Данте Алигьери |
Божественная комедия |
|
|
|
|
|
ПЕСНЬ ПЯТАЯ 1 Вослед вождю, послушливым
скитальцем, Я шел от этих теней все
вперед, Когда одна, указывая
пальцем, 4 Вскричала: "Гляньте,
слева луч нейдет От нижнего, да и по всем
приметам Он словно как живой себя
ведет!" 7 Я обратил глаза при слове
этом И увидал, как изумлен их
взгляд Мной, только мной и
рассеченным светом. 10 "Ужель настолько,
чтоб смотреть назад, - Сказал мой вождь, - они
твой дух волнуют? Не все ль равно, что люди
говорят? 13 Иди за мной, и пусть себе
толкуют! Как башня стой, которая
вовек Не дрогнет, сколько ветры
ни бушуют! 16 Цель от себя отводит
человек, Сменяя мысли каждое
мгновенье: Дав ход одной, другую он
пресек". 19 Что мог бы я промолвить в
извиненье? "Иду", - сказал
я, краску чуя сам, Дарующую иногда прощенье. 22 Меж тем повыше, идя
накрест нам, Толпа людей на склоне
появилась И пела
"Miserere", по стихам. 25 Когда их зренье точно
убедилось, Что сила света сквозь меня
не шла, Их песнь глухим и долгим
"О!" сменилась. 28 И тотчас двое, как бы два
посла, Сбежали к нам спросить:
"Скажите, кто вы, И участь вас какая
привела?" 31 И мой учитель: "Мы
сказать готовы, Чтоб вы могли поведать
остальным, Что этот носит смертные
покровы. 94 И если их смутила тень за ним, То все объяснено таким
ответом: Почтенный ими, он поможет
им". 37 Я не видал, чтоб в сумраке
нагретом Горящий пар быстрей
прорезал высь Иль облака заката поздним
летом, 40 Чем те наверх обратно
поднялись; И тут на нас помчалась вся
их стая, Как взвод несется, ускоряя
рысь. 43 "Сюда их к нам валит
толпа густая, Чтобы тебя просить, -
сказал поэт. - Иди все дальше, на ходу
внимая". 46 "Душа, идущая в
блаженный свет В том образе, в котором в
жизнь вступала, Умерь свой шаг! - они
кричали вслед. - 49 Взгляни на нас: быть
может, нас ты знала И весть прихватишь для
земной страны? О, не спеши так! Выслушай
сначала! 52 Мы были все в свой час умерщвлены И грешники до смертного
мгновенья, Когда, лучом небес
озарены, 55 Покаялись, простили
оскорбленья И смерть прияли в мире с
божеством, Здесь нас томящим жаждой
лицезренья". 58 И я: "Из вас никто
мне не знаком; Чему, скажите, были бы вы
рады, И я, по мере сил моих, во
всем 61 Готов служить вам, ради
той отрады, К которой я, по следу этих
ног, Из мира в мир иду сквозь
все преграды". 64 Один сказал: "К чему
такой зарок? В тебе мы верим доброму
желанью, И лишь бы выполнить его ты
мог! 67 Я, первый здесь взывая к состраданью, Прошу тебя: когда придешь
к стране, Разъявшей землю Карла и
Романью, 70 И будешь в Фано, вспомни
обо мне, Чтоб за меня воздели к
небу взоры, Дабы я мог очиститься
вполне. 73 Я сам оттуда; но удар,
который Дал выход крови, где душа
жила, Я встретил там, где
властны Антеноры 76 И где вовеки я не чаял
зла; То сделал Эсте, чья
враждебность шире Пределов справедливости
была. 79 Когда бы я бежать пустился
к Мире, В засаде под Орьяко
очутясь, Я до сих пор дышал бы в
вашем мире, 82 Но я подался в камыши и
грязь; Там я упал; и видел, как в
трясине Кровь жил моих затоном
разлилась". 85 Затем другой: "О, да
взойдешь к вершине, Надежду утоленную познав, И да не презришь и мою
отныне! 88 Я был Бонконте,
Монтефельтрский граф. Забытый всеми, даже и
Джованной, Я здесь иду среди
склоненных глав". 91 И я: "Что значил этот случай
странный, Что с Кампальдино ты исчез
тогда И где-то спишь в могиле
