Данте Алигьери |
Божественная комедия |
|
|
|
|
|
a name=38>
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ 1 Наложница старинного
Тифона Взошла белеть на
утренний помост, Забыв объятья друга, и
корона 4 На ней сияла из
лучистых звезд, С холодным зверем
сходная чертами, Который бьет нас,
изгибая хвост; 7 И ночь означила двумя
шагами В том месте, где мы
были, свой подъем, И даже третий поникал крылами, 10 Когда, с Адамом в
существе своем, Я на траву склонился,
засыпая, Там, где мы все сидели
впятером. 13 В тот час, когда поет,
зарю встречая, Касатка, и напев ее тосклив, Как будто скорбь ей
памятна былая, 16 И разум наш, себя
освободив От дум и сбросив
тленные покровы, Бывает как бы веще
прозорлив, 19 Мне снилось - надо
мной орел суровый Навис, одетый в
золотистый цвет, Распластанный и
ринуться готовый, 22 И будто бы я там, где
Ганимед, Своих покинув, дивно
возвеличен, Восхищен был в
заоблачный совет. 25 Мне думалось:
"Быть может, он привычен Разить лишь тут, где
он настиг меня, А иначе к добыче безразличен". 28 Меж тем, кругами землю
осеня, Он грозовым перуном
опустился И взмыл со мной до
самого огня. 31 И тут я вместе с ним
воспламенился; И призрачный пожар меня палил С такою силой, что мой
сон разбился. 34 Не меньше вздрогнул
некогда Ахилл, Водя окрест очнувшиеся
веки И сам не зная, где он
их раскрыл, 37 Когда он от Хироновой
опеки Был матерью на Скир
перенесен, Хотя и там его
настигли греки, - 40 Чем вздрогнул я, когда
покинул сон Мое лицо; я побледнел
и хладом Пронизан был, как тот,
кто устрашен. 43 Один Вергилий был со
мною рядом, И третий час сияла
солнцем высь, И море расстилалось
перед взглядом. 46 Мой господин
промолвил: "Не страшись! Оставь сомненья, мы
уже у цели; Не робостью, но силой
облекись! 49 Мы, наконец. Чистилище
узрели: Вот и кругом идущая
скала, А вот и самый вход,
подобный щели. 52 Когда заря была уже
светла, А ты дремал душой, в
цветах почия Среди долины, женщина
пришла, 55 И так она сказала: "Я Лючия; Чтобы тому, кто спит,
помочь верней, Его сама хочу
перенести я". 58 И от Сорделло и других
теней Тебя взяла и, так как
солнце встало, Пошла наверх, и я
вослед за ней. 61 И, здесь тебя оставив,
указала Прекрасными очами этот
вход; И тотчас ни ее, ни сна
не стало". 64 Как тот, кто от
сомненья перейдет К познанью правды и,
ее оплотом Оборонясь, решимость
обретет, 67 Так ожил я; и, видя,
что заботам Моим конец, вождь на
крутой откос Пошел вперед, и я за ним - к
высотам. 70 Ты усмотрел, читатель,
как вознес Я свой предмет; и
поневоле надо, Чтоб вместе с ним и я
в искусстве рос. 73 Мы подошли, и, где
сперва для взгляда В скале чернела только
пустота, Как если трещину дает
ограда, 76 Я увидал перед собой
врата, И три больших ступени,
разных цветом, И вратника,
сомкнувшего уста. 79 Сидел он, как я
различил при этом, Над самой верхней,
чтобы вход стеречь, Таков лицом, что я был
ранен светом. 82 В его руке был
обнаженный меч, Где отраженья солнца
так дробились, Что я глаза старался
оберечь. 85 "Скажите с места:
вы зачем явились? - Так начал он. - Кто
вам дойти помог? Смотрите, как бы вы не
поплатились!" 88 "Жена с небес, а
ей знаком зарок, - Сказал мой вождь, -
явив нам эти сени, Промолвила:
"Идите, вот порог". 91 "Не презрите благих ее
велений! - Нас благосклонный
вратарь пригласил. - Придите же подняться
