Данте Алигьери

Божественная комедия

                                                                                                                                                                      

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

 

 

                     1 Вид этих толп и этого терзанья

                       Так упоил мои глаза, что мне

                       Хотелось плакать, не тая страданья.

 

                     4 "Зачем твой взор прикован к глубине?

                       Чего ты ищешь, - мне сказал Вергилий, -

                       Среди калек на этом скорбном дне?

 

                     7 Другие рвы тебя не так манили;

                       Знай, если душам ты подводишь счет,

                       Что путь их - в двадцать две окружных мили.

 

                    10 Уже луна у наших ног плывет;

                       Недолгий срок осталось нам скитаться,

                       И впереди тебя другое ждет".

 

                    13 Я отвечал: "Когда б ты мог дознаться,

                       Что я хотел увидеть, ты и сам

                       Велел бы мне, быть может, задержаться".

 

                    16 Так говоря в ответ его словам,

                       Уже я шел, а впереди вожатый,

                       И я добавил: "В этой яме, там,

 

                    19 Куда я взор стремил, тоской объятый,

                       Один мой родич должен искупать

                       Свою вину, платя столь тяжкой платой".

 

                    22 И вождь: "Раздумий на него не трать;

                       Что ты его не встретил, - нет потери,

                       И не о нем ты должен помышлять.

 

                    25 Я видел с моста: гневен в высшей мере,

                       Он на тебя указывал перстом;

                       Его, я слышал, кто-то назвал Джери.

 

                    28 Ты в это время думал о другом,

                       Готфорского приметив властелина,

                       И не видал; а он ушел потом".

 

                    31 И я: "Мой вождь, насильная кончина,

                       Которой не отмстили за него

                       Те, кто понес бесчестье, - вот причина

 

                    34 Его негодованья; оттого

                       Он и ушел, со мною нелюдимый;

                       И мне тем больше стало жаль его".

 

                    37 Так говоря, на новый свод взошли мы,

                       Над следующим рвом, и, будь светлей,

                       Нам были бы до самой глуби зримы

 

                    40 Последняя обитель Злых Щелей

                       И вся ее бесчисленная братья;

                       Когда мы стали, в вышине, над ней,

 

                    43 В меня вонзились вопли и проклятья,

                       Как стрелы, заостренные тоской;

                       От боли уши должен был зажать я.

 

                    46 Какой бы стон был, если б в летний зной

                       Собрать гуртом больницы Вальдикьяны,

                       Мареммы и Сардиньи и в одной

 

                    49 Сгрудить дыре, - так этот ров поганый

                       Вопил внизу, и смрад над ним стоял,

                       Каким смердят гноящиеся раны.

 

                    52 Мой вождь и я сошли на крайний вал,

                       Свернув, как прежде, влево от отрога,

                       И здесь мой взгляд живее проникал

 

                    55 До глуби, где, служительница бога,

                       Суровая карает Правота

                       Поддельщиков, которых числит строго.

 

                    58 Едва ли горше мука разлита

                       Была над вымирающей Эгиной,

                       Когда зараза стала так люта,

 

                    61 Что все живые твари до единой

                       Побило мором, и былой народ

                       Воссоздан был породой муравьиной,

 

                    64 Как из певцов иной передает, -

                       Чем здесь, где духи вдоль по дну слепому

                       То кучами томились, то вразброд.

 

                    67 Кто на живот, кто на плечи другому

                       Упав, лежал, а кто ползком, в пыли,

                       По скорбному передвигался дому.

 

                    70 За шагом шаг, мы молчаливо шли,

                       Склоняя взор и слух к толпе болевших,

                       Бессильных приподняться от земли.

 

                    73 Я видел двух, спина к спине сидевших,

                       Как две сковороды поверх огня,

                       И от ступней по темя острупевших.

 

                    76 Поспешней конюх не скребет коня,

                       Когда он знает - господин заждался,

                       Иль утомившись на исходе дня,

 

                    79 Чем тот и этот сам в себя вгрызался

                       Ногтями, чтоб на миг унять свербеж,

                       Который только этим облегчался.

 

                    82 Их ногти кожу обдирали сплошь,

                       Как чешую с крупночешуйной рыбы

                       Или с леща соскабливает нож.

 

                    85 "О ты, чьи все растерзаны изгибы,

                       А пальцы, словно клещи, мясо рвут, -

                       Вождь одному промолвил, - не могли бы

 

                    88 Мы от тебя услышать, нет ли тут

                       Каких латинян? Да не обломаешь

                       Вовек ногтей, несущих этот труд!"

 

                    91 Он всхлипнул так: "Ты и сейчас взираешь

                       На двух латинян и на их беду.

                       Но кто ты сам, который вопрошаешь?"

 

                    94 И вождь сказал: "Я с ним, живым, иду

                       Из круга в круг по темному простору,

                       Чтоб он увидел все, что есть в Аду".