безымянной?" 94 "О! - молвил он. -
Есть горная вода, Аркьяно; ею, вниз от
Камальдоли, Изрыта Казентинская гряда. 97 Туда, где имя ей не нужно
боле, Я, ранен в горло, идя
напрямик, Пришел один, окровавляя
поле. 100 Мой взор погас, и замер
мой язык На имени Марии; плоть
земная Осталась там, где я к
земле поник. 103 Знай и поведай людям:
ангел Рая Унес меня, и ангел адских
врат Кричал: "Небесный! Жадность-то
какая! 106 Ты вечное себе присвоить
рад И, пользуясь слезинкой,
поживиться; Но прочего меня уж не
лишат!" 109 Ты знаешь сам, как в
воздухе клубится Пар, снова истекающий
водой, Как только он, поднявшись,
охладится. 112 Ум сочетая с волей вечно
злой И свой природный дар
пуская в дело, Бес двинул дым и ветер над
землей. 115 Долину он, как только
солнце село, От Пратоманьо до большой
гряды Покрыл туманом; небо
почернело, 118 И воздух стал тяжелым от
воды; Пролился дождь, стремя по
косогорам Все то, в чем почве не было нужды, 121 Потоками свергаясь в беге
скором К большой реке, переполняя
дол И все сметая бешеным
напором. 124 Мой хладный труп на берегу
нашел Аркьяно буйный; как обломок некий, Закинул в Арно; крест из
рук расплел, 127 Который я сложил, смыкая
веки: И, мутною обвив меня
волной, Своей добычей придавил
навеки". 130 "Когда ты возвратишься в
мир земной И тягости забудешь
путевые, - Сказала третья тень вослед
второй, - 133 То вспомни также обо мне,
о Пии! Я в Сьене жизнь, в Маремме
смерть нашла, Как знает тот, кому во дни
былые 136 Я, обручаясь, руку
отдала". 1 Когда кончается игра в
три кости, То проигравший снова их
берет И мечет их один, в унылой злости; 4 Другого провожает весь
народ; Кто спереди зайдет, кто
сзади тронет, Кто сбоку за себя словцо
ввернет. 7 А тот идет и только ухо
клонит; Подаст кому, - идти уже
вольней, И так он понемногу всех
разгонит. 10 Таков был я в густой
толпе теней, Чье множество казалось
превелико, И, обещая, управлялся с
ней. 13 Там аретинец был, чью
жизнь так дико Похитил Гин ди Такко;
рядом был В погоне утонувший;
Федерико 16 Новелло, руки протянув,
молил; И с ним пизанец, некогда
явивший В незлобивом Марцукко
столько сил; 19 Граф Орсо был средь них;
был дух, твердивший, Что он враждой и
завистью убит, Его безвинно с телом
разлучившей, - 22 Пьер де ла Бросс;
брабантка пусть спешит, Пока жива, с молитвами
своими, Не то похуже стадо ей
грозит. 25 Когда я, наконец,
расстался с ними, Просившими, чтобы просил другой, Дабы скорей им сделаться
святыми, 28 Я начал так: "Я
помню, светоч мой, Ты отрицал, в стихе,
тобою спетом, Что суд небес смягчается
мольбой; 31 А эти люди просят лишь
об этом. Иль их надежда тщетна,
или мне Твои слова не озарились
светом?" 34 Он отвечал: "Они
ясны вполне, И этих душ надежда не напрасна, Когда мы трезво поглядим
извне. 37 Вершина правосудия
согласна, Чтоб огнь любви мог
уничтожить вмиг Долг, ими здесь платимый
повсечасно. 40 А там, где стих мой у
меня возник, Молитва не служила
искупленьем, И звук ее небес бы не
достиг. 43 Но не смущайся тягостным
сомненьем: Спроси у той, которая
прольет Свет между истиной и разуменьем. 46 Ты понял ли, не знаю:
речь идет О Беатриче. Там, на выси
горной, Она с улыбкой,
радостная, ждет". 49 И я: "Идем же
поступью проворной; Уже и сам я меньше
утомлен, А видишь - склон оделся
тенью черной". 52 "Сегодня мы
пройдем, - ответил он, - Как можно больше; много
- не придется, И этим ты напрасно