на ступени". 94 Из этих трех уступов
первый был Столь гладкий и
блестящий мрамор белый, Что он мое подобье
отразил; 97 Второй - шершавый
камень обгорелый, Растресканный и вдоль
и поперек, И цветом словно пурпур
почернелый; 100 И третий, тот, который
сверху лег, - Кусок порфира,
ограненный строго, Огнисто-алый, как
кровавый ток. 103 На нем стопы покоил
вестник бога; Сидел он, обращенный к ступеням, На выступе алмазного
порога. 106 Ведя меня, как я хотел
и сам, По плитам вверх, мне
молвил мой вожатый: "Проси смиренно,
чтоб он отпер нам". 109 И я, благоговением
объятый, К святым стопам, моля
открыть, упал, Себя рукой ударя в
грудь трикраты. 112 Семь Р на лбу моем он
начертал Концом меча и:
"Смой, чтобы он сгинул, Когда войдешь, след
этих ран", - сказал. 115 Как если б кто сухую
землю вскинул Иль разбросал золу,
совсем такой Был цвет его одежд. Из
них он вынул 118 Ключи - серебряный и
золотой; И, белый с желтым взяв
поочередно, Он сделал с дверью
чаемое мной. 121 "Как только тот
иль этот ключ свободно Не ходит в скважине и слаб
нажим, - Сказал он нам, - то и
пытать бесплодно. 124 Один ценней; но чтоб
владеть другим, Умом и знаньем нужно
изощриться, И узел без него неразрешим. 127 Мне дал их Петр, веля
мне ошибиться Скорей впустив, чем
отослав назад, Тех, кто пришел у ног
моих склониться". 130 Потом, толкая створ священных
врат: "Войдите, но
запомните сначала, Что изгнан тот, кто
обращает взгляд". 133 В тот миг, когда
святая дверь вращала В своих глубоких
гнездах стержни стрел Из мощного и звонкого
металла, 136 Не так боролся и не
так гудел Тарпей, лишаясь
доброго Метелла, Которого утратив -
оскудел. 139 Я поднял взор, когда
она взгремела, И услыхал, как сквозь
отрадный гуд Далекое "Те
Deum" долетело. 142 И точно то же
получалось тут, Что слышали мы все
неоднократно, Когда стоят и под орган поют, 145 И пение то внятно, то
невнятно. 1 Тогда мы очутились за
порогом, Заброшенным из-за любви
дурной, Ведущей души по кривым
дорогам, 4 Дверь, загремев,
захлопнулась за мной; И, оглянись я на
дверные своды, Что б я сказал,
подавленный виной? 7 Мы подымались в трещине
породы, Где та и эта двигалась стена, Как набегают, чтоб
отхлынуть, воды. 10 Мой вождь сказал:
"Здесь выучка нужна, Чтоб угадать, какая в
самом деле Окажется надежней
сторона". 13 Вперед мы подвигались
еле-еле, И скудный месяц, канув
глубоко, Улегся раньше на своей
постеле, 16 Чем мы прошли игольное
ушко. Мы вышли там, где горный склон от
края Повсюду отступил
недалеко, 19 Я - утомясь, и вождь и
я - не зная, Куда идти; тропа над
бездной шла, Безлюднее, чем колея степная. 22 От кромки, где
срывается скала, И до стены,
вздымавшейся высоко, Она в три роста шириной
была. 25 Докуда крылья
простирало око, Налево и направо, -
весь извив Дороги этой шел равно
широко. 28 Еще вперед и шагу не
ступив, Я, озираясь, убедился
ясно, Что весь белевший надо
мной обрыв 31 Был мрамор, изваянный
так прекрасно, Что подражать не только
Поликлет, Но и природа стала бы
напрасно. 34 Тот ангел, что земле
принес обет Столь слезно чаемого
примиренья И с неба вековечный
снял завет, 37 Являлся нам в
правдивости движенья Так живо, что ни в чем
не походил На молчаливые
изображенья. 40 Он, я бы клялся,
"Ave!" говорил Склонившейся жене
благословенной, Чей ключ любовь в
высотах отворил. 48 В ее чертах ответ ее
смиренный, "Ессе ancilla
