уменье, Но действовал дрожащею
рукой. 79 Когда ж Любовь, расположив
Прозренье, Его печатью Силы нагнела, То возникает высшее
свершенье. 82 Так некогда земная персть
могла Стать совершеннее, чем все
живое; Так приснодева в чреве
понесла. 85 И в том ты прав, что естество
земное Не ведало носителей таких И не изведает, как эти
двое. 88 И если бы на этом я затих: "Так чем его
премудрость несравненна?" - Гласило бы начало слов твоих. 91 Но чтоб открылось то, что
сокровенно, Помысли, кем он был и чем
влеком, Он, услыхав:
"Проси!" - молил смиренно. 94 Я выразил не темным языком, Что он был царь, о разуме
неложном Просивший, чтобы истым быть
царем; 97 Не чтобы знать, в числе их
непреложном, Всех движителей; можно ль
заключить К necesse при necesse и
возможном; 100 И можно ль primum motum
допустить; Иль треугольник в поле
полукружья, Но не прямоугольный,
начертить. 103 Так вот и прежде речь
клонил к тому ж я: Я в царственную мудрость
направлял, Сказав про мудрость, острие
оружья. 106 И ты взглянув ясней на
"восставал", Поймешь, что это значит -
меж царями; Их - множество, а круг
хороших мал. 109 Вот, что моими сказано
словами; Их смысл с твоим сужденьем
совместим О праотце и о любимом нами. 112 Да будет то свинцом к
стопам твоим, Чтобы ты шел неспешно, как
усталый, И к "да", и к
"нет", когда к ним путь незрим; 115 Затем что между шалых -
самый шалый, Кто утверждать берется
наобум Их отрицать с оглядкой
слишком малой. 118 Ведь очень часто
торопливость дум На ложный путь заводит
безрассудно; А там пристрастья связывают
ум. 121 И хуже, чем напрасно, ладит
судно И не таким, как был,
свершит возврат Тот рыбарь правды, чье
уменье скудно. 124 Примерами перед людьми
стоят Брис, Парменид, Мелисс и
остальные, Которые блуждали наугад, 127 Савелий, Арий и глупцы
иные, Что были как мечи для
божьих книг И искривляли лица их
прямые. 130 Никто не думай, что он
столь велик, Чтобы судить; никто не
числи жита, Покуда колос в поле не
поник. 133 Я видел, как угрюмо и
сердито Смотрел терновник, за зиму
застыв, Но миг - и роза на ветвях
раскрыта; 136 Я видел, как, легок и
горделив, Бежал корабль далекою
путиной И погибал, уже входя в
залив. 139 Пусть донна Берта или сэр
Мартино, Раз кто-то щедр, а кто-то
любит красть, О них не судят с богом
заедино; 142 Тот может встать, а этот
может пасть". 1 В округлой чаше от каймы
к средине Спешит вода иль изнутри
к кайме, Смущенная извне иль в
сердцевине. 4 Мне этот образ вдруг
мелькнул в уме, Когда умолкло славное светило И Беатриче тотчас вслед
Фоме 7 В таких словах начать
благоволила, - Настолько совершенно к
их речам Уподобленье это
подходило: 10 "Он хочет, хоть и не
открылся вам Ни голосом, ни даже
помышленьем, В одной из истин
снизойти к корням. 13 Скажите: свет, который
стал цветеньем Природы вашей, будет ли
всегда Вас окружать таким же
излученьем? 16 И если вечно будет, то,
когда Вы станете опять очами
зримы, Как зренью он не
причинит вреда?" 19 Как, налетевшей радостью стремимы, Те, кто крутится в
пляске круговой, Поют звончей и вновь
неутомимы, 22 Так, при словах усердной
просьбы той, Живей сказалась душ святых
отрада Кружением и звуков
красотой. 25 Кто сетует, что смерть
изведать надо, Чтоб в горних жить, - не
знает, не вкусив, Как вечного дождя сладка
прохлада. 28 Единый, двое, трое, тот, кто жив И правит вечно, в трех и
в двух единый, Все, беспредельный, в
свой предел вместив, 31 Трикраты был воспет
святой дружиной Тех духов, и напев так
нежен был, Что всем наградам мог бы
стать вершиной. 34 И вскоре, в самом дивном
из светил Меньшого круга, голос
благочестный, Как, верно, ангел деве
говорил, 37 Ответил так:
"Доколе Рай небесный Длит праздник свой,