обольщен. 55 Пока взойдешь, не раз
еще вернется Тот, кто сейчас уже
горой закрыт, Так что и луч вокруг
тебя не рвется. 58 Но видишь - там какой-то
дух сидит, Совсем один, взирая к нам
безгласно; Он скажет нам, где
краткий путь лежит". 61 Мы шли к нему. Как гордо
и бесстрастно Ты ждал, ломбардский
дух, и лишь едва Водил очами, медленно и властно! 64 Он про себя таил свои
слова, Нас, на него идущих
озирая С осанкой отдыхающего
льва. 67 Вождь подошел к нему
узнать, какая Удобнее дорога к вышине; Но он, на эту речь не
отвечая - 70 Спросил о нашей жизни и
стране. Чуть
"Мантуя..." успел сказать Вергилий, Как дух, в своей
замкнутый глубине, 73 Встал, и уста его
проговорили: "О мантуанец, я же
твой земляк, Сорделло!" И они
объятья слили. 76 Италия, раба, скорбей
очаг, В великой буре судно без
кормила, Не госпожа народов, а
кабак! 79 Здесь доблестной душе
довольно было Лишь звук услышать милой
стороны, Чтобы она сородича
почтила; 82 А у тебя не могут без
войны Твои живые, и они
грызутся, Одной стеной и рвом
окружены. 85 Тебе, несчастной, стоит
оглянуться На берега твои и города: Где мирные обители
найдутся? 88 К чему тебе подправил
повода Юстиниан, когда седло
пустует? Безуздой, меньше было бы
стыда. 91 О вы, кому молиться
долженствует, Так чтобы Кесарь не
слезал с седла, Как вам господне слово
указует, - 94 Вы видите, как эта
лошадь зла, Уже не укрощаемая шпорой С тех пор, как вы
взялись за удила? 97 И ты, Альберт немецкий,
ты, который Был должен утвердиться в
стременах, А дал ей одичать, - да
грянут скорой 100 И правой карой звезды в
небесах На кровь твою, как ни на
чью доселе, Чтоб твой преемник ведал
вечный страх! 103 Затем что ты и твой отец
терпели, Чтобы пустынней стал
имперский сад, А сами, сидя дома,
богатели. 106 Приди, беспечный, кинуть
только взгляд: Мональди, Филиппески,
Каппеллетти, Монтекки, - те в слезах,
а те дрожат! 109 Приди, взгляни на знать
свою, на эти Насилия, которые мы зрим, На Сантафьор во мраке
лихолетий! 112 Приди, взгляни, как
сетует твой Рим, Вдова, в слезах зовущая
супруга: "Я Кесарем покинута
моим!" 115 Приди, взгляни, как
любят все друг друга! И, если нас тебе не
жаль, приди Хоть устыдиться нашего
недуга! 118 И, если смею, о
верховный Дий, За род людской казненный
казнью крестной, Свой правый взор от нас
не отводи! 121 Или, быть может, в
глубине чудесной Твоих судеб ты нам
готовишь клад Великой радости, для нас
безвестной? 124 Ведь города Италии кишат Тиранами, и в образе
клеврета Любой мужик пролезть в
Марцеллы рад. 127 Флоренция моя, тебя все
это Касаться не должно, ты -
вдалеке, В твоем народе каждый - муж совета! 130 У многих правда - в
сердце, в тайнике, Но необдуманно
стрельнуть - боятся; А у твоих она на языке 133 Иные общим делом
тяготятся; А твой народ, участливый
к нему, Кричит незваный: "Я
согласен взяться!" 136 Ликуй же ныне, ибо есть
чему: Ты мирна, ты разумна, ты
богата! А что я прав, то видно
по всему. 139 И Спарта, и Афины, где
когда-то Гражданской правды
занялась заря, Перед тобою - малые
ребята: 142 Тончайшие уставы
мастеря, Ты в октябре примеришь
их, бывало, И сносишь к середине
ноября. 145 За краткий срок ты
сколько раз меняла Законы, деньги, весь
уклад и чин И собственное тело
обновляла! 148 Опомнившись хотя б на
миг один, Поймешь сама, что ты -
как та больная, Которая не спит среди
перин, 151 Ворочаясь и отдыха не
зная. |