Введение

Поэтому духовным деятелям то и дело приходится встречаться с теми, кого такие общие ответы, как “наука доказала”, “церковь учит”, или “это ведет свое начало от апостолов” — совершенно не удовлетворяет.

Многие, не довольствуясь общим признанием вековых наслоений в христианской церкви, хотели бы знать, когда и при каких обстоятельствах эти наслоения появились, а также, что говорит по каждому отдельному вопросу авторитет христианства — Священное Писание.

При составлении настоящей книги я и наметил поэтому двоякую цель. Во-первых, познакомить читателя с историческим происхождением некоторых церковных правил, установлений и обихода и, во-вторых, показать, что говорит о них Слово Божие.

Затрагивая вопросы, по настоящее время окутанные туманом вековых споров, и называя вещи их собственными именами, независимо даже от моих личных взглядов и убеждений, я вполне учитываю, что истинные слова не всем будут приятны, а поэтому мой труд у многих не встретит должного отношения.

Савонаролу, известного флорентийского проповедника правды, казнили за то, что он старался открыть людям, как далеко христианская церковь тех времен ушла от “простоты во Христе” (2 Кор. 11, 3).

Яна Гуса сожгли на костре.

Мартин Лютер чудом избежал той же участи.

Так было и так будет, с тою только разницею, что тогда уничтожали “автора” тезисов, а теперь, пожалуй, ограничатся только его тезисами.

Во всей человеческой истории трудно найти вражду, которая бы длилась дольше, чем вражда, разделяющая христианство ортодоксальное по традициям, с христианством личным по убеждению.

Поэтому я горячо молюсь, чтобы, касаясь самых больных мест вероучения той или иной христианской группировки, не только не поддаться какому-либо недоброму чувству, но даже мысленно не осудить кого и, тем самым, не погрешить против Бога и ближнего.

Держаться всецело Слова Божия, и во всех спорных случаях предоставить последнее и заключительное слово Священному Писанию.

Быть совершенно свободным от малейшей духовной гордости. Не допустить презрительного отношения к вещам, которые по-прежнему остаются для некоторых читателей священными.

Быть абсолютно свободным от страха пред людьми и от преклонения пред человеческим авторитетом, зная, что не тот еретик, кто нарушает людские установления, а тот, кто не считается с прямыми требованиями Божьими, заключенными в Св. Писании.

Каждый вопрос рассмотреть и осветить в духе любви, памятуя, что отсутствие последней делает человека недальновидным и недобрым.

Наконец, помнить, что цель настоящего исследования заключается, конечно, не в том, чтобы доказать кому-то ошибочность его суждений и одновременно утвердить истинность суждений моих, а в том, чтобы беспристрастно ответить на вопрос: “Откуда все это появилось?” и указать, что говорит по этому поводу Писание. Пусть же любовь Христова усладит всю горечь истины, дабы книга эта действительно достигла своей цели.

Среди многих источников, как русских, так и иностранных, которыми я пользовался при составлении этой книги, я хочу особенно отметить следующие: “Изложение христианской православной веры” протоиерея Петра Смирнова; “Очерки церковной истории” Курцау; “История церкви” Евсения; “Догматическое богословие православной, католической, восточной церкви” доктора богословия архимандрита Антония; “Всеобщая история” П. Виноградова, “Римская история” Ф. Моммсена в переводе В. П. Неведомского; “Рассказы по русской истории” С. П. Мельгунова и В. А. Петрушевского; “Всеобщая история Христианской церкви” К. П. Е.; “Православное противосектантское руководство” (излож. по соч. Д. И. Боголюбова протоиереем И. Богоявленским) и др.

Да послужит эта книга благословением для каждого, кто с нею встретится. Да смягчит Господь сердце и да просветит ум читателя предубежденного — в этом мое желание и моя молитва.

Автор

НЕБЕСНОЕ И ЗЕМНОЕ

 Слово Божие и человеческие установления никогда не были дружны.

“Блажен читающий и слушающий слова пророчества сего, и соблюдающий написанное в нем; ибо время близко. И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей. И если кто отнимет, что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей” (Откр. 1,3; 22, 18-19).

“Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатию Христовою так скоро переходите к иному благовествованию, которое впрочем не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово.

Но если бы даже мы, или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема” (Гал. 1, 6-8).

Из приведенных выше слов Священного Писания мы видим, что Бог под угрозой проклятия и вечной гибели запрещает прибавлять, убавлять, умалять и изменять что-либо в учении Иисуса Христа и Его апостолов.

Однако исторические факты, с которыми читатель познакомится на страницах этой книги, свидетельствуют о том, как легко человек отступает от истины Св. Писания и как постепенно переходит он от одного заблуждения к другому, открыто нарушая волю Господню.

В течение первого и половине второго веков учение Христово сохранялось Церковью во всей его полноте и чистоте. Нам известно из церковной истории, что вплоть до пятого века церковь христианская была еще сильна верой и истиной, и легко справлялась с появившимися тогда заблуждениями и сектами, противопоставляя их лжеучениям истину Св. Писания. Можно с уверенностью сказать, что даже в конце этого периода, когда во главе христианской церкви уже стоял фактически римский император Константин (в духовном возрождении которого многие историки сомневаются), а в церковь проникли ради мирских выгод люди совершенно не обращенные, благодаря чему духовный и нравственный уровень церкви сильно понизился, учение Христа, как таковое, все же сохранилось в значительной чистоте.

Но в самом конце четвертого и в продолжении всего пятого века борьба за церковное главенство и злоупотребления вселенских соборов усиленно способствовали многим отступлениям от Истины и “простоты во Христе” (2 Кор. 11, 3).

История христианской церкви различает в своем развитии два главных периода: первый — со дня сошествия Святого Духа на апостолов до начала четвертого века и второй — от четвертого века вплоть до настоящего времени.

Первый период принято называть “древнеапостольской церковью”, второй — “церковью исторической”.

В первый период (древнеапостольский) церковь Христова мужественно переносит преследования иудеев, претерпевает затем десять жестоких гонений императоров, но, усиливаясь, крепнет и, несмотря на тяжкие испытания, продолжает поддерживать единство, твердо отстаивая чистоту догматов Божественного Основателя.

Но вот, начиная с четвертого века, когда император Константин объявил христианство господствующей религией, дав ей широкие права и преимущества пред языческими культами, церковь начала обмирщаться. Постепенно она перенесла свой центр с неба на землю. Она предпочла настоящее — будущему, временное — вечному, человеческое — Божьему...

Границы, проведенные Христом между миром и церковью, между путем узким и широким, сгладились. Появились христиане без личного убеждения, воспринявшие христианство по наследству, по традициям, люди “имеющие только вид благочестия, силы же его отрекшиеся” (2 Тим. 3, 5).

И как ни странно, но в этом состоянии отступничества церковь пребывает до сегодняшнего дня. Современное христианство — это апокалипсический Вавилон (Откр. 18), какая-то смесь небесного с земным, при явном преобладании последнего.

В своих стремлениях к земному, к целям временным, христианство для достижения их стало прибегать и к земным средствам: лукавству, насилию и лжи. Произошел разлад между путями человеческими и ясной волей Всевышнего. И по сей день общество, атеистическое по всему складу жизни, не перестает выдавать себя за христианское по названию и традициям.

Для оправдания очевидных нарушений Слова Божия церковь воспользовалась так называемыми “преданиями”, поставив их наравне с Библией и без всякого серьезного основания назвав их “священными”.

 ПРЕДАНИЯ

 “Вы устранили заповедь Божию преданием вашим” (Мтф. 15:6)

 В пятом веке церковь, находившаяся уже в состоянии духовного отступничества, нашла, что Священное Писание не вполне отвечает требованиям резко изменившейся духовной жизни ее членов и поэтому нуждается в каких-либо особых дополнениях, вследствие чего и вошли в употребление предания. Предания эти были, якобы, “плодами духовного опыта”, и говорили о разных поучительных случаях, примерах самоотвержения и любви, правилах и поучениях святых людей, живших в первые века христианства. Все это “духовное наследство”, хотя и не было записано, но тем не менее сохранялось в церкви столетиями в устной передаче.

В церковной истории предания эти известны под названием “фальсифицированных постановлений”.

Постановления эти якобы разъясняли те вопросы, которые не были затронуты Священным Писанием, на самом же деле являлись ничем иным, как сборником компромиссов между категорическими требованиями Божьими и своевольными установлениями церкви, к тому времени уже сильно ослабевшей в вере, правде и нравственности. Предания эти были объявлены священными только в 1564 году.

Содержание большинства преданий противоречит не только духу, но даже самой букве Священного Писания, что указывает на весьма сомнительный источник их происхождения. Они были только измышлением человекоугодников, желавших оправдать те или иные отступления от первоначального учения Христова.

К преданиям относятся также “апокрифы”, которые были включены в канон Библии только в 1546 году.

Обращаясь за помощью к Священному Писанию как к единственному авторитету во всех вопросах христианской веры и жизни, мы убеждаемся, что нет ничего более ясного, как взгляд Слова Божия на предания.

Во-первых, мы узнаем (из кн. Откровения Иоанна Богослова 22, 18—19), что Священное Писание содержит в себе вполне законченное откровение Божие, прибавлять к которому строго и навсегда запрещено Богом.

Во-вторых, Спаситель наш Иисус Христос не только никогда не ставил предания наравне со Св. Писанием, но и всегда называл их “человеческими”. Христос многократно говорит (Мтф. 15, 2—6), что нельзя устранять Св. Писания ради преданий, в которых, кстати сказать, и в Его дни, не было недостатка.

В-третьих, опыт показывает нам, как трудно совместить людские предания с Божьим Писанием. Читая послания ап. Павла, мы видим (Гал. 1, 13, 14), к каким ужасным последствиям привели ап. Павла предания, неумеренным ревнителем которых он являлся до своего обращения ко Христу.

После обращения тот же ап. Павел предостерегает верующих, говоря: “Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу” (Кол. 2, 8).

Одним из таких ни на чем не основанных преданий является предание о пребывании ап. Петра в Риме, и о том, что он был первым папой римский. Это священное предание понадобилось западной церкви, как ценное оружие в ее борьбе за главенство с церковью восточной. Но исторически установлено, что ап. Петр в Риме никогда не был. Он оставался все время в Иерусалиме, вплоть до осады города римлянами. Покинув Иерусалим накануне его осады, ап. Петр, вместе с другими апостолами и верующими поселился в Вавилоне, где образовалась небольшая христианская община. Из Вавилона ап. Петр написал два своих соборных послания, там он и умер (1 Петра 5, 13 и 2 Петра 1, 14). Мы видим, что, не будучи в Риме, ап. Петр никогда не мог быть первым папой — “наместником” Христа на земле.

Да и как мог ап. Петр быть первым папой, когда самое то папство было учреждено в Риме только в начале седьмого века? Только в 607 году император Фокий по настоянию римского епископа Бонифация III согласился даровать последнему право первенства и прерогативу суда в церкви, с наименованием его папой.

Весьма знаменательно, что когда Константинопольский епископ Иоанн позволил себе также присвоить звание вселенского епископа, т. е. папы, то предшественник Бонифация III Григорий Великий, епископ Римский, писал Иоанну следующее: “Какая дерзость и какая гордость позволили тебе желать и восхитить новый титул, который может ввести в соблазн всех братий. Присвоить себе такой титул, чисто языческий, значит подражать сатане. Какой ответ дашь ты в страшный день грядущего суда за то, что ты искал звания в этом мире не только старшего епископа, но папы вселенского. Отвергни от себя этот сатанинский соблазн!..”

Что же касается папства, как наместничества Христа на земле, то таковое установление явно излишне, ибо Христос обещал Сам лично присутствовать всюду, “где двое или трое соберутся во Имя Его”. Накануне Своего вознесения Христос дал верующим такое обетование: “Се, Я с вами во все дни до скончания века” (Мтф. 28, 20). Если Христос с нами всегда и всюду, зачем тогда нам учреждать Его наместничество в Риме? Подобное учреждение только свидетельствовало бы о полном отсутствии веры в духовное Присутствие Господне в церкви и в сердцах искупленных.

Сам ап. Петр в своем первом соборном послании пишет: “Пастырей ваших умоляю я, сопастырь (т. е. такой же пастырь)... пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду”. (1 Петр. 5, 2—3). Этими словами ап. Петр в корне уничтожает самую мысль о возможности какого бы то ни было главенства в Церкви вообще и своего апостольского главенства в частности. Ибо одна глава тела — Христос, мы же все — члены.

Итак, ап. Петр в Риме не был, а если бы и посетил Рим, то стать папой Римским никогда бы не согласился, а согласившись, сделался бы еще большим предателем, чем Иуда.

То же самое можно сказать и о многих других преданиях. Они не выдерживают даже самой поверхностной критики.

И как понятны и ценны становятся слова ап. Павла: “Это, братия, приложил я к себе и Аполлосу ради вас, чтобы вы научились от нас не мудрствовать сверх того, что написано!” (1 Кор. 4, 6).

ПОКЛОНЕНИЕ МОЩАМ

“Ибо прах ты, и в прах возвратишься” (Быт. 3, 19)

 Со смертью первомученика Стефана церковь христианская вступила в долгий период страшных гонений. Не было христианской общины, верующие которой не засвидетельствовали бы истинности Св. Писания и своей преданности Иисусу Христу мученической смертью некоторых членов.

Имена мучеников заносились руководящими братьями в списки поместных церквей, в некоторых общинах эти списки оглашались при совершении Вечери Господней, как примеры непоколебимой верности учению Христа.

В известные дни, главным образом в дни годовщин, верующие собирались у могил мучеников, чтобы послушать сказания очевидцев об их мученической кончине. В ту пору никому еще не приходила мысль обращаться в молитве к умерщвленным членам общины и просить их ходатайства пред Богом.

В представлении тогдашних христиан подобная молитва могла бы исходить только из уст язычника, не знающего истины, а воздавание Божеских почестей “останкам мучеников” (мощам) показалось бы кощунственным. Но в конце четвертого века в церковь начинает мало-помалу проникать поклонение этим именно “останкам”.

Переход от уважения к останкам к поклонению им был лишь делом времени. Переход этот становится тем более понятным, если взять во внимание то духовное состояние церкви, в котором последняя находилась — с пониженным знанием Слова Божия, пошатнувшейся нравственностью, ослабевшей верой в невидимое, уступившей место поклонению и боготворению “видимого”, фетишизму.

Антоний Египетский и Афанасий Великий, столпы церкви четвертого века, строго осуждали это опасное, языческое направление в церкви. Чтобы предотвратить темные массы от такой опасности, они приказывали замуровать в стены храмов все сохранившиеся до того времени останки мучеников и ни в коем случае не допускать поклонения им.

Однако, второй Пикейский собор (787 г.) наперекор Св. Писанию и отцам церкви поклонение останкам мучеников утвердил, и с тех пор этот языческий культ поклонения мощам вошел в практику как восточной, так и западной церквей, обогащая казну тех, у кого мощи эти имелись.

Позже, когда умерщвление за веру во Христа было явлением редким, мощи мучеников расчленялись и продавались за большие деньги и не только церквям и монастырям, но и частным лицам.

Торговля мощами достигла таких извращенных форм и чудовищных размеров, что четвертый Латеранский (название площади в Риме, где находится церковь св. Иоанна; под ее сводами собирались пять вселенских соборов. Здесь и поныне коронуются папы) собор в 1215 году, чтобы прекратить соблазн в церкви, вынес постановление, в силу которого открытие новых мощей и торговля ими не допускалась, иначе как с разрешения самого папы.

Вспомним, попутно, что у нас в России Богослужение (с таинством евхаристии) может совершаться только при наличии в храме частицы мощей, являющейся неотъемлемой принадлежностью “антиминса”. Седьмым Вселенским собором было возбранено даже самое существование храма, если таковой не имел в себе антимипса. Антимипс, в свою очередь, не может быть освящаем, если не зашита в него частица мощей.

Нужно ли приводить места Священного Писания, чтобы убедиться в неосновательности поклонения мощам? Оно противоречит не только букве и духу Св. Писания, но и здравому смыслу.