 

                    97 Тогда, сломав взаимную опору,

                       Они, дрожа, взглянули на меня,

                       И все, кто был свидетель разговору.

 

                   101 Учитель, ясный взор ко мне склоня,

                       Сказал: "Скажи им, что тебе угодно".

                       И я, охотно волю подчиня:

 

                   103 "Пусть память ваша не прейдет бесплодно

                       В том первом мире, где вы рождены,

                       Но много солнц продлится всенародно!

 

                   106 Скажите, кто вы, из какой страны;

                       Вы ваших омерзительных мучений

                       Передо мной стыдиться не должны".

 

                   109 "Я из Ареццо; и Альберо в Сьене, -

                       Ответил дух, - спалил меня, хотя

                       И не за то, за что я в царстве теней.

 

                   112 Я, правда, раз ему сказал, шутя:

                       "Я и полет по воздуху изведал";

                       А он, живой и глупый, как дитя,

 

                   115 Просил его наставить; так как Дедал

                       Не вышел из него, то тот, кому

                       Он был как сын, меня сожженью предал.

 

                   118 Но я алхимик был, и потому

                       Минос, который ввек не ошибется,

                       Меня послал в десятую тюрьму".

 

                   121 И я поэту: "Где еще найдется

                       Народ беспутней сьенцев? И самим

                       Французам с ними нелегко бороться!"

 

                   124 Тогда другой лишавый, рядом с ним,

                       Откликнулся: "За исключеньем Стрикки,

                       Умевшего в расходах быть скупым;

 

                   127 И Никколо, любителя гвоздики,

                       Которую он первый насадил

                       В саду, принесшем урожай великий;

 

                   130 И дружества, в котором прокутил

                       Ашанский Качча и сады, и чащи,

                       А Аббальято разум истощил.

 

                   133 И чтоб ты знал, кто я, с тобой трунящий

                       Над сьенцами, всмотрись в мои черты

                       И убедись, что этот дух скорбящий -

 

                   136 Капоккьо, тот, что в мире суеты

                       Алхимией подделывал металлы;

                       Я, как ты помнишь, если это ты,

 

                   139 Искусник в обезьянстве был немалый".

 

 

ПЕСНЬ ТРИДЦАТАЯ

 

 

                    1 В те дни, когда Юнона воспылала

                      Из-за Семелы гневом на фивян,

                      Как многократно это показала, -

 

                    4 На разум Афаманта пал туман,

                      И, на руках увидев у царицы

                      Своих сынов, безумством обуян,

 

                    7 Царь закричал: "Поставим сеть для львицы

                      Со львятами и путь им преградим!" -

                      И, простирая когти хищной птицы,

 

                   10 Схватил Леарха, размахнулся им

                      И раздробил младенца о каменья;

                      Мать утопилась вместе со вторым.

 

                   13 И в дни, когда с вершины дерзновенья

                      Фортуна Трою свергла в глубину

                      И сгинули владетель и владенья,

 

                   16 Гекуба, в горе, в бедствиях, в плену,

                      Увидев Поликсену умерщвленной,

                      А там, где море в берег бьет волну,

 

                   19 Труп Полидора, страшно искаженный,

                      Залаяла, как пес, от боли взвыв:

                      Не устоял рассудок потрясенный.

 

                   22 Но ни троянский гнев, ни ярость Фив

                      Свирепей не являли исступлений,

                      Зверям иль людям тело изъязвив,

 

                   25 Чем предо мной две бледных голых тени,

                      Которые, кусая всех кругом,

                      Неслись, как боров, поломавший сени.

 

                   28 Одна Капоккьо в шею вгрызлась ртом

                      И с ним помчалась; испуская крики,

                      Он скреб о жесткий камень животом.

 

                   31 Дрожа всем телом: "Это Джанни Скикки, -

                      Промолвил аретинец. - Всем постыл,

                      Он донимает всех, такой вот дикий".

 

                   34 "О, чтоб другой тебя не укусил!

                      Пока он здесь, дай мне ответ нетрудный,

                      Скажи, кто он", - его я попросил.

 

                   37 Он молвил: "Это Мирры безрассудной

                      Старинный дух, той, что плотских утех

                      С родным отцом искала в страсти блудной,

 

                   40 Она такой же с ним свершила грех,

                      Себя подделав и обману рада,

                      Как тот, кто там бежит, терзая всех,

 

                   43 Который, пожелав хозяйку стада,

                      Подделал старого Буозо, лег

                      И завещанье совершил, как надо".

 

                   46 Когда и тот, и этот стал далек

                      Свирепый дух, мой взор, опять спокоен,

                      К другим несчастным обратиться мог.

 

                   49 Один совсем как лютня был устроен;

                      Ему бы лишь в паху отсечь долой

                      Весь низ, который у людей раздвоен.

 

                   32 Водянка порождала в нем застой

                      Телесных соков, всю его середку

                      Раздув несоразмерно с головой.