Dei", был ясней, Чем в мягком воске образ впечатленный. 46 "В такой
недвижности не цепеней!" - Сказал учитель мой, ко
мне стоявший Той стороной, где
сердце у людей. 49 Я, отрывая взгляд мой
созерцавший, Увидел за Марией, в
стороне, Где находился мне
повелевавший, 52 Другой рассказ,
иссеченный в стене; Я стал напротив, обойдя
поэта, Чтобы глазам он был
открыт вполне. 55 Изображало изваянье
это, Как на волах святой
ковчег везут, Ужасный тем, кто не
блюдет запрета. 58 И на семь хоров
разделенный люд Мои два чувства
вовлекал в раздоры; Слух скажет:
"Нет", а зренье: "Да, поют". 61 Как и о дыме ладанном,
который Там был изображен, глаз
и ноздря О "да" и
"нет" вели друг с другом споры. 64 А впереди священного
ларя Смиренный Псалмопевец,
пляс творящий, И больше был, и меньше
был царя. 67 Мелхола, изваянная
смотрящей Напротив из окна
больших палат, Имела облик гневной и
скорбящей. 70 Я двинулся, чтобы
насытить взгляд Другою повестью,
которой вправо, Вслед за Мелхолой, продолжался ряд. 73 Там возвещалась
истинная слава Того владыки римлян,
чьи дела Григорий обессмертил
величаво. 76 Вдовица, ухватясь за
удила, Молила императора Траяна И слезы, сокрушенная,
лила. 79 От всадников тесна была
поляна, И в золоте колеблемых
знамен Орлы парили, кесарю
охрана. 82 Окружена людьми со всех сторон, Несчастная звала с
тоской во взоре: "Мой сын убит, он
должен быть отмщен!" 85 И кесарь ей:
"Повремени, я вскоре Вернусь". -
"А вдруг, - вдовица говорит, Как всякий тот, кого
торопит горе, - 88 Ты не вернешься?"
Он же ей: "Отмстит Преемник мой". А
та: "Не оправданье - Когда другой добро за
нас творит". 91 И он: "Утешься!
Чтя мое призванье, Я не уйду, не сотворив
суда. Так требуют мой долг и
состраданье". 94 Кто нового не видел
никогда, Тот создал чудо этой
речи зримой, Немыслимой для
смертного труда. 97 Пока мой взор впивал,
неутомимый, Смирение всех этих душ
людских, Все, что изваял мастер
несравнимый, 100 "Оттуда к нам, но шаг
их очень тих, - Шепнул поэт, - идет
толпа густая; Путь к высоте узнаем мы
у них". 103 Мои глаза, которые,
взирая, Пленялись созерцаньем
новизны, К нему метнулись, мига
не теряя. 106 Читатель, да не будут
смущены Твоей души благие
помышленья Тем, как господь
взымает долг с вины. 109 Подумай не о тягости
мученья, А о конце, о том, что
крайний час Для худших мук - час
грозного решенья. 112 Я начал так: "То,
что идет на нас, И на людей по виду
непохоже, А что идет - не
различает глаз". 115 И он в ответ:
"Едва ль есть кара строже, И ею так придавлены
они, Что я и сам сперва не
понял тоже. 118 Но присмотрись и
зреньем расчлени, Что движется под этими
камнями: Как бьют они самих
себя, взгляни!" 121 О христиане, гордые
сердцами, Несчастные, чьи тусклые
умы Уводят вас попятными путями! 124 Вам невдомек, что
только черви мы, В которых зреет мотылек
нетленный, На божий суд взлетающий
из тьмы! 127 Чего возносится ваш дух
надменный, Коль сами вы не
разнитесь ничуть От плоти червяка
несовершенной? 130 Как если истукан
какой-нибудь, Чтоб крыше иль навесу
дать опору, Колени, скрючась,
упирает в грудь 133 И мнимой болью
причиняет взору Прямую боль; так,
наклонясь вперед, И эти люди обходили
гору. 136 Кто легче нес, а кто
тяжеле гнет, И так, согбенный, двигался по
краю; Но с виду терпеливейший
и тот 139 Как бы взывал в слезах:
"Изнемогаю!" |