Вот несколько мест Св. Писания, которые могут вывести любого человека из его самого долголетнего и упорного заблуждения: 1 Петра 1, 24; Иоан. 3, 6; Деян. 2, 31 и 29; Римл. 7, 18; 1 Кор. 7, 18; 1, 20; 15, 50; 2 Кор. 5, 1 и 16; Евр. 13, 7; Иер. 17, 9.

МОЛИТВА СВЯТЫМ УГОДНИКАМ И ДЕВЕ МАРИИ

“Он (Христос) и одесную Бога, Он и Ходатайствует за нас” (Римл. 8:34)

Параллельно с культом поклонения мощам, совершенно естественно развился другой культ — культ поклонения душам умерших мучеников. Всех умерших за веру во Христа, как мы потом увидим, причисляли к лику святых угодников Божиих. К этим угодникам рекомендовалось прибегать с молитвой о помощи, особенно тогда, когда нужда, о которой просишь, была известна мученику еще задолго до его мученической кончины. Позже было принято считать святых мучеников, угодников — посредниками между людьми и Богом.

В седьмом веке папа Бонифаций VI получил разрешение императора Фокия превратить языческий “Пантеон” в Риме — в христианский храм, посвятив его Деве Марии и всем святым. Это событие способствовало прочному установлению поклонения “Божией Матери” и угодникам, сначала в самом центре тогдашнего христианства, а потом и во всех местах провинции.

Поклонение “Божией Матери” являлось преобладающим. Память о ней с первых же веков христианства высоко чтилась, хотя тогда никто не допускал еще мысли о поклонении ей как “четвертой ипостаси”, и никто не обращался к ней с молитвами или ходатайствами.

Только в четвертом веке в некоторых христианских общинах стали именовать Деву Марию — Богоматерью, приписывая ей Божеские атрибуты и относясь к ней как к “воссевшей” по левую сторону Бога Отца. Все это противоречит Духу Святому и Слову Божию.

Дева Мария была призвана Богом дать Его Единородному Сыну только плоть человеческую, так как Христос, будучи Богом, был един с Отцем и Духом предвечно.

“ИИСУС” — имя земное, в переводе на русский язык означает “Спаситель”.

“ХРИСТОС” — имя Божие, означающее “Помазанник”.

Дева Мария была матерью Иисуса, матерью Его человеческого естества, а не матерью Христа, Сына Божия. Поэтому такие наименования, как “Богоматерь”, “Матерь Божия” или “Богородица” не соответствуют Св. Писанию.

Еще в 428 году по Р. X. Несторий, епископ Константинопольский, решительно восстал против того, чтобы Деву Марию называли Матерью Божией и тем вызвал сильнейшую вражду и распри в разных кругах церкви. Споры по этому вопросу продолжались до созыва Ефесского собора (в 431 году), который именование Марии — Матерью Божией авторитетно одобрил. Вследствие этого узаконенное поклонение Деве Марии стало беспрепятственно распространяться по всем церквам запада и востока. К Деве Марии стали обращаться с молитвами, как к верной “посреднице”, “ходатайнице и заступнице” рода человеческого пред Христом и пред Богом. И, как ни странно, малейшее уклонение от подобного взгляда и в наше время считается “сектантским”, “еретическим” и даже “кощунственным”...

Рассмотрим, так ли это? Что говорит нам по этому поводу Священное Писание?

Слово Божие говорит, что даже ветхозаветными посредниками могли быть люди только живые, и отнюдь не умершие. В Ветхом Завете мы встречаем многих посредников: Моисей, Аарон, первосвященники, священники, цари, пророки и др., но все они исполняли возложенное на них посредничество, пока были живы. Когда тот или иной посредник умирал, никто уже не думал обращаться к нему за чем-либо.

Обращаться к служителям Ветхого Завета не только разрешалось, но даже законом предписывалось (Иер. 27, 18). Посредники Ветхого Завета служили прообразом Единого Посредника и Ходатая Нового Завета Иисуса Христа.

Со смертью и Воскресением Христа мы имеем только “Единого Посредника” и “Ходатая Нового Завета Иисуса”. Ходатайство это Христос приобрел дорогою ценою: Его крестными страданиями и смертью. Итак, есть только “един Бог, един и посредник между Богом и человеками — Человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех” (Евр. 9, 14—15, 1 Тим. 2, 5—6).

Мы не имеем права избирать или поставлять других посредников, кроме Единого. Дева Мария, угодники или угодницы, не искупляли нас, грешников, своею смертью и, следовательно, не могут претендовать на новозаветное посредничество. Будучи только людьми, они сами лично спасались искупительной кровью Христа и нуждались в посредничестве Христа.

Все иные посредники стали излишни с того момента, как Христос вознесся, воссел одесную Бога Отца, чтобы ходатайствовать за нас.

Поэтому всякий верующий имеет ныне возможность и право обращаться ко Христу лично, всегда и на всяком месте. Господь дал ученикам такое обещание: “се, Я с вами во все дни до скончания века” Ап. Иоанн говорит, что “мы имеем Ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, Праведника” (1 Иоан. 2, 1), Ап. Павел пишет: “Сей (Иисус Христос и никто другой), как пребывающий вечно, имеет и священство непреходящее, посему и может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу будучи всегда жив, чтобы Ходатайствовать за них” (Евр. 7, 24—25).

Обращение с молитвами к умершим святым лишено всякого разумного основания. Вездесущ только один Творец, всякое творение, находящееся в пространстве, занимает определенное место и, следовательно, не может слышать молитв, обращенных к нему одновременно из многих пунктов земного шара. Если даже .допустить, что Сам Бог, будучи Всеслышащим и Вездесущим, слышит наши молитвы, обращенные к святым, и передает наши молитвы святым, после чего святые и начинают ходатайствовать перед Ним, то и тогда разум требует, чтобы мы обращались непосредственно к Богу, давшему нам это право молитвы.

Те же требования предъявляет нам и Священное Писание. Оно строго запрещает воздавание Божеских почестей кому-либо, кроме Бога (4 Царст. 17, 36; Мтф. 4, 10; Римл. 1, 25; Откр. 22, 8—9). Писание говорит нам, что после смерти святые уже не принимают участия в земных делах (Откр, 14, 13; Евр. 4, 10; Дан. 12, 13), и что их нельзя тревожить (1 Царст. 28, 15).

ИКОНОПОЧИТАНИЕ

“Не делай себе... никакого изображения” (Исх. 20:4-5).

С развитием поклонения Деве Марии и умершим святым возникла в церкви потребность в изображениях этих святых угодников Божиих, Девы Марии, а позже и самого Христа.

Большое влияние на появление изображений оказали те рисунки, которыми первые христиане старались напомнить образную речь Своего Божественного Учителя. Символы агнца, лозы, рыбы, начертание альфы и омеги, монограмма имени Христа и пр. были своего рода ребусами, смысл которых был открыт верующим, но сокрыт от непосвященных.

Постепенно произошел переход от рисунков, изображающих земную жизнь Христа, к изображению христиан, прославившихся своею мученическою кончиною и подвигами.

Несмотря на прямое запрещение “создавать изображения” и поклоняться им”, которое мы находим во второй заповеди Десятисловия, заблуждение это распространилось с неимоверной быстротой. Причины такого нездорового нововведения понятны. По мере того, как слабела вера в невидимое, росла потребность в культе видимом. Проповедь устная стала заменяться пояснением изображенного того или иного события Священной Истории.

Открылась новая сфера для деятелей живописи, скульптуры и мозаики, изображавших на свой лад и по воле собственной фантазии как отдельные сцены библейских событий, так и вымышленные “случаи” из жизни Девы Марии и усопших святых.

Знаменательно, что вначале изображения эти служили только украшением церковных стен, и только впоследствии, когда предмет воспоминания и украшения превратился в объект поклонения, они стали изготовляться на отдельных досках или, холстах и помещались уже не только в местах богослужебных, но и в жилищах.

Не прошло много времени, как появилось новое и притом более печальное заблуждение. Некоторым изображениям Христа и святых, а в особенности изображениям Девы Марии, церковью приписывалось совершение чудес и исцелений. Такие иконы (или статуи) торжественно объявлялись “чудотворными” и становились источником постоянных и весьма значительных доходов церкви и клира.

Такие новшества в церкви были настолько очевидным нарушением заповеди Божией, что многие священнослужители, не взирая на всю опасность, которой они себя подвергали, не покоряясь папе, выступили с открытым протестом. Так, например, епископ Марсельский в конце VI века воспретил употребление всех изображений во всех ему подведомственных приходах.

Массовый и многократный отказ принять изображения и поклоняться им носит в истории церкви название “иконоборничества”. Еще задолго до выступления Марсельского епископа это новшество уже начало волновать истинных поборников Воли Божией и вызвало среди многих энергичные протесты. Один из самых ранних церковных соборов, собравшийся в г. Эльвире (в 306 году по Р. X.) строго запретил иконопоклонение, видя в нем не что иное, как проникновение в церковь грубого язычества.

Но вот спустя 25 лет после обнародования запрещений Марсельского епископа, иконоборчество вступает в новую фазу и принимает более ожесточенный характер. Император Лев (в 727 году), а затем и 348 епископов собора (в 754 году), единогласно осудили и своими постановлениями запретили иконопоклонение.

Однако, 33 года спустя, участники 7-го Вселенского собора (в 787 году), отменив это решение, “приказали” путем специального канона поклоняться иконам, без надлежащего объяснения, почему это необходимо. С того же времени начинает поощряться и поклонение изображению креста. Но этим борьба не закончилась. Парижский собор (в 825 году) вновь воспретил иконопочитание. Спустя 17 лет (в 842 году), по настоянию императрицы Феодоры, женщины развратной и безнравственной, культ поклонения иконам был окончательно установлен, являясь обязательным в западной и восточной церквах.

Тем не менее, борьба за икону в западной церкви не прекращалась. В период непрестанных споров и раздоров “князей церкви” при неизменном вмешательстве в церковную жизнь государственной власти и безответственных дворцовых кругов, иконопочитание то запрещалось, то опять разрешалось, пока, наконец, в Х веке упрочилось окончательно и в западной церкви.

И вот, как ни странно, благодаря множеству темных масс, незнанию Св. Писания и полному безразличию к вопросам веры так называемых “культурных людей”, культ иконопочитания процветает вплоть до наших дней.

Необходимо добавить, что западная церковь не постеснялась вторую заповедь, говорящую: “не делай себе кумира и никакого изображения... не поклоняйся им и не служи им”, выбросить из Десятисловия Моисеева совершенно. Для сохранения же числа десяти, западная церковь разделила десятую заповедь надвое, сделав из нее две отдельные заповеди.

Восточная церковь сохранила десять заповедей без изменения, но тем не менее это обстоятельство не мешает ей боготворить целый сонм “чудотворных икон”, служить иконам акафисты и молебны, перевозить и переносить их с места на место, окружать торжественностью богослужений, крестных ходов, празднеств и т. п. В силу того простого факта, что поклонение вошло в церковную практику “с незапамятных времен”, оно признается правильным. Традиция давности как бы лишает верующих права сомневаться или не верить в законность такого почитания, хотя церковь современная не имеет никаких оснований для иконопочитания, равно как не имела их церковь древнеапостольская. В основу иконопочитания церковь положила канон (т. е. правило) об иконопочитании, но она и по сей день лишена общепризнанного догмата (т. е. учения).

Утверждая иконопочитание на каноне, церковь больше не занимается этим вопросом ни в церковных определениях, ни в богословии, а поэтому возврат к истине для церкви труден и нежелателен, а обращение за решением вопроса к Слову Божию оказывается совершенно неприемлемым. Всякая перемена в этом вопросе и тяжела, и рискованна, и не выгодна. Для тех же немногих, кто не убоялся встретиться с фактами и разрешил этот вопрос лично для себя, безосновательность поклонения иконам не подлежит никакому сомнению, а отказ от него является вполне логичным, разумным актом.

Обратимся к Слову Божию и посмотрим, что оно говорит по этому поводу?

Все Священное Писание Ветхого и Нового Заветов осуждает иконопочитание (под этим общим названием понимаются все виды изображений), указывая на тот факт, что Бог является существом невидимым. “Бога не видел никто никогда” (Иоан. 2, 18).

Нам известны некоторые земные формы Его проявлений, как-то: Три странника, Неопалимая купина, Столп огненный и облачный, Ангел Завета, Вождь воинства Господня и др., но по Своей Божественной сущности Он “Царь царствующих и Господь господствующих, единый, имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может” (1 Тим. 6, 15—16). Бога с такими атрибутами изобразить невозможно.

Сам Бог спрашивает, чрез пророка Исаию, говоря: “Кому же вы уподобите Меня и с кем сравните?.. кому уподобите вы Бога? И какое подобие найдете Ему?” (Ис. 40, 18, 25). И действительно, где тот художник, который смог бы изобразить Христа воскресшего, Христа прославленного, и притом таким, каким изображает Его Слово Божие? Прочтите первую главу Откровения Иоанна Богослова и вы увидите, что изобразить Христа во всей Его небесной славе также немыслимо, как немыслимо изобразить Самого Бога, нетленного, непостижимого...

Изображать Христа в Его земном уничижении — неразумно. Мы никогда не увидим уже Христа в Его земном уничижении. Он однажды пострадал на Голгофе за грехи наши по Писанию, но воскрес, вознесся и грядет опять во славе, чтобы судить живых и мертвых. Слушайте, что говорит об этом апостол Павел: “Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем” (2 Кор. 5, 16). Эти слова относились к тем, кто знал и видел Христа лично. Конечно, видеть Его в земной жизни было несравненным счастьем, однако Павел и христиане того времени не только не поклонялись изображению Христа, но и не должны были иметь видимым объектом поклонения уничиженной плоти Христовой, если бы такая возможность вдруг явилась.

Для истинного поклонения Бог избрал единственный путь — путь духовный, путь веры.

Вера же должна утверждаться не на видимом или воображаемом объекте, а на реальном Слове Божием.

Все изображения Христа, Девы Марии и святых, имеющихся в бесконечных вариациях, не соответствуют данным Св. Писания.

Св. Писание, описывая лик Спасителя, говорит, что “не было в Нем ни вида, ни величия, и мы видели Его и не было в Нем вида, который привлекал бы Нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни” (Ис. 53, 2—3).

Спаситель же, говоря о Самом Себе, сказал: “Лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову” (Мтф. 8, 20).

По внешнему Своему облику и одежде Спаситель ничем не отличался от своих современников. Иоанн Креститель узнал Его не по внешнему виду, а только по Духу Святому, сошедшему на Христа в виде голубя (Иоан. 1, 32—33). Пришедшие на поклонение Еллины не могли узнать в группе учеников Самого Иисуса, они вынуждены были обратиться к Филиппу и просили, чтобы тот указал им Христа (Иоан. 12, 20—21). Иисус Христос легко смешивался с толпой и преследовавшие Его фарисеи часто не могли обнаружить Его в народе (Иоан. 8, 59; 12, 36; 5, 13). То обстоятельство, что Христос ничем не выделялся из тогдашней толпы, привело первосвященников к мысли воспользоваться предательством Иуды, который условился с начальниками иудейскими, говоря: “Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его, и ведите осторожно” (Мк. 14, 44).

И, наконец, Слово Божие призывает нас к духовному Богопоклонению.

Св. Писание безоговорочно запрещает поклоняться не только изображениям Божией твари, но даже изображению Самого Творца, если бы человеку и удалось Его изобразить. Св. Писание учит: “Бог есть Дух: и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине...”, ибо “таких поклонников Отец ищет Себе” (Иоан. 4, 23—24). Бог — существо духовное... Поклонение Богу должно быть духовным. Таких духовных поклонников Бог ищет Себе. Какая поразительная ясность! Какая очаровательная простота!

Заметим, что только такие духовные поклонники и угодят Богу, и что только они одни найдут в поклонении Ему удовлетворение своей бессмертной душе. Бог знал, что счастье наше мы сможем обрести только на пути духовного поклонения, а поэтому, заботясь о нашем благе. Он сказал: “Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли, не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой” (Исх. 20, 4—5).