 

                   55 И он, от жажды разевая глотку,

                      Распялил губы, как больной в огне,

                      Одну наверх, другую к подбородку.

 

                   58 "Вы, почему-то здравыми вполне

                      Сошедшие в печальные овраги, -

                      Сказал он нам, - склоните взор ко мне!

 

                   61 Вот казнь Адамо, мастера-бедняги!

                      Я утолял все прихоти свои,

                      А здесь я жажду хоть бы каплю влаги.

 

                   64 Все время казентинские ручьи,

                      С зеленых гор свергающие в Арно

                      По мягким руслам свежие струи,

 

                   67 Передо мною блещут лучезарно.

                      И я в лице от этого иссох;

                      Моя болезнь, и та не так коварна.

 

                   70 Там я грешил, там схвачен был врасплох,

                      И вот теперь - к местам, где я лукавил,

                      Я осужден стремить за вздохом вздох.

 

                   73 Я там, в Ромене, примесью бесславил

                      Крестителем запечатленный сплав,

                      За что и тело на костре оставил.

 

                   76 Чтоб здесь увидеть, за их гнусный нрав,

                      Тень Гвидо, Алессандро иль их братца,

                      Всю Бранду я отдам, возликовав.

 

                   79 Один уж прибыл, если полагаться

                      На этих буйных, бегающих тут.

                      Да что мне в этом, раз нет сил подняться?

 

                   82 Когда б я был чуть-чуть поменьше вздут,

                      Чтоб дюйм пройти за сотню лет усилий,

                      Я бы давно предпринял этот труд,

 

                   85 Ища его среди всей этой гнили,

                      Хотя дорожных миль по кругу здесь

                      Одиннадцать да поперек полмили.

 

                   88 Я из-за них обезображен весь;

                      Для них я подбавлял неутомимо

                      К флоринам трехкаратную подмесь".

 

                   91 И я: "Кто эти двое, в клубе дыма,

                      Как на морозе мокрая рука,

                      Что справа распростерты недвижимо?"

 

                   94 Он отвечал: "Я их, к щеке щека,

                      Так и застал, когда был втянут Адом;

                      Лежать им, видно, вечные века.

 

                   97 Вот лгавшая на Иосифа; а рядом

                      Троянский грек и лжец Синон; их жжет

                      Горячка, потому и преют чадом".

 

                  100 Сосед, решив, что не такой почет

                      Заслуживает знатная особа,

                      Ткнул кулаком в его тугой живот.

 

                  103 Как барабан, откликнулась утроба;

                      Но мастер по лицу его огрел

                      Рукой, насколько позволяла злоба,

 

                  106 Сказав ему: "Хоть я отяжелел

                      И мне в движенье тело непокорно,

                      Рука еще годна для этих дел".

 

                  109 "Шагая в пламя, - молвил тот задорно, -

                      Ты был не так-то на руку ретив,

                      А деньги бить она была проворна".

 

                  112 И толстопузый: "В этом ты правдив,

                      Куда правдивей, чем когда троянам

                      Давал ответ, душою покривив".

 

                  115 И грек: "Я словом лгал, а ты - чеканом!

                      Всего один проступок у меня,

                      А ты всех бесов превзошел обманом!"

 

                  118 "Клятвопреступник, вспомни про коня, -

                      Ответил вздутый, - и казнись позором,

                      Всем памятным до нынешнего дня!"

 

                  121 "А ты казнись, - сказал Синон, - напором

                      Гнилой водицы, жаждой иссушен

                      И животом заставясь, как забором!"

 

                  124 Тогда монетчик: "Искони времен

                      Твою гортань от скверны раздирало;

                      Я жажду, да, и соком наводнен,

 

                  127 А ты горишь, мозг болью изглодало,

                      И ты бы кинулся на первый зов

                      Лизнуть разок Нарциссово зерцало".

 

                  130 Я вслушивался в звуки этих слов,

                      Но вождь сказал: "Что ты нашел за диво?

                      Я рассердиться на тебя готов".

 

                  133 Когда он так проговорил гневливо,

                      Я на него взглянул с таким стыдом,

                      Что до сих пор воспоминанье живо.

 

                  136 Как тот, кто, удрученный скорбным сном,

                      Во сне хотел бы, чтобы это снилось,

                      О сущем грезя, как о небылом,

 

                  139 Таков был я: мольба к устам теснилась;

                      Я ждал, что, вняв ей, он меня простит,

                      И я не знал, что мне уже простилось.

 

                  142 "Крупней вину смывает меньший стыд, -

                      Сказал мой вождь, - и то, о чем мы судим,

                      Тебя уныньем пусть не тяготит.

 

                  145 Но знай, что я с тобой, когда мы будем

                      Идти, быть может, так же взор склонив

                      К таким вот препирающимся людям:

 

                  148 Позыв их слушать - низменный позыв".

 

 

 

 

 

Hosted by uCoz