любовь, что в нас живет, Лучится этой ризою
чудесной. 40 Ее свеченье пылу вслед
идет, Пыл - зренью вслед, а
зренье-до предела, Который милость сверх
заслуг дает. 43 Когда святое в новой
славе тело Нас облечет, то наше
существо Прекрасней станет,
завершась всецело: 46 Окрепнет свет, которым
божество По благости своей нас
одарило, Свет, нам дающий
созерцать его; 49 И зрения тогда окрепнет
сила, Окрепнет пыл, берущий мощность
в нем, Окрепнет луч, рождаемый
от пыла. 52 Но словно уголь, пышущий
огнем, Господствует над ним
своим накалом, Неодолим в сиянии своем, 55 Так пламень, нас
обвивший покрывалом, Слабее будет в зримости,
чем плоть, Укрытая сейчас могильным
валом. 58 И этот свет не будет
глаз колоть: Орудья тела будут в меру
сильны Для всех услад, что нам
пошлет господь". 61 Казались оба хора так
умильны, Стремясь
"Аминь!" проговорить скорей, Что им был явно дорог
прах могильный, - 64 Быть может, и не свой, а матерей, Отцов и всех, любимых в
мире этом И ставших вечной чередой
огней. 67 И вот кругом, сияя
ровным светом, Забрезжил блеск над
окаймлявшим нас, Подобный горизонту пред
рассветом. 70 И как на небе в
предвечерний час Рождаются мерцанья, чуть
блистая, Которым верит и не верит
глаз, 73 Я видел - новых
бестелесных стая Окрест меня сквозит со
всех сторон, Два прежних круга
третьим окружая. 76 О Духа пламень истинный!
Как он Разросся вдруг, столь
огнезарно ясно, Что взгляд мой не
стерпел и был сражен! 79 Но Беатриче так была
прекрасна И радостна, что это
воссоздать Мое воспоминание не
властно. 82 В ней силу я нашел глаза
поднять И увидал, что вместе с
ней мгновенно Я в высшую вознесся
благодать. 85 Что я поднялся, было
несомненно, Затем что глубь звезды,
раскалена, Смеялась рдяней, чем обыкновенно. 88 Всем сердцем, речью, что
во всех одна, Создателю свершил я
всесожженье За то, что эта милость
мне дана; 91 Еще в груди не кончилось
горенье Творимой жертвы, как уже
я знал, Что господу угодно
приношенье; 94 Затем что сонм огней так
ярко ал Предстал мне в двух
лучах, что, созерцая: "О Гелиос, как
дивно!" - я сказал. 97 Как, меньшими и большими
мерцая Огнями, Млечный Путь
светло горит Меж остий мира, мудрецов
смущая, 100 Так в недрах Марса,
звездами увит, Из двух лучей, слагался знак
священный, Который в рубежах
квадрантов скрыт. 103 Здесь память победила
разум бренный; Затем что этот крест
сверкал Христом В красе, ни с чем на
свете несравненной. 106 Но взявший крест свой,
чтоб идти с Христом, Легко простит мне
упущенья речи, Узрев тот блеск,
пылающий Христом. 109 Сияньем озарив и ствол,
и плечи, Стремились пламена,
искрясь сильней При прохожденье мимо и
при встрече. 112 Так, впрямь и вкривь, то
тише, то быстрей, Подобные изменчивому
рою, Крупинки тел, короче и длинней, 115 Плывут в луче, секущем
полосою Иной раз мрак, который,
хоронясь, Мы создаем искусною
рукою. 118 Как струны арф и
скрипок, единясь, Звенят отрадным гудом неразымно Для тех, кому невнятна в
звуках связь, 121 Так в этих светах,
блещущих взаимно, Песнь вдоль креста столь
дивная текла, Что я пленился, хоть не
понял гимна. 124 Что в нем звучит высокая
хвала, Я понял, слыша:
"Для побед воскресни", Но речь невнятной разуму
была. 127 Я так влюбился в голос
этой песни, И так он мной всецело овладел, Что я вовек не ведал уз
чудесней. 130 Мне скажут, что язык мой
слишком смел И я принизил очи
заревые, В которых всем мечтам
моим предел; 133 Но взвесивший, что в
высоте живые Печати всех красот
мощней царят, А там я к ним поздней
воззрел впервые, 136 Простит мне то, в чем я
виниться рад, Чтоб быть прощенным, и воздаст мне верой; Святой восторг отсюда не
изъят, 139 Затем что он все чище с
каждой сферой. |