Исторические факты и наш личный духовный опыт подтверждают, что нарушение второй заповеди искажает подлинное представление о Боге, приводит человека к неправильному поклонению, творящему хаос в душе, хаос в исповедании и хаос в жизни (Римл. 1, 21—25).

МОЛИТВА ЗА УМЕРШИХ

“Человекам положено однажды умереть, а потом суд” (Евр. 9:27)

Идея молитвы за души умерших родилась первоначально в церкви около шестого века и уже в седьмом веке приняла форму догмата. Мысль о такой молитве была открыто высказана папой Григорием Великим. Он написал целую книгу по этому поводу, содержащую наивные, а порой нелепые истории, не имеющую ничего общего ни со Св. Писанием, ни с христианством.

Догмат о молитве за умерших вошел в практику церкви только при папе Иоанне XVIII в 978 году. Связанный с этим догматом праздник умерших, был установлен в 1011. Спустя пятьсот с лишним лет, Тридентский собор (который был созван в Триденте в 1545 году императором Карлом V; следствием этого собора было то, что учение католической церкви окончательно сформировалось. Собор продолжался с перерывами до 1564 года) постановил сделать обычай этот обязательным правилом веры для всех церквей Запада.

Возношение молитв за умерших и ходатайства за них шли рядом с развитием учения о “чистилище”.

В “чистилище”, по учению западной церкви, пребывают все без исключения души, мало-помалу очищаясь в течение положенного Богом времени и приготовляясь к вступлению в Царство Небесное.

О существовании “чистилища” Св. Писание решительно ничего не говорит. О “чистилище” нет упоминаний ни в Ветхом, ни в Новом Заветах, ни у апостолов, ни у отцов церкви.

Истинные христиане первых четырех столетий, не знали иного пути спасения, кроме Господня пути — оправдание чрез веру в искупительную жертву Иисуса Христа, понесшего на Себе вину всего мира и во все века спасающего “всякого, приходящего к Нему”. Слово Божие совершенно ясно говорит, что Христос “грехи наши Сам вознес телом Своим на дерево” и что “Кровь Иисуса Христа, Сына Божия, очищает нас от всякого греха” (Петр. 2, 24; 1 Иоан. 1, 7).

Учение о “чистилище” умаляет силу и необходимость искупительной жертвы Христа, а потому противно истине и духу апостольского благовестия. Учение о “чистилище” как бы утверждает, что Голгофских страданий и пролитой за нас, грешников, Христовой Крови недостаточно для оправдания верующего, и поэтому для полного спасения человека необходимо еще очищение огнем “чистилища”.

Учение о “чистилище” прямо противоречит Слову Божию.

Вспомните притчу о богаче и Лазаре. В этой притче Христос открыл человеку тайну всего загробного мира. Если бы в потустороннем мире было чистилище, Христос никогда не сказал бы, что душа Лазаря была отнесена ангелами на лоно Авраамово, или: “где Я, там и слуга Мой будет” (Иоан. 14, 3; Лука, 16, 22).

Вспомните случай с разбойником на кресте. Кто, как не этот грешник, нуждался в очищении “огнем чистилища” но, тем не менее, Христос сказал ему: “ныне ты будешь со Мною в раю” (Лук. 23, 43).

Прочтите послания апостолов. Ап. Павел никогда не писал бы с такой определенностью о том, что спасение доступно каждому грешнику уже здесь на земле, что “нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе” (Римл. 8 гл.). Ап. Иоанн никогда не написал бы: “отныне блаженны мертвые, умирающие в Господе” (Откр. 14, 13).

Кроме всего сказанного, не забудем, что учение о чистилище, которое вошло в церковь около 600 года по Р. X. и получило полное признание почти тысячу лет спустя (на Тридентском соборе), на протяжении всей истории западной церкви являлось легальным источником наживы и самых грубых злоупотреблений клира. До сих пор миллионы “правоверных” должны платить по установленной церковью таксе за молитвы об усопших, за умиротворение душ, находящихся в чистилище, за сокращение срока пребывания в чистилище и за другие ходатайства об умерших. Бедному люду, которому недоступна оплата заупокойных месс, не приходится и рассчитывать на какое бы то ни было облегчение мук чистилища или на сокращение срока пребывания в нем. Какое извращенное представление о Христе! Он всегда был на стороне бедных, и это особенно ярко подчеркнуто Им в упомянутой притче о богаче и Лазаре.

Но если в западной церкви молитва об усопших основана на чистилище, то в церкви восточной молитва эта зиждется еще на более хрупком основании.

Отрицая учение о чистилище и признавая существование “великой пропасти между душами умерших верующих и неверующих”, православная церковь учит, что ад побежден страданиями Христа, что смертью Христа открыт свободный переход из ада в рай, но что этим переходом сами “хотящие перейти” воспользоваться не могут, вот почему ответственность за их вечную участь возложена Богом на живущих. Те, кто еще на земле, должны содействовать спасению родных и близких молитвами за них. Но столь своеобразного “богословского толкования”, по-видимому недостаточно даже для самой церкви, а посему она тщетно старается “подкрепить” свое толкование еще другими соображениями, как-то: “пока не свершен окончательный Страшный Суд над умершими” — возможна перемена, нужно только, чтобы кто-либо об этой перемене позаботился... Души умерших “всегда живы” у Господа, а посему ту любовь, которую мы питаем к умершим, любовь, которая “никогда не прекращается”, мы должны проявить в молитве за умерших, за тех, кто ждет еще своей вечной участи (где ждет — не говорится)...

Наши умершие братья, — учит православная церковь, — почти все согрешили “грехом не к смерти”, а потому сказано: “молитесь друг за друга”, “и Бог даст ему жизнь” (Иак. 5, 16; 1 Иоан. 5, 16). “Вот мы, православные христиане, и молимся за них”, — учит церковь.

Что же говорит по этому поводу Святое Писание?

Оно говорит, что ад по-прежнему существует, что по-прежнему существует “великая пропасть”, и что “хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят”. Слово Божие непреложно! Осужденный на вечные мучения богач (в притче) просит Авраама не о том, чтобы воспользоваться молитвами оставшихся в живых пяти братьев, а о том, чтобы этих братьев самих предупредить об ожидающей их вечной погибели. Богач говорит Аврааму: “Так прошу тебя, отче, пошли его (Лазаря) в дом отца моего, ибо у меня пять братьев, пусть он засвидетельствует им, чтоб и они не пришли в это место мучения” (Лук. 16 27-28).

Христос на Голгофе приобрел вечное искупление: “дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную” (Иоан. 3, 16), а не проложил мост из ада в рай, пользуясь которым нераскаявшийся грешник может избежать Его Божественно-справедливого суда. Ап. Павел говорит: “Если... всякое преступление и непослушание получало праведное воздаяние, то как мы избежим, вознерадевши о толиком спасении?” (Евр. 2, 2—3). “Если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет?” (Евр. 10, 28—29).

Бог нигде и никогда не возлагал ответственности за вечную участь нераскаявшегося грешника на его родственников или близких друзей. В вопросе спасения каждый человек ответствен сам за себя.

Наши молитвы, какими бы сильными ни были, недостаточны, чтобы спасти нас самих, как же могут они содействовать спасению других? Если бы молитвами можно было спастись, тогда Христос напрасно умер, тогда можно было бы обойтись и без Его искупительной жертвы. Однако, Слово Божие говорит, что “нет ни в ком ином спасения” (Деян. 4, 11).

Вечная участь человека, окончательная и неизменная, определяется здесь, на земле. Мысль о том, что “для умерших нет пока окончательного суда”, — ни на чем не основана. Все Св. Писание свидетельствует, что человек может быть уверен в своем спасении или гибели здесь, на земле. Христос призывает людей к покаянию и возрождению свыше, к той необходимой перемене, без которой человек не может войти в Царство Божие: “Если кто не родится свыше, не может увидеть царствия Божия” (Иоан. 3, 3).

Всякий, кто уверовал во Христа и оставил греховную жизнь, получает от Бога уже здесь, на земле, прощение грехов и жизнь вечную. Христос говорит: “Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня, имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь” (Иоан. 5, 24). “Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную” (Иоан. 3, 16). Перемена сердца, перемена испорченной природы человека должна произойти еще до смерти. После смерти нет покаяния, нет прощения, невозможны перемены. Вот почему Бог “ныне повелевает людям всем повсюду покаяться” (Деян. 17, 30), добавляя, что “человекам положено однажды умереть, а потом суд” (Евр. 9, 27). Христос подтверждает эту истину притчей: “умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово, умер и богач... и в аде, будучи в муках...” (Лук. 16, 22).

Разбойнику Христос сказал: “Сегодня будешь со Мною в раю”. О неверующих же читаем следующее: “Неверующий уже осужден” (Иоан. 3, 18), “неверующий в Сына не увидит жизни” (Иоан. 3, 36), “суд им давно готов и погибель не дремлет” (2 Петр. 2, 3).

Наконец, повеление ап. Иоанна молиться о тех, кто “согрешил грехом не к смерти”, совершенно не относится к людям умершим. Это повеление не может быть отнесено даже к живым людям, но неверующим, отвергшим благодать Божию... “не о таких говорю, чтобы вы молились”, добавляет ап. Иоанн (1 Иоан. 3, 16).

Послание было написано ап. Иоанном к членам христианских общин, т. е. к людям уверовавшим, принявшим дар Христова спасения, к людям уже спасенным. Грехи “не к смерти”, о которых апостол упоминает, были теми грехами, которые свидетельствовали о неосвященной жизни человека искупленного и спасенного по благодати Христовой.

Что же касается греха вообще, то нет такого греха, который не был бы к смерти, ибо “возмездие за грех есть смерть” (Римл. 6, 23).

Мы, люди, не можем ни замолить, ни искупить самого малейшего греха, но в то же время, какими бы тяжкими грешниками мы ни оказались, если мы принимаем Иисуса Христа как жертву умилостивления за наши грехи, мы можем сказать: “Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо” и “ранами Его мы исцелились” (1 Петр. 2, 24), “Кровь Иисуса Христа Сына Божия очищает нас от всякого греха” (1 Иоан. 1, 7). Христос принимает всякого кающегося грешника, Христос прощает кающегося, дает ему благодать и силу Духа Святого, уверенность и радость спасения. Спасенный грешник вступает на путь освящения и следования за Христом. Но идя за Христом, прощенный способен еще по своей неопытности допускать те или иные упущения, промахи и падения. Но ошибки эти — не к смерти. “Рожденный от Бога хранит себя и лукавый не прикасается к нему” (1 Иоан. 5, 18), а “если бы кто согрешил, то мы имеем Ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, праведника, Он есть умилостивление за грехи наши” (1 Иоан. 2, 1—2).

В жизни нераскаявшегося грешника всякий грех “к смерти”. Человек, не принявший прощения, которое Бог предлагает ему через Иисуса Христа, совершает непростительный грех.

За таких грешников мы должны молиться, пока они еще живы, направляя все наши усилия к тому, чтобы примирить их с Богом, ибо после смерти — “плач и скрежет зубов” (Мтф. 8, 12).

Молитва о грехе “не к смерти” в жизни верующего весьма необходима, “ибо все мы много согрешаем” (Иак. 3, 2), но если спасенный человек умирает, тогда вместе со смертью его прекращается и путь христианского освящения. Посему молитвы наши о нем излишни: “Блаженны мертвые, умирающие в Господе” (Отар. 14, 13).

Смерть верующего — начало вечного блаженства.

Блаженные! В каких молитвах они нуждаются? Когда Сам Бог отрет всякую слезу с очей их и не будет уже нужды” ни болезни, ни плача...

ИНДУЛЬГЕНЦИЯ

“Ибо благодатию вы спасены, чрез веру, и сие не от вас. Божий дар, не от дел, чтобы никто не хвалился” (Еф. 2:8-9).

Одновременно с установлением учения о молитве за умерших в чистилище, в западной церкви начала развиваться продажа индульгенций.

В начале индульгенцией являлось “письменное отпущение вины”, освобождающее верующего от назначенного ему церковью наказания, но впоследствии (с XI в.), оно превратилось в разрешительную папскую грамоту, отпускавшую за известную плату, или под условием соблюдения известных обязательств, не только прошлые и настоящие, но даже будущие грехи. “Грамота” эта служила одним из доходнейших источников обогащения папской казны в течение многих веков.

Уже в четвертом веке были введены в церковную практику так называемые “епитимии”. Назначение епитимий в том, чтобы наказать отпавшего, но возвращающегося в лоно церкви ее члена.

Так, например, духовным начальством приписывалось покаявшемуся упражнение в совершении известного количества поклонов, самобичевания, изнурение себя постом и телесными упражнениями. По отбытию назначенной церковью епитимии, провинившийся вновь принимался в число членов церкви. В подтверждение такого зачисления ему выдавалось письменное удостоверение церкви, гласившее, что епитимия, возложенная церковью на кающегося, им выполнена, совершенный грех, послуживший основанием к отлучению, исправлен и прощен ему и что отлученный от церкви вновь принят в среду верующих.

С течением времени, при постепенном падении нравственного уровня западной церкви, индульгенции стали уже входить в церковный обиход как единственное средство отпущения грехов. Вскоре индульгенции стали раздаваться с большой легкостью, направо и налево. Папы не замедлили сделать из этого практические выводы. Они сосредоточили выдачу индульгенций исключительно в собственных руках, сделав их платными, причем индульгенция могла быть оплачиваема не только деньгами, по установленной таксе, но и различными услугами папскому престолу. Так, например, папа Григорий VIII обещал абсолютное прощение всех грехов каждому королю, содействовавшему ему оружием против германского императора Генриха IV.

Подобные обещания были даваемы папами и во время других войн. Следуя методам своих предшественников, пана Иннокентий III мог собрать большую армию (в XIII веке) для уничтожения Альбигойцев (Альбигойцы — участники широкого еретического движения в Южной Франции 12—13 веков. Они считали земной шар, включая католическую церковь, творением сатаны, отрицали основные догматы церкви, требовали ликвидации церковного землепользования. В результате кровавой инквизиции и крестовых походов (Альбигойских войн) движение было к 14 веку подавлено). Раздачей индульгенций папа Урбан II поднял на ноги всю средневековую Европу, призывая добровольцев на Первый Крестовый Поход.

До XIII века индульгенции выдавались папами, как отпущение грехов, содеянных в прошлом или настоящем. С начала XIII века индульгенции начали уже выдаваться как отпущение и тех грехов которые грешник намеревался или рисковал сделать в будущем Одно заблуждение, таким образом, порождало собою ряд других. Вскоре индульгенции выдавались не только живым, но и умершим членам церкви. Монах Александр Алек измыслил целый “склад” индульгенций, состоявший, по его уверению, из “сверхдолжных заслуг” Девы Марии и всех святых. Инициатор этого скандального новшества уверял, что души, пребывающие в чистилище, могут с успехом пользоваться индульгенциями для частичного или полного отпущения грехов, соделанных ими на земле, для освобождения души от мук чистилища, для сокращения срока мучений, для перехода в Царство Небесное и прочее...

В 1300 году папа Бонифации VIII расширил право пользования индульгенциями на души всех умерших, подтвердив это правило официальным папским декретом. Индульгенции за подписью папы продавались во всех церквах, на площадях и ярмарках, с барабанным боем, совершенно открыто. Можно было покупать прощение “будущих грехов” на известный срок: на год, два, три и т. д.

Так как индульгенции продавались по весьма высоким ценам, то бедняки автоматически лишались такого фиктивного права. Церковь устремила свою алчность на знатных и богатых, собирая с них обильную дань деньгами, землями, драгоценностями, рабами, услугами, т. п.

Тридентский собор (в 1563 году) объявил продажу индульгенций догматом церкви и повелел предавать анафеме тех, кто этому нововведению противились.

Излишне доказывать, что такое учение не может опираться на Св. Писание.

Где “сверхдолжные заслуги и святость”, когда Христос говорит: “Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный” (Мтф. 5, 48). Мыслимо ли, чтобы Дева Мария и святые угодники достигли большей святости, чем от них требовалось, т. е. стали совершеннее Небесного Отца? Как же понимать тогда следующие слова Христа, сказанные апостолам: “Так и вы, когда исполните все поведенное вам, говорите: мы рабы ничего нестоющие, потому что сделали, что должны были сделать” (Лука 17, 10)?

Царство Божие не покупается ни подвигами, ни молитвами, ни деньгами. Путь Божьего спасения не уклонился в сторону, не изменился. Человек спасается верою в Иисуса Христа. Он заменил нас на кресте. Он вселяется в сердце наше чрез Духа Святого.

Всякий, уверовавший во Христа, получает “оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, Которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его чрез веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде” (Римл. 3, 24-25).

КАНОНИЗАЦИЯ

“Так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония” (Мтф. 23:28)

Переходя от одного заблуждения к другому, церковь не задумалась присвоить себе право причислять своих членов к лику святых угодников Божиих.

Начиная с 880 года и до настоящего времени, как в западной, так и восточной церкви, умершие деятели церкви “сопричисляются к лику святых”. Этим святым приписывается право принимать Божеские почести, поклонение, молитвы и ходатайства за людей пред Богом. Сопричисленным служат молебны, акафисты и т. п. В честь “причисленных к лику святых” устанавливаются праздники, пишутся иконы, воздвигаются статуи и даже храмы, изготовляются хоругви и т. д. Места, где жили угодники, вещи, которыми они пользовались, объявляются “святыми”, а иногда и “чудотворными”.

Эта церковная практика не имеет в Св. Писании решительно никакого основания.

Царство Божие не заслуживается ни праведностью, ни изнурениями плоти, ни молитвами, ни добрыми делами, ни мученической смертью. Спасение обретается верою в искупительную жертву Иисуса Христа. Спасение дается даром, по благодати Господней. Всякий, кто уверовал, оставил греховную жизнь, принял Христа Иисуса, как своего Спасителя — “перешел от смерти в жизнь” (Иоан. 5, 24). Истинный христианин не нуждается в человеческой канонизации, ибо “имя его записано в книгу жизни”, на небесах. (Лук. 10, 20; Откр. 13, 8). Человеку необращенному и невозрожденному никакая канонизация не поможет. Такой человек может говорить языками человеческими и ангельскими, обладать даром пророчества, знать все тайны, иметь всякое познание и всю веру, творить чудеса и многое другое и, вместе с тем, не иметь духа любви, Духа Христова в сердце своем, не иметь самого главного — уверенности в спасении души. К нему относятся слова ап. Павла: “кто Духа Христова не имеет, тот и не Его” (Римл. 8, 9).

Без Духа Святого, обитающего в сердце человека, человек не может спастись, сколько бы раз он ни был канонизирован, миропомазан или крещен.

Бог принимает в свое Царство не “канонизированных святых”, а кающихся грешников, вне всякой зависимости от их земной репутации.

Какую бы скверную аттестацию не выдали нам люди, Христос говорит: “Приходящего ко Мне Я не изгоню вон” (Иоан. 6, 37).

Мария Магдалина была блудницей, но Господь принял ее, изгнал из нее семь злых духов и сделал ее Своим чадом. Разбойнику на кресте, которого не канонизировала ни одна церковь, Христос говорит: “Ныне будешь со Мною в раю” (Лук. 23, 43).

Бог спасает кающегося грешника не в силу его святости, не в угоду людям, не ради общественного одобрения и признания, а на основании веры кающегося грешника в очищающую силу Голгофской Крови, пролитой во искупление грехов.

Нигде в Св. Писании мы не встречаем ни одного случая, где Бог давал бы право кому-либо решать: кто из людей заслуживает спасения, а кто — погибели. Христос сказал, что даже “Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну” (Иоан. 5, 22). Ап. Павел пишет: “Кто ты, осуждающий чужого раба? Пред своим Господом стоит он, или падает?” (Римл. 14, 4). Ап. Иаков спрашивает: “А ты кто, который судишь другого?” (Иак. 4, 12).

Имея пред собою такие ясные указания Св. Писания, мы видим, что церковь не имеет права выносить окончательного приговора даже к живому члену ее, тем менее имеет право судить о степени святости умерших, канонизировать их и поощрять воздавание им Божеских почестей. Воистину “человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце” (1 Царств. 16, 7).

Если бы мысли и пути Божий не были выше мыслей и путей человеческих, если бы люди не ошибались в своих суждениях о человеке, Христос никогда не сказал бы: “Горе вам, когда все люди будут говорит о вас хорошо! Ибо так поступали с лжепророками отцы их” (Лука 6, 26). Истинные пророки всегда были и будут “ненавидимы всеми народами за Имя Мое” (Мтф. 10, 22).

Один глубоковерующий христианин, чающий пришествия Господня, и по благодати Божией имеющий уверенность в своем спасении, сказал: “Три вещи поразят меня, когда я войду в Царство Небесное:

Первое — я не увижу там многих, кого я сейчас рассчитываю непременно там встретить.

Второе — там я увижу многих, спасение которых мне всегда представлялось сомнительным.

И, наконец, я буду чрезвычайно удивлен, что я сам очутился там. Ибо только там мне откроется полнота моей вины пред Богом и глубина всепрощения Божьего...”

Для более полного знакомства с вопросом о канонизации необходимо прочитать места Св. Писания, которые подтверждают следующие положения:

Чудеса не являются доказательством человеческой святости (Мтф. 7, 21-23; 1 Кор. 13, 1-3; Деян. 8, 9-И; 16, 16-19;. Откр. 13, 13-14).

Аскетизм не может служить основой нашего спасения (1 Кор. 13, 1—3; Кол. 2, 23 и 18; 1 Кор. 8, 8; Иоан. 3, 6, 6, 63, 8,15; Римл. 8, 8; Евр. 9, 9—14; Екл. 4, 5).

Молитв, милостыни и добрых дел недостаточно для спасения (Деян. 10, 1-6; Иоан. 6, 29; Римл. 3, 20 и 28; 11, 6; Гал. 2, 16; Еф. 2, 8—10; 2 Тим. 1, 9; Тит. 3, 5).

Канонизация противоречит не только духу, но и букве Св. Писания (Мтф. 18, 1-3; Мк. 10, 35-45; Мтф. 23, 8-12 и 27—31).

“Святыми” Св. Писание называет всех, верующих в Иисуса Христа (1 Фес. 4, 7; Римл. 1, 7, 12; 12, 1 и 13; 16 2 и 15; 2 Кор. 13, 12; Еф. 1, 1 и 15; 2, 19; 3, 8; 5, 3 и 27; 6, 18; Фил. 1, 1-4, 21; Кол. 1, 2; 12 и 22; 1 Фес. 5, 26; Тит. 2, 3; Евр. 3, 1). “Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидят Господа” (Евр. 12, 14).

“Испытывайте самих себя, в вере ли вы? самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в Вас? Разве только вы не то, чем должны быть” (2 Кор. 13, 5).

ИСПОВЕДЬ

“Тогда Иуда... раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я...” (Мтф. 27:3-4).

“Тебе, Тебе единому согрешил я, и лукавое пред очами Твоими сделал...” (Пс. 50:6)

Устная исповедь — самое страшное оружие в руках западной церкви по отношению к ее членам — начинает проникать в церковный обиход в VI веке. Первоначально она появляется в виде личной просьбы отдельных иноков к своему “духовному отцу” помочь им в избавлении от того или иного порока, впоследствии же, как обязательное правило монастырского устава, дававшее руководителям монастыря исключительную возможность следить за образом мыслей и за поведением своих подчиненных. Это ни на чем не основанное нововведение, не сразу стало практиковаться у мирян.

Еще в IX веке устная исповедь пред священником являлась не обязательной, что явствует из постановлений Шалонского собора, состоявшегося в 813 году. Параграф 23-й одного из постановлений этого собора оставляет вопрос устной исповеди открытым, говоря: “Некоторые полагают, что следует исповедовать свои грехи непосредственно Богу, другие находят нужным исповедоваться у священника...” Необходимо также отметить, что речь идет здесь только об исповедании грехов, а не о власти священнослужителя “отпускать” эти грехи.

Спустя четыреста лет Латеранский собор в 1215 году объявил устную исповедь перед священником обязательной для всех церквей на западе, и только еще триста лет спустя Тридентский собор признал исповедь пред священником таинством и догматом церкви, с правом священника “отпускать грехи кающихся по его усмотрению”.

Из всего вышесказанного мы видим, что христианская церковь не испытывала решительно никакой нужды в устной исповеди в течение 1200 лет и ввела исповедь, как догмат и таинство, руководствуясь не Св. Писанием, а только политически-церковными соображениями. Приведенные выше исторические данные отвергают общепринятое, ни на чем не основанное воззрение, что устная исповедь пред священником “ведет свое начало от апостолов...”

Устная исповедь никогда не являлась следствием духовной необходимости, способствовавшей спасению души. Она оказывалась только мерой церковного принуждения в борьбе с так называемыми еретиками, отступниками и сектантами, людьми, иногда действительно заблуждавшимися, а иногда только не спешившими разделять заблуждений господствующей церкви. В большинстве случаев устная исповедь играла подсобную роль в преследовании людей, имевших мужество не следовать за церковью в ее отступлениях от Слова Божия и “от простоты во Христе”. Вспомним историю инквизиции, которая в течение первых пяти веков своего существования (с ХII-го до ХVII-го века) умертвила многие миллионы “инакомыслящих” христиан, подвергая их самым жестоким, самым утонченным пыткам и бесчеловечным мучениям.

Вы, вероятно, спросите: Что же говорит православная церковь в защиту устной исповеди?

Она учит, что Христос дал апостолам власть выслушивать исповедь мирян, сказав: “Кому простите грехи, тому простятся, на ком останутся” (Иоан. 20, 23). Поэтому “видимыми раздаятелями” прощающей благодати являются апостольские преемники — священники...

Первые христиане каялись пред апостолами: “многие же из уверовавших приходили (к апостолам), исповедуя и открывая дела свои” (Деян. 19), они не Богу каялись, а апостолам, которые должны были сказать: “Властью, данной нам от Бога, прощаем и разрешаем”.

На исповедь христианин является как больной и страдающий человек, Бог же духовно врачует людей только чрез священников, а поэтому (говорит православная церковь), необходимо знать “отчетливо”, какой болезнью и в силу каких условий он болеет, если лечение должно быть успешным...

Что же говорит Св. Писание по каждому из трех приведенных соображений православной церкви?

Прежде всего коснемся “власти данной от Бога вязать и решать”.

Право прощать кающегося всегда являлось только божественным правом Самого Господа Бога и никогда, ни в одном случае, никому из людей не передавалось (Мк. 2, 7; Лук. 5, 21).

Христос повелевает апостолам провозглашать радостную весть спасения, являющуюся манифестом Его всепрощения. Принятие Евангелия, т. е. благой вести искупления, и было принятием прощения Божия. В обнародовании этой вести и состояла вся сущность возложенного на апостолов поручения. Они должны были идти проповедовать Евангелие всей твари, всюду свидетельствуя, что Бог спасает грешника при соблюдении последним одного условия — принять верою жертву за грех, принесенную Христом на Голгофе, довериться Божьей амнистии, оставить прежнюю жизнь беззакония и следовать за Христом в силе Духа Святого, “Которого Бог дает повинующимся Ему” (Деян. 5, 32).

Весть спасения люди могли не принять, отвергнуть, ею могли пренебречь, но тогда апостолы имели право заявить: мы предложили вам единственный путь спасения. Господь ожидал вашего покаяния, Он послал нас к вам с манифестом прощения, но так как вы сами отказываетесь от амнистии, то знайте, что ваши грехи остаются и вечно пребудут на вас, т. е. нет другого пути от них избавиться, “ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись” (Деян. 4, 12).

Вообще, мы не знаем в Св. Писании такого случая, когда бы апостолы отпускали кающимся грехи. Напротив, Св. Писание повествует о ряде случаев, когда апостолы возвещали, что “Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их” (Деян. 10, 4; Деян. 13, 32-38).

Больше того, нигде в Свящ. Писании не упоминается, чтобы “отпущение грехов” и “исповедание прихожан” входило в круг обязанностей апостолов или проповедующих Евангелие. Никогда, ни при одном случае обращения грешников ко Христу апостолы не “разрешают” грехов “властью данной им от Бога”. Напротив, когда ап. Павел узнает о покаянии впавшего в грех, и будучи уверен, что Христос приходящего к Нему не изгоняет вон (Иоан. 6, 37), апостол увещевает церковь в Коринфе проявить к покаявшемуся особенную любовь, говоря: “Вам лучше уже простить его и утешить, дабы он не был поглощен чрезмерною печалью” (2 Кор. 2, 7). Апостол Иаков советует верующим объединяться в молитве к Богу об освобождении их от всяких недостатков, открывая друг другу нужды, о которых хотят молиться. Он говорит: “Признавайтесь друг пред другом в проступках, и молитесь друг за друга” (Иак. 5, 16). Но следуют ли священники этому правилу? Мы не знаем случая где бы священник поведал о своих собственных грехах тому, кого он исповедует и пригласил его помолиться вместе о взаимной нужде.

Разберем теперь случай “с уверовавшими, которые открывали дела свои” (Деян. 19, 18), на что ссылается православная церковь.

Этот случай не имеет никакого отношения к устной исповеди, совершаемой пред священником. Обратим прежде всего внимание на то, кто открывал дела свои? — “Уверовавшие”! Другими словами те из язычников, кто уверовали во Христа, кто приняли благую весть прощения, и не имели нужды в “отпущении грехов”. Эти спасенные грешники уже знали, что “Кровь Иисуса Христа Сына Божия очищает их от всякого греха”. Открывая дела свои, “уверовавшие” открыто свидетельствовали пред апостолами и другими людьми о тех страшных делах, пороках и грехах, в которых жили до обращения ко Христу и от которых Христос освободил их. Так “признания” производились не только пред апостолами, но они исходили даже из уст самих апостолов. Послушайте, как ап. Павел “открывает дела свои”, говоря: “Вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию и опустошал ее” (Гал. 1, 13). “Это я и сделал в Иерусалиме: получив власть от первосвященников, я многих святых заключал в темницы, и, когда убивали их, я подавал на то голос. И по всем синагогам я многократно мучил их, и принуждал хулить Иисуса, и в чрезмерной против них ярости преследовал даже и в чужих городах” (Деян. 26, 10—12). Ап. Павел свидетельствует о тех злодеяниях, от которых Христос его избавил, простив все грехи, призвав на служение “не человеками и не чрез человека” (Гал. 1, 1—5).

Наконец, православная церковь учит, что “на исповедь христианин является как больной, недугующий человек, а потому необходимо знать отчетливо, чем он болеет, чтобы лечение было успешным. По этому поводу можно сказать следующее: “Если человек этот духовно “больной и недугующий”, то в большинстве случаев имя такому человеку не “христианин”, а “погибший грешник”. Грех — ужаснейшая болезнь!

Болезнь наследственная: “в беззаконии зачат и во грехах родила мать”, болезнь — обессиливающая до того, что мы не способны бываем ни на какое доброе дело, не способны идти узким путем, ощущать тайну благодати, слышать голос Божий, болезнь — отвратительная, оскверняющая, заразная, мучительная и смертельная. Грех является болезнью неизлечимой, и только Христос может с нею справиться. Спаситель называет Себя врачом и, кто кроме Него владеет Божественным даром врачевания и спасения (Лука 4, 18). Ко всякому “больному и недугующему” Христос обращается с призывом: “Приидите ко Мне!” (Мтф. 11, 28). Его метод лечения скорый, верный, радикальный, спасительный во всех веках, во всех поколениях. Его лекарство — ОН Сам. Весь мир — один сплошной госпиталь. Иисус Христос не разочаровал еще ни одного Своего “пациента”. С тех пор, как Он выступил на служение (Еф. 7, 24—25), не было еще ни одного смертного или безнадежного случая.

Для исцеления “недугующий” должен обратиться ко Христу!

Всякий грешник, осознавший гибельность своего беззаконного пути, может обратиться с молитвой покаяния ко Христу и от Него непосредственно получить прощение всех грехов, дар спасения в жизнь вечную.

В Св. Писании нет ни одного случая, когда бы грехи “отпускались” священником, пророком или апостолом. Путь возвращения к Богу и примирения с Ним начертан пред нами притчей о блудном сыне. Для грешника, жаждущего спасения души, — нет другого пути.

Человек же верующий, но споткнувшийся на своем пути следования за Христом, и желающий исправить свою ошибку, еще меньше нуждается в людском посредничестве. Ап. Иоанн так пишет к верующим: “А если бы кто согрешил (он не говорит, что мы имеем таинство исповеди и властью, данной нам от Бога, простим грехи), то мы имеем Ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, Праведника” (1 Иоан. 2, 1).

Духовный брат может способствовать осознанию греха и исповеданию этого греха пред Господом, но ни в коем случае не “прощать и разрешать содеянный грех”. Ап. Павел пишет об этом духовным служителям, говоря: “Братия! если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные (не говорит: исповедуйте и разрешайте властью, данной вам от Бога), исправляйте такого в духе кротости, наблюдая каждый за собою” (Гал. 6, 1—2).

Ограниченность и слабость человеческая настолько велики, что человек, взявший на себя смелость исповедовать других и прощать грехи вместо Бога, находился бы в постоянной опасности оказаться неверным пред Господом Богом. Не будучи всезнающим, человек этот мог бы “связать” там, где Бог желал бы простить, и “простить и разрешить” там, где грех исповедан, но еще не оставлен. Не так ли и случается? Человек на исповеди “перечисляет” свои грехи священнику только формально, для того лишь, чтобы получить “отпущение” и продолжать жить в тех же самых грехах и пороках.

Человек только “пересказал” свои грехи, но с ними не расстался, отношение ко греху осталось прежним, греховная жизнь не изменилась.

Человеку-исповеднику грозит опасность оказаться несправедливым к людям. Хотя священник и “должен знать все отчетливо”, прежде чем прочитает молитву отпущения грехов, но все же сердце человеческое для него всегда “потемки”, и священник из чувства страха и по различным человеческим мотивам и соображениям (а иной раз и прямым выгодам), может оказаться лицеприятным и подпасть осуждению, вместе с тем, кого он выслушивает.

Только один Христос, “пребывающий вечно, имеет священство непреходящее” (Евр. 7, 24), может отнестись к кающемуся с совершенной справедливостью, “и нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто пред очами Его: Ему дадим отчет” (Евр. 4, 13). “Таков и должен быть у нас Первосвященник: святый, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес... священнодействователь святилища и скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек... Он принесши одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога. Он... ходатайствует за нас” (Евр. 7, 26; 8, 2; 10, 12; Римл. 8, 34). “ Посему да приступаем с дерзновением к престолу благодати, чтобы получить милость и обрести благодать для благовременной помощи... Ибо един... посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус” (Евр. 4, 16; 1 Тим. 2, 5).

ПОКАЯНИЕ

“Если не покаетесь, все так же погибнете”... (Лука 13, 3)

Призыв к покаянию является основным призывом Христа к погибающему человечеству. Воля Божья в отношении человека, нуждающегося в спасении, никогда еще не была изменена. Она выражена все теми же, всем понятными словами: “Покайтесь в веруйте в Евангелие”. Покаяние, следовательно, — одно из главных условий нашего спасения.

Но что значит покаяться?

“Метания” — греческое слово “покаяние” — состоит из двух слов: “мета” — перемена и “ноима” — мысль, разум, мышление. “Метания” — в дословном переводе означает: перемена “образа мыслей” (Лука 1, 17). Само собою понятно, что перемена мышления производит перемену и во всех остальных проявлениях человеческой личности, ибо “каковы мысли в душе человека, таков и он” — говорит Св. Писание (Притчи 23, 7). “Метания” означает поэтому полную перемену, революцию, подлинный переворот в душе человека, свержение власти сатанинской и утверждение власти в Царстве Божьем.

Библия богата красочными примерами покаяния. Вспомним блудного сына и его покаянное решение: “Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему...” (Лука 15, 18—20). Вспомним блудницу в доме Симона прокаженного, которая омыла ноги Спасителя слезами, и волосами головы своей отерла их. (Лука 7, 38). Вартимея, громко взывающего: “Иисус, Сын Давидов, помилуй меня...” Вартимей встретился с немаловажным препятствием: “многие заставляли Вартимея молчать, но он еще больше стал кричать: Сын Давидов, помилуй меня” (Мк. 10 гл.). Мытаря, не смевшего поднять очей своих кверху, но стоявшего в полумраке храма и, ударяя себя в грудь, молившегося: “Боже! будь милостив ко мне грешнику!” (Лук. 18 гл.). Все эти и многие другие примеры покаяния весьма ценны и способны оказать весьма многое тем, кто желал бы последовать их благородному примеру. Но ни один случай покаяния так ярко не отображает самого процесса покаяния как поразительное пророчество Захария о грядущем национальном покаянии израильского народа.

Вот это пророчество: “А на Дом Давида и на жителей Иерусалима изолью дух благодати и умиления, и они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце” (Зах. 12, 10).

Подлинное покаяние, на основании слов приведенного текста, есть не что иное, как чудесное действие излившегося Духа Святого. “Изолью духа”, — говорит Господь.

Как часто мы, люди, связываем покаяние с теми или иными аргументами человеческого ума, с научными доказательствами, со страхом расплаты за содеянное, страхом смерти, со всевозможными психологическими воздействиями на чувство и волю слушателя. На самом же деле истинное покаяние приходит к нам как дар свыше, как “Дух благодати” от Бога. Ибо “благость Божия ведет нас к покаянию. (Римл. 2 гл.).

В деле нашего пред Богом покаяния, “Дух благодати” играет очень важную роль. В представлении нашего плотского “я” покаяние всегда связано с чем-то унизительным, нежелательным, неприятным, и нам трудно бывает справиться с этим неправильным чувством. И вот здесь “Дух благодати” приходит к нам на помощь. Он дает нам нужную силу, и в этом выражается Его великое к нам благо. “Благодать” или “Дать — благо” является к нам в виде чего-то, в чем мы испытываем крайнюю нужду, но не имеем в самих себе сил этой нужды удовлетворить.

Мы, люди, никогда не сможем каяться в грехах своих до тех пор, пока мы не получим правильного о них понятия, пока не осознаем степени их преступности пред Богом. Мы способны бываем тогда только видеть наши грехи, в их множестве и во всем их отталкивающем виде, когда Бог открывает нам наши духовные очи. Там, где еще нет подобного видения грехов, там не было еще и “Духа благодати”. Там, где нет покаяния, не может быть прощения грехов и желанного спасения.

Заметьте дальше, что Господь обещает излить не только “Духа благодати”, но и “Духа умиления”...

Дух умиления, это Тот самый Дух Святой, которого Бог излил на апостолов в день пятидесятницы. Это Он дал ученикам силу проповедовать Слово, грешникам — желание каяться, как написано: “Слыша это, они умилились сердцем и сказали Петру и прочим апостолами: Что нам делать, мужи братия?”.

В подлинном покаянии должен участвовать весь человек, весь полностью и без остатка. Когда наше сознание пробуждено, совесть вскрыта, разум просвещен, воля готова подчиниться воле Божьей, нашему порочному сердцу, “сердцу каменному” надлежит тогда стать “сердцем плотяным”; сердцу упорному, жесткому, звериному необходимо расплавиться, растаять... Придти в состояние подобного умиления мы сами неспособны, не можем. Но если мы обращаемся к Богу, “Дух умиления” производит в нашей душе нужную перемену. “Дух умиления” указывает нам на распятого, на Того, Которого пронзили... “Воззрят на Него”.

Взгляд на невинного, страдающего Спасителя всегда был основой истинного покаяния. Кающемуся надлежит как бы пройти по кровавым следам Христа от Гефсимании до Голгофы, и там с Ним встретится. Дух Святой приводит кающегося на это лобное место, как пойманного убийцу на место содеянного им преступления, и ожидает от него “принесения повинной”, безусловного покаяния.

Стоя на Голгофе и взирая на Распятого, мы впервые видим себя в числе тех, “кто возлюбил более тьму нежели свет”, враждовали с Богом, избрали Варраву, распяли Христа и лично ответственны пред Богом за все содеянное. Наша душа наполняется тогда внутренним трепетом, мы приходим в ужас, в отчаяние, и сердце разражается рыданиями... “И будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце”.

Конечно, есть случаи покаяния, и таких немало, когда кающийся решительно порывает со всяким известным его совести грехом, не проронив при этом ни одной слезы, но сонмам покаявшихся людей знакомо то чувство скорби и рыдания, о котором говорит разбираемое нами пророчество.

В религиозном опыте встречается два вида плача: плач истинный и плач ложный. Их легко различить. Правильный плач всегда будет “ПЛАЧ О НЕМ”, плач о своих тяжких грехах, причинивших Спасителю столь невыразимые страдания. Плач ложный — плач о себе самом — самооплакивание.

Есть люди, которые никогда еще не “рыдали о Нем”, но сколько пролили они слез, плача о самих себе. Этот вид плача имеет мало общего с христианским покаянным чувством. Подобно Исаву, продавшему свое первородство за чечевичную похлебку (Евр. 12 гл.), Иуде, бросившему сребреники первосвященникам, богачу-юноше, “отошедшему с печалью”, и многим другим, эти люди плачут о себе, скорбят не о том, что поддались соблазну игры, а о том, что “проигрались”, сожалеют горько не о грехе, а о последствиях греха.

Немало встречаем мы людей себя оплакивающих и среди лиц, ищущих покаяния. Прося Бога о прощении души, они плачут, но не о грехах своих, заставивших Христа, “как непорочного и чистого Агнца”, оставить славу небес, придти на землю, принять нашу вину, испить всю чащу нашего позора и страданий... Они вопят о своей неудачно сложившейся жизни, о несбывшихся мечтах, отравленных радостях, навсегда погребенных надеждах, об изношенном теле своем, о полном своем одиночестве, об удручающей сознание собственной беспомощности, об отсутствующей материальной обеспеченности, о расшатанном здоровье и частых своих недугах, об утраченной репутации и безразличном к ним отношении когда-то близких им людей.

Почему Бог не придает значения такому самооплакиванию и не принимает его за должное покаяние? Почему Бог не благоволит к слезам Исава или Иуды и не может дать им Своего благословения?

Потому что человек, оплакивающий самого себя, не перестает быть центром личного своего внимания. Заметьте, что в истинном покаянии центр этот переносится с кающегося грешника на милующего Бога. До покаяния главным центром жизни кающегося было его порочное, эгоистичное “я”, и вокруг этого центра вся его жизнь вращалась. После покаяния единственным центром внимания и всей жизни покаявшегося становится Бог.

Отсюда, самооплакивание больше вредно человеку, чем полезно. Самооплакивание удаляет человека от Бога и не позволяет ему ощутить в себе должную покаянную глубину, не дает ему, как говорят, “стукнуться о дно”, чтобы опять “всплыть кверху”...

Самооплакивание вредно еще потому, что истинное сокрушение сердца и обращение к Богу приводит кающегося к радости, из бездны отчаяния оно подымает человека и ставит его на скалу, тогда как самооплакивание отказывает плачущему в утешении, оно толкает человека в “топь уныния”, к отчаянию, к самоубийству...

Христос сказал: “Блаженны плачущие, ибо они утешатся...” И все, кто прошли путем горького покаянного вопля, неизменно обретали небесное утешение и радость. Давид свидетельствует об этом, говоря: “Услышал Господь голос плача моего, услышал Господь моление мое и обратил сетование мое в ликование”... (Пс. 29 гл.).

Пророк Исаия пишет: “Возвестите сетующим на Сионе, что им вместо пепла дается украшение, вместо плача елей радости, вместо унылого духа славная одежда” (Ис. 61 гл.).

Подлинное покаяние поднимает человека, поднимает его сердце, его голову, его руки. Истинное покаянное рыдание всегда заканчивается духовным возрождением, уверенностью в прощении грехов и радостью спасения. Крест Голгофы, в начале вменяющийся грешнику в вину, позже принимается им, как единственная основа его прощения.

Христианство первых веков было религией радости. Примирившиеся с Богом грешники, спасенные по его благодати, знали в те времена, что значит “радоваться радостью неизреченною и преславною”. Но пять веков спустя, когда люди пытались следовать за Христом без предварительного покаяния, без оставления грехов, без обновленной жизни и Духа Святого, христианству стали приписывать подавленное настроение духа, печальное выражение лица и унылое сердце.

Грех — болезнь мучительная и смертельная, и трудно человеку радоваться, пока он подвержен этой болезни. Но радость, как сильное пламя, внезапно охватывает его, когда он убеждается в полном своем исцелении. Горькие слезы покаяния прекращается, когда Бог снимает с плачущего его греховное рубище и облекает в ризы спасения.

Чрезвычайно важно заметить, что в истинном покаянии усматривается четыре главных момента:

Угрызение совести (Иоан. 16, 8—11).

Сокрушение сердца (Псалом 50-й).

Исповедание уст (Римл. 10, 9—13).

Исправление жизни (Мтф. 3, 8).

Не подлежит сомнению, что все эти четыре этапа покаяния очень важны и, однако, ничто так не свидетельствует об истинности покаяния, как “сотворение достойного плода покаяния” — исправление жизни. Мы готовы забыть иногда, что покаяние наше бывает действительным только когда мы воздерживаемся от того, в чем каялись, и не допускаем уже в нашей жизни грехов, однажды пред Богом исповеданных. Грех, Богом прощенный, есть только грех, нами навсегда оставленный!

Слушайте, что говорят по этому поводу некоторые из отцов Церкви:

Иоанн Златоуст: “Чтобы получить прощение от Бога, не довольно молиться два или три дня, надобно произвести перемену всей жизни и, оставив порок, постоянно пребывать в добродетели. Бог не оставляет нам грехов, когда мы сами их не оставляем”.

Василий Великий: “Самый верный знак, по которому всякий кающийся грешник может узнавать, действительны грехи его прощены Богом, есть тот, когда мы чувствуем такую ненависть и отвращение от всех грехов, что лучше согласимся умереть, нежели произвольно грешить опять пред Господом”.

Григорий Богослов: “Покаяние имеет как бы два лица. Оно взирает на прошедшее и будущее; на прошедшее, дабы оплакивать содеянные грехи, на будущее, чтобы не делать их уже более”.

Андриан Югский: “Покаяние есть договор с Богом об исправлении жизни”.

Исаак Сирии: “Кто в надежде на покаяние вторично совершает тот же грех, в котором принес покаяние, тот лукаво поступает с Богом”.

Повторяя грех, который сознательно осудил в себе, человек сводит на нет самый акт покаяния, делает его недействительным. Примирившись однажды с Богом, мы должны жить в мире с Ним, а это возможно только в том случае, если мы не допускаем сознательного нарушения Его воли.

Человек не освободится от греха, пока не раскается, пока не осудит себя, пока не познает грехов своих и их значения, и не принесет Богу плода своего покаяния.

Флорентийский тиран Лоренцо лежал на смертном одре. Три вещи отягчали его совесть: убийства, грабежи и узники. “Ты ищешь прощения у Бога?” — спросил тирана великий проповедник правды Савонарола. “Три вещи ты, Лоренцо, должен немедленно исполнить. Убийства? Их уже нельзя исправить — уповай на безграничное милосердие Божие. Награбленное? Все возврати собственникам, и если кого из них нет в живых, раздай нищим. Заключенные пленники? Выпусти измученных на свободу”.

Читатель! Нет надобности быть тираном и лежать на смертном одре, чтобы начать интересоваться вопросом спасения вашей души. Не надо совершать тяжких преступлений и жить в гнусных пороках, чтобы погибнуть. Ваша вина, какой бы она маленькой и ничтожной вам не казалась, достаточно велика для того, чтобы разлучить нас навеки с Богом.

Воззри же на Него, Которого пронзили, и покайся!

КРЕЩЕНИЕ

“Один Господь, одна вера, одно крещение” (Еф. 4:5)

С начала третьего столетия и вплоть до наших дней мы встречаем в христианских церквах множество разных определений сущности крещения.

Обратимся поэтому к первоисточнику. Посмотрим, что говорит о таинстве крещения Св. Писание, и откуда произошли связанные с этим вопросом заблуждения.

 Что такое крещение?

Слово “крестить” в греческом оригинале, означает “погружать” или “хоронить в воде”.

Крещение, по словам Св. Писания, является символом погребения греховной жизни уверовавшего. Со Христом крещаемый умер для греха и воскрес с Ним для “обновленной жизни”. Поэтому ап. Павел пишет: “Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, — то должны быть соединены и подобием воскресения” (Рим. 6, 3—5).

Крещение — прообраз омытия наших грехов в жертвенной Крови непорочного и чистого Агнца и возрождения от Духа Святого: “И вас, которые были мертвы во грехах и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним, простив нам все грехи” (Кол. 2, 13).

Крещение — наше публичное свидетельство пред людьми и пред Богом о том, что в смерти Христа мы нашли спасение, ибо “подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести, спасает воскресением Иисуса Христа” (1 Петр. 3, 21).

Актом крещения крестящийся исповедует, что он чрез веру вступил в тесное общение со Христом и получил от Него прощение грехов: “зная то, что ветхий наш человек распят с Ним... дабы нам не быть уже рабами греху” (Рим. 6, 6). Ибо “во Христа крестившиеся, во Христа облеклись”, и “уже не я живу, но живет во мне Христос”, ибо “сораспялся Христу” (Гал. 2, 19—20; 3, 27). Крестящийся как бы говорит: я не возлагаю никакой надежды на мою плоть, я ей не доверяю. Я даже не допускаю мысли о возможности исправления своей ветхой, греховной натуры, а потому я отдаю ее на смерть, перехожу на сторону Христа и выступаю против самого себя (Рим. 7, 18—19; 6, 11—14; 8, 1 и 8—9).

Спасает ли крещение?

Крещение никого не спасает. Спасает Христос Своей пречистой Кровью (Откр. 1, 5; 1 Иоан. 1, 7). Крещение является как бы подтверждением того, что дар спасения нами уже прият, что Голгофская жертва и Дух Святый уже совершили дело спасения в нашем сердце: что мы уже приняли дарованную нам жизнь во Христе и наслаждаемся ею.

Запомним же, что не крещение приводит к спасению и новой жизни, а новая жизнь приводит к крещению. Там, где Дух Святой не произвел еще перемены в жизни, там крещение лишено всякого основания. Предварительным условием истинного крещения является сознательная вера во Христа, покаяние и обращение к Богу, ибо только тот, “кто будет веровать и креститься, спасен будет” (Мк. 16, 16). Заметьте, что не креститься сначала, а потом, веровать, но сначала уверовать, а затем уже креститься. Такой порядок установлен самим Богом, и как много вреда причинило христианству искажение этой Божественной последовательности.

Господь дал людям ясное поведение, говоря: “Идите, научите все народы, крестя их” (Мтф. 28, 19). Сначала надо научить, а потом уже крестить. Так крестил Иоанн Креститель: Мтф. 3, 6. Так, исполняя всякую правду, крестился Сам Господь: Мк. 1, 9. Так были крещены Его ученики: Иоан. 3, 22—26; 4, 1. Так крестить заповедано апостолам: Мтф, 28, 19. Так апостолы и совершали крещение: Деян. 2, 38—41; 8, 12; 36, 38; 9, 18—19; 10, 47. Так крестились все верующие древнеапостольской церкви. Они, услышав Слово Спасения, каялись, принимали Христа в сердце, и затем крестились: Деян. 10, 32—34; 45, 17; 16, 14-15; 18, 8; 19, 5-7.

Заметим также, что для совершения крещения требовалось “много воды”, настолько много, чтобы крещаемый мог “скрыться под водой” (Иоан. 3, 23).

Крещение есть личное повеление Господа, данное проповедникам Евангелия — крестить: “крестя их” (Мтф. 28, 19), а верующим в Евангелие — креститься, “и да крестится каждый из вас” (Деян. 2, 38; 9, 18).

Ведет ли обычай крещения детей свое начало от апостолов?

Мы, русские, принявшие христианство спустя девять веков после его основания, унаследовали его от Греции уже тогда, когда христианство было сильно засорено, испытало на себе влияние различных государственных систем и пропиталось Византийским язычеством. Приняв христианство не из первоисточника, а как бы из вторых рук, мы приобщились ко всем его “готовым” вековым наслоениям и заблуждениям. Вместе с этими отступлениями от Св. Писания мы приняли и учение о крещении детей. Этот исторически проверенный факт лишает нас, русских, права пользоваться всеми излюбленной фразой: “православие ведет свое начало от апостолов...”

О крещении детей в первоапостольской церкви нигде нет ни малейшего упоминания. Мы не встречаем случая детокрещения ни в одной книге Св. Писания. Исследуя церковную историю, мы находим, что первым, кто упоминает о крещении детей, был епископ Лионский Ириней (около 200 года по Р. X.). Но было бы ошибкой допустить, что к этому именно времени учение о крещении детей вылилось в форму церковного догмата. Напротив, еще в IV веке крещение взрослых было обычным церковным правилом. Лишь в VI веке, когда господствующее положение государственной церкви утвердилось, крещение младенцев стало явлением распространенным, общепринятым и даже обязательным.

Для тех, кто любит ссылаться в вопросе крещения детей на отцов церкви, не лишним будет напомнить, что Иоанн Златоуст, живший в IV веке и родившийся от родителей-христиан, был крещен двадцатилетним юношей. Григорий Богослов, живший в IV веке, сын христианина-проповедника, был крещен только в 24 года. Василий Великий, живший также в IV в. и родившийся в христианской семье, принял крещение, когда ему было уже 30 лет. Августин блаженный, мать которого Моника была христианкой и даже причислена к лику святых, крестился также 30-ти лет. Киприян крестился 45 лет от роду. Многие другие христианские подвижники и мученики приняли крещение также в зрелом возрасте.

Как и почему возник обряд крещения детей?

Детокрещение оказалось выгодным для государства, на службу к которому церковь попала, лишившись своей самостоятельности. Детокрещение доставляло государству подходящий элемент в лице людей, в детстве крещенных, но бессознательных и пассивных, готовых на послушание не только добру, но и злу, если таковое облечено в “благородные” и “возвышенные” идеи. Поддержанию такого учения содействовали и соответствующие правительственные указы.

В кодексе Юстиниана сказано: “Родители, как скоро сами они крещены, обязуются под страхом тяжких наказаний крестить и своих детей”. (Алмазов, 592 стр.). Закреплению и узаконению этой ереси помогли знатные и влиятельные прихожане, так называемые “благотворители церкви”.

Император Лев Философ повелел крестить детей до истечения 10 дней после рождения. Были и другие государственные указы, направленные к закреплению этой ереси, перечислять которые считаем излишним.

Второй причиной к отступлению послужило то, что духовенство государственной церкви, переходя из рода в род, стало пополняться лицами неапостольского призвания. Появились люди “церковной профессии”. Таким пастырям-профессионалам выгодно было умножать количество крещенных, притом без всякой проповеди, Евангелия, даже без катехизации и оглашения.

Евангелие с течением времени все больше и больше заслонялось ложными человеческими учениями, как-то: учением гностиков о магической силе таинств, языческими суевериями, традициями, постановлениями отцов церкви, вселенских соборов, всегда действовавших под известным давлением светской власти.

Вековые заблуждения принимались сменившимися поколениями безоговорочно, ибо заблуждения эти выдавались за истину кристальнейшей чистоты, не требующую доказательств, и всякий, кто имел смелость усомниться в подлинности догматов и верности учения, объявлялся церковью еретиком и отступником. Обсуждать и проверять правильность православных догматов веры? Да нужно ли это?

В России такой вопрос никогда не поднимался ни в церковной, ни в светской литературе. Церковная цензура никогда бы ничего подобного в печать не пропустила. Ожидать решения этого вопроса в общецерковном масштабе не приходится. Те, кто прозрел духовно, решают его в личном порядке.

Что говорит о крещении детей Слово Божие?

Дети не нуждаются в крещении. Христос говорит, что “таковых есть Царствие Божие” (Лук. 18, 16) и ограничивается благословением их. В другом месте Христос говорит, что “ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего небесного” (Мтф. 18, 3—4 и 10; Мк. 10, 14—15). Спаситель неоднократно подчеркивает, что если мы, взрослые, не обратимся и не станем как дети, “не сможем войти в царство Божие” (Лука 18, 16—17).

Ап. Павел говорит, что дети освящаются родителями-христианами (1 Кор. 7, 14), и как таковые не нуждаются в таинствах, пока дети. Крещение ни в коем случае не является “новозаветным обрезанием”, иначе младенцам и взрослым женского пола не надо было бы креститься вообще, как не надо им было обрезываться в Ветхом Завете. Галатам, признававшим ветхозаветное обрезание, ап. Павел не говорит, что оно заменено в Новом Завете крещением (Гал. 5, 6—11 и 6, 15) — но, напротив, решительно разграничивает эти два понятия, открывая истинный смысл того и другого.

Для всякого, уверовавшего в Иисуса Христа, крещение является сознательным вступлением в новый союз (Новый Завет) с Богом. Сознательная вера в Христа, как личного Спасителя, приводит грешника к возрождению. Там, где отступает такая вера, не может быть рождения свыше, а раз так, то недопустимо тогда и само крещение. В подобном случае оно окажется лишь лжесвидетельством о спасении, которого он, крещаемый, от Бога не получил.

Защитники крещения детей часто ссылаются на случай, где после проповеди ап. Петра крестился сотник Корнилий и “весь дом его”, а там могли оказаться и дети. Но “могли быть” не значит “были”, а если бы и были, то и тогда выражение “весь дом” относится лишь к тем, кто мог “внимать тому, что говорил” Петр, т. е. людям, способным веровать. Говоря “мобилизован весь дом” для работы в поле, мы подразумеваем, что принимают участие все способные к труду, а отнюдь, не младенцы.

Крещение должны принимать только уверовавшие, независимо от их пола и возраста. Но способны ли веровать “младенцы?”

Крещение — это единственная дверь к вступлению покаявшегося грешника в общение с видимой церковью Христовой: “Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч” (Деян. 2, 41). Присоединиться к церкви иным способом невозможно.

“Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь” (Мтф. 28, 19-20).

МИРОПОМАЗАНИЕ

“Глазной мазью помажь глаза твои, чтобы видеть...” (Откр. 3:18)

“Неразумные (девы), взяв светильники свои, не взяли с собою масла” (Мтф. 25:3)

Таинство миропомазания по учению православной церкви состоит в том, что крестившемуся младенцу после молитвы о ниспослании Духа Святого крестообразно помазуются елеем лоб, уши, ноздри, грудь и ноги, с произнесением слов: “печать дара Духа Святого”. В миропомазании верующие получают якобы силу свыше, помогающую им исполнять заповеди Евангельские и возрастать в духовной жизни. Однажды совершенное над верующими таинство это никогда не может быть повторено, ибо свое благодатное действие оно простирает на всю жизнь человека.

Вряд ли нужно догматически доказывать, что никакой силы свыше чрез миропомазание не сообщается. Жизнь миллионов людей, миропомазанных в прошлом и миропомазующихся ныне, противоречит тому, в чем стараются убедить нас теоретики-формалисты.

Дух Святой — самая реальная, самая свободная и могущественная сила в мире. Дух Святой не был еще и никогда не сможет быть монополизирован ни одной церковью: “Дух дышет, где хочет” (Иоан. 3, 8). Он “дается Богом повинующимся Ему” (Деян. 5, 32), к действиям Духа Святого неприменимы человеческие рамки или условности, но присутствие Духа Святого в сердце верующего может быть всегда проверено по плодам и дарам Духа Святого. Плоды Святого Духа являются признаком истинной жизни во Христе: “ибо по плодам их узнаете их” (Мтф. 7, 20). Если Дух Святой, действительно, “вселился в ны и очистил ны от всякой скверны” — перемена образа жизни станет для всех очевидной, и скрыть эту перемену будет делом невозможным, но там, где Дух Божий “не принят”, где Духу Святому “не повинуются”, Дух Святой — только абстрактное понятие, которое можно облечь в какую угодно бездушную форму.

Церковь ввела миропомазание в свою служебную практику почти одновременно с крещением младенцев. Заблуждение это было церковью допущено по следующим причинам:

Миропомазание явилось следствием проникновения в христианскую церковь некоторых ветхозаветных обрядов и установлений.

Уже ап. Павлу как защитнику христианства в чистом виде, пришлось вести серьезную борьбу с так называемыми “иудействовавшими христианами”. Эти христиане, обращенные из иудеев, настаивали на том, чтобы христиане, обращенные из язычников, обрезывались, а иудеи, перешедшие в христианство, исполняли Моисеев закон. Этому вопросу Павел посвятил три послания: к Римлянам, Галатам, Евреям. В них он указывает, что “конец закона — Христос” (Рим. 10, 4) и что ветхозаветное ритуальное богослужение было только прототипом и прообразом реальных духовных переживаний верующего Нового Завета. В первом завете господствовала “буква закона”, во втором — “Дух животворящий”; там — предсказания, здесь — исполнение предсказаний; там — символы, здесь — реальная духовная сущность; там — “кровь жертвенных животных, которая никогда не может истребить грехов” (Евр. 9 и 10 главы), здесь — Христос, “непорочный и чистый Агнец” (1 Петра 1, 19; Иоан. 1, 29), “взявший на Себя грехи всего мира”; “там — “скиния видимая”, здесь — “храм духовный”, там — первосвященник, “обложенный немощью”, здесь — “Первосвященник на веки Совершенный”; там — “елей помазания”, здесь— “Помазание от Святого, Дух Святой”, там — видимое; здесь — духовное; там — временное; здесь — вечное.

Бог провел резкую грань между двумя заветами, и тем не менее уже в первом веке всячески стремились устранить эту грань. Ап. Павел удачно и надолго отразил тогдашнее посягательство на простоту и свободу во Христе, но позже церковь христианская все же не сохранила за собою этих священных позиций, так как “по отшествии (ап. Павла) вошли (в церковь) лютые волки, не щадящие стада” (Деян. 20, 29—31). Пророческие слова ап. Павла о лютых волках в точности исполнились. В роли “лютых волков, не щадящих стада”, явились гностики, стремившиеся примирить христианство с иудейством и языческой философией, создав из них “единую веру”. Попытка эта являлась реакций языческого ума против простоты и ясности, не сложных, но истинных воззрений первоапостольской церкви. Гностицизм оказался неизбежным следствием столкновения язычества с разросшимся уже тогда и укрепившимся христианством. Исходя из эллинского идеализма, восточного пантеизма и христианского откровения, это новое учение впало в крайность, а порой даже в фантастические религиозные мудрствования и мистический символизм.

Хотя учение это потерпело поражение, тем не менее оно оставило свою окраску, от которой ортодоксальная церковь не смогла избавиться до настоящего времени.

Миропомазание основано на превратном понимании терминов Новозаветных Писаний.

Говоря о Новозаветном духовном опыте христианина, апостолы часто пользовались Ветхозаветными терминами и прообразами. Так, например, ап. Иоанн говорит о Духе Святом как о помазании свыше: “Вы имеете помазание от Святого, и знаете все”, “Помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает”, “Сие помазание учит вас всему” (1 Иоан. 2, 20, 27), “Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину” (Иоан. 16, 13). Ап. Павел, устраняя в деле получения “помазания свыше” всякое человеческое посредничество, пишет, пользуясь все тем же термином: “Помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши” (2 Кор. 1, 21—22). Читая все это, нововозрожденные люди не могут не понять, что в Ветхом Завете помазание совершали священники и пророки, в Новом же совершает его Сам Бог. В Ветхом Завете помазание совершалось елеем, как прообразом Духа Святого, в Новом же Завете — Сам Бог “запечатлевает обетованным Святым Духом” (Еф. 1, 13).

Для христиан древнеапостольской церкви вообще, а в особенности для тех, кто получил помазание Духа Святого в день Пятидесятницы, такие термины как “помазание”, “горящие светильники”, “реки воды живой”, “святилище”, не нуждались в истолковании. Они были настолько понятны, что евангелист Иоанн только в одном случае поясняет, говоря: “Сие сказал Иисус о Духе, Которого имели принять верующие в Него” (Иоан. 7, 38—39).

Но с тех пор сменились десятки поколений. В церковь проникли люди заведомо не возрожденные, люди, которым были чужды проявления Духа Святого в личной жизни искупленных. Возникла вполне естественная потребность чего-то видимого, что могло бы напоминать о духовных реальностях. Эти невозрожденные люди, не имея Духа Святого как реальной сущности, возвратились снова к ветхозаветному прообразу Духа Святого, к елею, к миропомазанию...

Но здесь их, заблудившихся, ожидала другая ступень заблуждения. Оказалось, что не было такого случая во всем Новом Завете, когда бы Дух Святой ниспосылался уверовавшему в результате помазания его елеем. Это обстоятельство привело “отцов церкви” к компромиссному решению ввести помазание вместо новозаветного возложения рук. Но на каком основании принято было такое решение, и кто дал право “отцам церкви” изменять и отменять установления Божии? Этого никто не знает, даже люди, искушенные богословскими науками. Протоиерей Петр Смирнов, автор “Изложения христианской православной веры”, объясняет это таким образом: “Почему возложение рук заменено миропомазанием в Писаниях апостольских на это ответа нет!..” Но если ответа нет (хотелось бы ответить Петру Смирнову), тогда зачем искать какое-то “основание” вне Св. Писания — будь то в предании, или у Киприана, Тертуллиана и других христианских деятелей, писателей и историков, лишь удачно зарегистрировавших наличие многих заблуждений тогдашней церкви.

В западной церкви миропомазание совершается над крещаемым не тотчас после крещения, как это принято совершать в церкви православной, а по достижении крещенным отроческого возраста.

Позднейший обычай Западной церкви ударять помазанного по щеке не имеет основания не только в Ветхом Завете, но вряд ли нечто подобное допускается в каком-либо языческом культе. Сбывается Писание: “И стало у них словом Господа: заповедь на заповедь, правило на правило, тут немного, там немного...” (Ис. 28, 13).

Там, где к Слову Божию наблюдается такое кощунственное отношение, Господь повелевает: “Выйдите из среды их, и отделитесь... и не прикасайтесь к нечистому, и Я приму вас. И буду вам Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь Вседержитель” (2 Кор. 6, 17—18).

ЕЛЕОСВЯЩЕНИЕ

“По сей причине... держись образца здравого учения” (2 Тим. 1:6,13)

Православная церковь учит, что “елеосвящение есть таинство, в котором при помазании больного освященным елеем призывается благодать, врачующая от болезней души и тела. Лица, приеемлющие сие таинство, суть одержимые сильною болезнью. При совершении елеосвящения должно не только присутствовать, но и участвовать в таинстве семь священников. Только по нужде церковь разрешает совершать это таинство одному священнику, обязывая его мазать больного елеем семь раз, как бы от лица семи пресвитеров...”

В связи с вопросом помазания больного елем, Св. Писание дает ясное указание, говоря: “Болен ли кто из вас? пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне, — и молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему” (Иак. 5, 14-15).

Сопоставляя православное учение с вышеприведенным указанием Божиим, мы видим, что участие в помазании семи священников, а также семикратное помазание елеем ни на чем не основано. Священное Писание оставляет полную свободу выбора числа лиц, участвующих в помазании. Что же касается того, сколько именно раз больной должен быть помазан, то здравый смысл подсказывает, что только один раз и притом одним из присутствующих при помазании пресвитеров.

Православное вероучение переносит центр тяжести елеосвящения на “освященный елей”, приписывая ему какое-то магическое действие, в то время как Слово Божие в основу таинства елепомазания полагает “молитву веры”, от которой зависит восстановление здоровья больного христианина, ибо сказано: “И молитва веры исцеляет болящего”.

Православное вероучение в этом вопросе как бы подчеркивает роль помазующих священников, тогда как Слово Божие, напротив, повелевает пресвитерам помазать больного елеем во имя Господне, и этим как бы подчеркивает, что исцеление произошло совсем не благодаря их участию, что главная роль в исцелении отведена Имени Христову.

Это значит, что не “чудотворцы” исцеляют больного, а Господь, и слава принадлежит только Имени Иисуса Христа. О такой именно “непричастности” к исцелению апостолы постоянно заявляли. Были случаи, когда народ готов был приписать славу исцеления служителям Христовым, и даже поклоняться им. Как поступили апостолы, исцелив хромого? “Увидев это, Петр сказал народу: мужи Израильские! что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он (парализованный) ходит?.. Ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего, которого вы видите и знаете, и вера, которая от Него, даровала ему исцеление сие пред всеми вами” (Деян. 3, 12 и 16).

Согласно православному вероучению право верующего на призвание пресвитеров и на молитву помазания ограничено случаем только весьма “тяжелого недуга”. Слово Божие, напротив, дает нам полную свободу в этом вопросе.

Слово Божие ставит все в полную зависимость не от степени болезни, а от свободного желания болящего.

Мы знаем на практике, что елеосвящение совершается православной церковью не с целью получить исцеление (в возможность которого редко верит молящийся или тот, за кого молятся), а в надежде на “полное отпущение грехов”. Священника приглашают совершить над больным елесвящение, и прибегают к нему уже тогда, когда все другие средства были испытаны, и всем стало ясно, что “больной не выживет”.

В заключение надо сказать, что в наши дни таинством елеосвящения редко кто пользуется даже в православной церкви. Позволить себе роскошь пригласить к больному семь священников, материально не всем доступно. Совершать миропомазание “по нужде”, пользуясь одним только священником, означает для некоторых “чего-то не доделать”, “поскупить пред Богом”... Итак, возвратимся к простоте Евангельской, будем держаться как советует ап. Павел, “образца здравого учения” (2 Тим. 1, 13). “Так поступая, никогда не преткнетесь, ибо так откроется вам свободный вход в вечное Царство Господа Нашего и Спасителя Иисуса Христа...” (2 Петр. 1, 10, 11).

ЕВХАРИСТИЯ

“Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в царствии Божием” (Мк. 14:15)

В IV веке некий монах Радберг Пасхазий пытался целым рядом софизмов доказать своим современникам, что хлеб и вино, принимавшиеся христианской церковью в течение столетий в “воспоминание” о смерти Спасителя, “пресуществляются”, т. е. меняют свою сущность по молитве священника, совершающего это таинство. Пасхазий утверждал, что хлеб и вино, которыми пользуются верующие, становятся действительной Кровью и действительным Телом Христа, тем Телом, которое было рождено от Девы Марии, и той кровью, которая струилась из ран Христа на Голгофском кресте.

Эта болезненная фантазия монаха-фанатика встретила немало протестов не только у духовенства, но и среди влиятельных мирян. Папа Иннокентий III был первым, официально упомянувшим об этой доктрине и одобрившим ее своим декретным письмом. В числе сочувствовавших этому новому учению, оказался также и папа Григорий Великий (Гильдебранд).

Собор (в 1059 году) в Риме под председательством папы Николая П-го после многих бурных протестов и споров признал фантазию монаха Радберта Пасхазия новым догматом западной церкви. Одновременно догмат этот проник и в восточную церковь несмотря на то, что окончательное отделение Западной церкви от Восточной произошло за пять лет до спора (в 1054 году). И все же, несмотря на всю строгость церковных узаконении, “догмат о пресуществлении” оставался долгое время одним из самых спорных вопросов западной церкви. Чтобы положить конец спорам, папа Григорий VIII установил своеобразный пост для кардиналов, которым было поручено добиться по этому спорному вопросу непосредственных указаний от Бога. “Указания” были якобы получены, но и таких указаний оказалось недостаточно. В 1160 году вопрос о догмате пресуществления был предложен на разрешение Парижского богословского факультета. К величайшему смущению кардиналов и папы, собравшаяся ученая коллегия отвергла догмат Пасхазия как лишенный всякого основания в учении Христа, и противоречащий здравому смыслу. Но и эти заключения ученой коллегии ни к чему не привели. Волнения и споры не прекращались. Чтобы положить конец спорам и не допустить опасных разделений в церкви, Латеранский собор (носящий в церковной истории название четвертого), торжественно объявил догмат пресуществления обязательным для всех христиан. С этого момента началась всем известная расправа с инакомыслящими. Папа Григорий IX учредил инквизиционный суд, представив его в заведование доминиканскому монашескому ордену. Упорствующих противников, как опасных еретиков, предавали светской власти для сожжения на кострах. Этой кровавой эпохе посвящены многие тома исторических изысканий.

В наши дни человеку, знакомому со Св. Писанием и свободному от угроз инквизиции, приходится удивляться не тому, что запуганные рабы средневековья подчинились страшному учению Пасхазия, и не тому, что священнослужители под угрозой неизбежной смерти заставляли этих рабов признать человеческое измышление за откровение свыше, но тому, как это заблуждение могло сохраняться в церкви, и как миллионы наших культурных современников-христиан продолжают верить лжи Пасхазия и заблуждению средневековья. Как современные богословы и деятели ортодоксального христианства никогда еще не потрудились задать себе вопроса, во что они верят и почему? Не странно ли? И странно и непонятно! Неужели так трудно определить что разумнее: принять ли на веру жалкое наследие вековых заблуждений, носящее печать долголетия, или же обратиться к доступному всем первоисточнику, к Слову Божию, и лично прийти к Истине.

Говоря об историческом развитии этого догмата, не следует заключать, что данное заблуждение было церковью допущено благодаря неясности Св. Писания. Напротив, ни один христианский догмат не освещен Св. Писанием так ясно, как именно этот.

Вспомните незабвенную сцену тайной вечери и всего того, что произошло в горнице, где была установлена Евхаристия. “В ту ночь, в которую предан был, (Он) взял хлеб и возблагодарив преломил и сказал: “Примите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание”. Также и чашу после вечери, и сказал: “Сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет” (1 Кор. 11, 23—26).

За время своего земного служения, Христос сотворил много чудес: Он исцелял больных, воскрешал мертвых, насыщал живых... Не может быть сомнения, что и там, в горнице, Христос мог совершить еще одно чудо.

Он мог пресуществить вино и хлеб, предметы последнего ужина, в действительную плоть и кровь, сделать хлеб тождественным той плоти, в которой Он в данный момент находился, однако мы не встречаем в Св. Писании никаких указаний о какой-либо перемене, происшедшей с хлебом и вином после слов Его благодарственной молитвы. В этом случае мы не видим ни малейшего намека на чудо, в котором, кстати сказать, Христос не видел тогда никакой надобности. Называя вино кровью, а хлеб телом Своим, Иисус Христос воспользовался тем образным языком, каким пользовался почти всегда, и какой так широко был распространен среди жителей Востока. Разве в проповедях Своих Христос не сравнивает Себя с предметами домашнего обихода? Разве ученики никогда не слыхали таких выражений так: “Я есмь хлеб”, “Я есмь свет”, “Я есть дверь”, “Я есмь Пастырь”, “Я есмь истинная виноградная лоза”, и т. д.? Естественно, что и в данном случае, говоря “сия чаша — есть новый завет” или “сие тело Мое за вас ломимое”, Христос употребил слова, как символы Его искупительной жертвы.

Заметьте, что после того, как Христос вознес к Отцу молитву благодарения (после которой, полагают, и произошло пресуществление), Он все же продолжает называть вино — вином и хлеб — хлебом, говоря: “Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в царстве Отца Моего” (Мтф. 26, 29). Поразительно также и то, что произнося слова: “Сие есть Тело Мое”, Христос оставался все еще в теле, Он ведь не превратился после молитвы в два тела, из коих одним пользовался Сам, а другим насыщались ученики. Такая предпосылка абсурдна и кощунственна. И, тем не менее, это кощунственное понятие укрепилось в западной и восточной церквах.

Догмат пресуществления противоречит Св. Писанию

Учение о пресуществлении, связанное с идеей приношения бескровной жертвы за грехи тех, кто участвует в причащении, полностью отрицает единократное искупление грехов, единократной жертвы Иисуса Христа. Писание говорит, что “Христос вошел не в рукотворное святилище.., но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лицо Божие, и не для того, Чтобы многократно приносить Себя... иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира. Он же однажды к концу веков явился для уничтожения греха жертвою Своею... (Он), как пребывающий вечно, имеет и священство непреходящее, посему и может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу, будучи всегда жив, чтобы ходатайствовать за них... (Ибо Он) с Своею кровию однажды вошел во святилище, и приобрел вечное искупление... По сей-то воле освящены мы единократным приношением тела Иисуса Христа. И всякий священник ежедневно стоит в служении и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принесши однажды жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога” (Евр. 9, 24—27; 7 24-25; 9,12; 10, 10-12).

Догмат пресуществления противоречит фактам

Обе церкви, западная и восточная, предлагают людям верить в чудо там, где никакого чуда не происходит. Чтобы убедиться в том, что хлеб и вино не пресуществляются, или не меняют своей сущности и остаются теми же, какими были и до молитвы священника, нет нужды в сложных химических анализах. Вкус хлеба и запах вина до молитвы о пресуществлении и после нее сохраняются.

Чудеса, которые совершались Христом и апостолами, были очевидны для всех. Даже неверующие люди могли убедиться в чудесно происшедшей, необычной перемене. В таких случаях все присутствовавшие “исполнялись ужаса изумления от случившегося”... В таких случаях даже враги Христовы бессильны были что-либо сделать. Они должны были признать наличие чуда, как написано: “Ибо всем, живущим в Иерусалиме, известно, что ими (апостолами) сделано явное чудо, и мы (старейшины), не можем отвергнуть сего” (Деян. 3, 10; 4, 16). Господь пресуществил на брачном пире в Кане Галлилейской воду в вино, и чудо оказалось для всех очевидным. Если бы Господь творил чудо, пресуществляя вино в кровь и хлеб, этого чуда скрыть не было бы никакой возможности. Но Бог, как мы неоднократно убедились уже, не творит чудес для узаконения человеческих заблуждений.

Заметим также, что восточная церковь примешивает воду к вину, смешивая хлеб, воду и вино в общую массу, хотя апостолы и все верующие, придерживаясь Писания, принимали и принимают хлеб и вино раздельно. Вместо того, чтобы следовать порядку, установленному Господом на Тайной Вечери, восточная церковь причащает из ложки всех своих членов, как грудных младенцев, так и взрослых. Чтобы ложка эта не показалась людям уж очень “обыкновенной”, церковь назвала ее “лжицей”, объяснив, что духовно “лжица” соответствует клещам, которыми Серафим взял с жертвенника горящий уголь и очистил уста пророка Исаии (Ис. 6, 6).

Аналогия между “ложкой” и “клещами” свидетельствует о желании иметь хотя бы какое-нибудь основание для своего странного нововведения. Лучше что-нибудь, чем ничего. То же самое можно сказать и о других предметах церковной утвари.

Восточная церковь учит, что “копие”, употребляемое на “проскомидии” для пронзения хлеба и извлечения “частиц”, напоминает собою то копье, каким воин-язычник пронзил грудь Христа на кресте. Невольно напрашивается и такая аналогия: если хлеб — Христос, а копье — оружие, которым Христос был пронзен, то кого же напоминает священник, “пронзающий” хлеб?

Под угрозой отлучения от церкви 4-й Латеранский собор, собравшись в 1215 году, предписал всем христианам, по крайней мере однажды в год, перед Пасхой, исповедоваться пред священником и причащаться.

Западная церковь, невзирая на слова Самого Господа: “Пейте из нея все”, лишала своих членов чаши Господней. Миряне не имеют права прикасаться к вину и чаше, они принимают только хлеб (в форме облатки), вино же выпивает священник, совершающий богослужение.

В вопросе Евхаристии история церкви знает еще один вид ереси, встречающейся среди некоторых протестантских течений, где люди, отрицая пресуществление хлеба и вина вечери Господней, рассматривают их только как хлеб и как вино, подходят к этим дивным символам и принимают их без должного благоговения, “не рассуждая о Теле Господнем” (1 Кор. 11, 29).

Св. Писание учит, что Вечеря Господня таит в себе не только особый смысл и значение, но что воспоминание Христовых страданий приводит верующего к духовному единению со Христом и Его Церковью. “Чаша благословения, которую благославляем, не есть ли приобщение крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело, ибо все причащаемся от одного хлеба” (1 Кор. 10, 16—17). Каким образом происходит в душе человека это незримое приобщение “телу и крови Христовой”, мы не знаем. Эта тайна будет открыта верующему только в вечности. Отрицать тайну духовного воссоединения души человеческой с Богом и не признавать благодатного воздействия Вечери Господней на духовную жизнь верующего, значит впасть в другую крайность, подобную той, которая стремится видеть в этой тайне процесс материального пресуществления.

Следует помнить, что “Сокрытое принадлежит Господу, Богу нашему, а открытое нам и сынам нашим до века, чтобы мы исполняли все слова закона сего” (Втор. 29, 29).

О причащении детей

Вечеря Господня, как мы уже знаем, является Божиим установлением, принимать участие в котором не должны те, кто духовно неспособен отнестись к этому сознательно, с должным благоговением. Всякому понятно, что такого сознательного и вполне разумного отношения к Вечери Господней нельзя ожидать от младенца. Поэтому Бог не ставит младенцу никаких условий, никаких требований не предъявляет. Св. Писание говорит, что младенцы не нуждаются в тех духовных установлениях, которые предназначены служить взрослым. О детях Христос сказал: “Таковых уже есть Царствие Божие”. Дети не могут сознательно вспоминать смерть Христову или возвещать Его второе пришествие.

Ведь они еще ничего об этом не знают. Кроме того, мы не встречаем в Св. Писании никаких решительно указаний об исполнении детьми заповедей Господних. Слово Божие, однако же, уделяет много места христианскому воспитанию детей. Задача такого воспитания сводится к тому, чтобы подготовить отдаче себя Христу, непринужденному следованию и сознательному участию в Вечери Господней. Бессознательное принятие таинств бесполезно.

О таком принятии таинств Иоанн Златоуст говорит следующее:

“Если принимающий таинство не узнает присутствующих, не слышит их голоса и не может произнести слова, но лежит как безжизненное дерево или камень, нисколько не отличаясь от мертвого, то какая польза от принятия таинств при таком бесчувствии? (2 Т. 251 стр.). Для бессознательного ребенка всякое таинство излишне. Таинство, неправильно воспринятое в настоящем, становится крайне опасным для всей последующей жизни дитяти. Получив еще в детстве искаженное представление о том, что именно Бог от нас требует, человек может всю жизнь лелеять ложное понятие о спасении. Ему будет казаться, что в детском крещении он “возродился”, в причащении получает “частицу” Тела Христова и, будучи членом церкви, стоит на правильном пути. Такое состояние души крайне опасно, ибо человек как бы лишается способности думать о духовной жизни, или искать спасения, хотя явно живет и погибает во грехах.

Причащение детей нашло ревностного защитника в лице блаженного Августина. Он и другие отцы церкви утверждали (не имея, однако, в Св. Писании ни одного основания для своих утверждений), что крещаемому дается обещанная благодать без меры, а потому и не ограничивается никаким возрастом. Отсюда некоторые пришли к выводу, что Вечеря Господня должна быть доступна всем крещенным, даже детям.

Этот “человеками установленный” обычай причащения детей просуществовал в лоне православной церкви много столетий. За это время истинное значение Вечери Господней совершенно искажено. Простому символу и воспоминанию воздается сейчас суеверное почитание — хлебу и вину приписываются чудодейственные целительные свойства. Заблуждение, окутанное тысячелетней давностью, настолько вошло в кровь и быт православного человека, что бороться с ним нет никакой возможности. Только Дух Святой способен открыть духовно слепым глаза и “ум к уразумению Писаний”...

НЕПОРОЧНОЕ РОЖДЕНИЕ САМОЙ ДЕВЫ МАРИИ

“Кто родится чистым от нечистого? Ни один!” (Иов. 14:4)

Мало кто знаком с новейшим догматом западной церкви, установленным папой Пием IX только в начале второй половины прошлого столетия. Догмат этот, называющийся “догматом о непорочности зачатия самой Девы Марии”, утверждает следующее: хотя Пресвятая Дева Мария и родилась естественным образом от своих родителей, но по особому преизбытку дарованной ей благодати, в самом зачатии своем была сохранена свободною от всякой причастности греху. Таким образом, “Приснодева” Мария сливается со святой Троицей и является как бы ее четвертой ипостасью.

Учение это возведено папой Пием IX в 1854 году на степень догмата, ставшего общеобязательным для всех членов западной церкви.

Эта же тенденция причислять Деву Марию к Божественной Троице наблюдается и среди зарубежных русских православных богословов. Деву Марию они называют “неопалимой купиной”, “Премудростью” и “четвертой ипостасью Божией” и т. д.

Догмат о непорочном зачатии и рождении Девы Марии не имеет в Священном Писании никакого основания. Даже безответственное “предание”, называемое “священным”, пройдя сквозь тьму многовековых человеческих измышлений, не могло создать столь легкомысленного утверждения.

Догмат этот полностью опровергается учением Библии о всеобщей греховности людей. Порочность человеческой натуры связана всеми корнями с грехопадением наших прародителей. Слово Божие говорит нам, что “рожденное от плоти есть плоть”, что “все согрешили и лишены славы Божией...”, “так что заграждаются всякие уста и весь мир становится виновен пред Богом” (Рим. 3, 19, 23; Иоан. 3, 6).

Св. Писание говорит еще, что Дева Мария родилась от родителей, так же подверженных греху, как подвержены и все другие люди.

Дева Мария, являясь только человеком, сама лично нуждалась в искупительной жертве Христа, и эту жажду спасения исповедовала неоднократно. Если бы Дева Мария родилась от Духа Святого, как был зачат и рожден Господь наш Иисус Христос, она не знала бы чувства греховности, как не знал его Христос. Но если бы это так было, тогда для чего бы ей называть Иисуса Христа — ее Спасителем и Господом, говоря: “Величит душа моя Господа и возрадовался дух мой о Боге, Спасителе моем, что призрел Он на смирение рабы Своей” (Лук. 1, 46—48).

Дева Мария была призвана Богом для того, чтобы при воплощении Сына Его Иисуса Христа, дать ему плоть человеческую, что она и выполнила. Родив Его, Мария не принимала уже на себя никакой другой роли: ни при жизни Христа, ни даже после сошествия Святого Духа на апостолов. Вспомним, какую роль играла Дева Мария при жизни Христа. Иногда она находилась в толпе слушателей: “Некто сказал Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: “кто матерь Моя? и кто братья Мои?” И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мой. Ибо кто будет исполнять волю Отца Моего небесного, тот Мне брат и сестра и матерь” (Мтф. 12, 47—50). Иногда она была в кругу младших сыновей своих от Иосифа, братьев Иисуса, сомневавшихся в Его Мессианстве, как написано: “Тогда братья Его сказали Ему: выйди отсюда и пойди в Иудею, чтоб и ученики Твои видели дела, которые Ты делаешь. Ибо никто не делает чего-либо втайне, и ищет сам быть известным. Если ты творишь такие дела, то яви Себя миру. Ибо и братья Его не веровали в Него. На это Иисус сказал им: “Мое время еще не настало, а для вас всегда время. Вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит” (Иоан. 7, 3—7). Родные и близкие уверовали в Иисуса Христа только по воскресении, но тогда, когда Он только начал Свое служение, они были настроены даже враждебно. Св. Писание говорит: “И услышавши, ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из Себя” (Мк. 3, 21).

Характерно также и то, что Дева Мария не присутствует ни на тайной вечери, ни в Гефсимании, ни во дворе Каиафы, ни на суде у Пилата. На Голгофе она — в толпе, подле креста: “При кресте Иисуса стояли Матерь Его, и сестра Матери Его, Мария Клеопова и Мария Магдалина. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил (Иоанна), говорит Матери Своей: “Жено! се, сын твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял ее к себе” (Иоан. 19, 25—27).

Трудно себе представить, чтобы Дева Мария могла бы в каком-либо смысле стать заместительницей Сына Божия Иисуса Христа после воскресения и вознесения. Имя Девы Марии упоминается в Св. Писании, но всегда после имени апостолов, рядом с именами других благочестивых последовательниц Божественного Учителя:

“Тогда они (ученики) возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон... и пришедши взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова. Все они единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса и с братьями Его... было же собрание человек около ста двадцати...” (Деян. 1, 12-14, 16).

О жизни Девы Марии после вознесения Иисуса Христа на небо Св. Писание ничего не говорит, и было бы неправильно строить какие бы то ни было догадки. Ни в день Пятидесятницы, когда Дух Святой сошел на апостолов, ни позже Дева Мария ничем особенным себя не проявила. Ее следование за Господом, как видите, протекало в совершенной скромности и неприметности.

Слово Божие также ничего не говорит нам о том, что по смерти своей Дева Мария была вознесена телесно на небо.

Св. Писание упоминает о всех случаях, когда живые люди были силою Божией восхищены на небо, как например, Енох и пророк Илия, но о том, чтобы безжизненные трупы возносились на небо, о таких случаях Св. Писание не говорит. Св. Писание запрещает нам “мудрствовать сверх того, что написано” (1 Кор. 4, 6).

НЕПОГРЕШИМОСТЬ ПАПЫ

“Ибо ко всем грехам нашим мы прибавили еще грех” (1 Цар. 12:13)

В 1870 году папа Пий IX созвал в Риме вселенский собор католического духовенства. Несмотря на возражения 110 епископов (всех участвовавших на соборе было 750), собор провозгласил новый и ни с чем не сравнимый по своей циничности догмат о папской непогрешимости. Большинство епископов решило, что всякое папское учение, изложенное папою по догматическим и нравственным вопросам, является “непреложной истиной”, что папа, как учитель церкви, “непогрешим” и не нуждается в содействии даже самой церкви. Постановление это заканчивалось следующими словами: “Если кто из людей, не дай Бог, посмеет противоречить сему нашему решению, да будет человек этот проклят!”.

Из постановления епископов мы узнаем, что папа непогрешим в известных обстоятельствах и при решении различных церковных вопросов. Папа остается грешником в его ежедневной жизни и беседах. Он может допустить грех и может ошибаться во всем и в любой мере, но когда папа сидит на троне и обращается с речью к кардиналам, он является уже человеком свободным от каких бы то ни было заблуждений. Другими словами, папа может оказаться мирским, себялюбивым человеком, он может быть неверующим, клятвопреступником, кощунником и даже убийцей, он может допускать в частной жизни самые грубые грехи, на какие только способна падшая человеческая натура, но в суждениях о догматах церкви — он, папа, является человеком “совершенным”.

Папа может не иметь любви, веры, морали, но если папа говорит о них — его суждения должны рассматриваться как суждения непогрешимые, исходящие от непогрешимого руководителя стада Христова.

По догмату “непогрешимости” папы — грех и святость, Христос и сатана, свет и тьма должны уживаться в одном и том же сердце. Такая странная возможность соединения в одном лице столь противоположных свойств говорит о несостоятельности этого догмата. На самом деле погрешимость пап обнаруживается уже тем, что некоторые папы были осуждены как еретики, другие папы ссорились между собою, расходились во взглядах по одному и тому же вопросу веры или управления церковью, отменяли решения прежде бывших “непогрешимых” пап, проклинали друг друга, предавая анафеме. Когда “непогрешимый” папа Николай V-й умер, в его библиотеке были найдены богатейшие античные рукописи, но не оказалось ни Библии, ни Евангелия.

Поверит ли кто, чтобы Христос способен был установить этот страшный догмат?

Имел ли Христос в виду, чтобы Церковь Его принимала за “непогрешимых” пап таких людей, как папа Бенедикт IX, Иоанн XXIII, Александр Борджа, Лев Х и им подобные?

Вряд ли надо приводить какие-либо тексты Св. Писания для подтверждения абсурдности и всей кощунственности подобного догмата.

Сам ап. Петр не был облечен такого рода “полномочиями”. Даже Христос не брал на себя функций, принадлежащих Духу Святому, сказав: “Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину” (Иоан. 16, 13).

Один Бог беспорочен, свят, всезнающ и непогрешим. Один Христос—непогрешим, и поэтому имел право сказать людям: “Кто из вас обличит Меня в неправде?” (Иоан. 8, 46). “Я ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю” (Иоан. 8, 28). “Пославший Меня есть со Мною; Отец не оставил Меня, одного, ибо Я всегда делаю то, что Ему угодно” (Иоан. 8, 29).

“Один Дух Святой — непогрешимый Наставник верующего и Руководитель, его духовной жизни”, “ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий” (Рим. 8, 14).

НЕПОГРЕШИМОСТЬ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

“Знаю твои дела: ты носишь имя, будто жив, но ты мертв... Я не нахожу, чтобы дела твои были совершенны...” (Откр. 3:1—2)

Не признавая и даже порицая догмат о непогрешимости папы, православная церковь учредила другого рода авторитет: “единство, святость и непогрешимость православной церкви”.

В основу этого заблуждения положен текст Св. Писания: “Церковь Бога живого, — столп и утверждение истины” (1 Тим. 3, 15), причем церковь понимается только “православная”. Вероучение этой церкви так и гласит: “Другие церкви не могут ни в коем случае именовать себя церковью, ибо это означало бы, что у Христа много несродных друг другу тел. Апостолы же учат об одном теле (1 Кор. 12, 12—14), которое Он духовно “возглавляет”, все остальные — еретики”. “Из слов апостола, — толкует дальше православная церковь, — следует, что вечная истина опирается на церковь, как на свой столп и поэтому несомненно, что церковь православная непогрешима. Пред ее волей и учением все верующие обязаны преклоняться с благоговением...”

Доказательством непогрешимости православной церкви является “православный символ веры”. Этот символ служит образцом веры для христиан на все времена, а он содержит в себе чистую Евангельскую истину. Следовательно, на все века церковь православная пребудет в вере непогрешимой.

Отдельные люди и целые христианские общества могут ошибаться и погрешать в своих мнениях. Но не может быть такого времени, когда бы вся церковь уклонилась от чистоты богооткровенного учения. Так как непогрешимость принадлежит Церкви вселенской, то преимущественным органом непогрешимости ее служат вселенские соборы...

Догмат о непогрешимости церкви ничем не отличается от догмата непогрешимости папы, в одном случае непогрешимость приписана личности, в другом коллективу.

Обе церкви в поисках авторитета предоставили право последнего слова не Священному Писанию, а людям, заблуждения которых как бы заранее санкционированы догматом непогрешимости.

Церковь действительно является хранительницей истины Божией, сокрытой в Слове Его, как сказано: “Освяти их (учеников, т. е. Церковь) истиною Твоею: слово Твое есть истина” (Иоан. 17, 17). Церковь является “столпом” и “утверждением истины” постольку, поскольку она на этой истине “утверждается” и эту истину, как столп, “утверждает” в мире. Посему не тот еретик, кто порывает с церковью и противоречит ее суждениям, а тот, кто уходит от истины Св. Писания и противоречит Слову Божию.

Чтобы убедиться в неправильности догмата о непогрешимости церкви, достаточно вспомнить лишь несколько случаев из Священного Писания, подтверждающих, что христианская церковь никогда не утрачивала способности грешить, ошибаться, отступать, охладевать, терять “первую любовь” к Богу и даже погружаться в духовную летаргию. Такими яркими примерами являются притча о десяти девах и послания к малоазиатским церквам (Мтф. 25, 1—13; Отар. 2 и 3 главы).

Отступления церкви от истины Св. Писания уже было предсказано ап, Павлом в Ефесе, когда он заявил собравшимся руководителям общины, говоря: “Ибо я знаю, что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада, и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою” (Деян. 20, 29—30).

Подобного рода “лютые волки” появились еще при жизни апостолов, и разрушающее влияние их испытывали христианские общины во многих местах. Так, например ап. Иоанн говорит в своем соборном послании: “Я писал церкви; но любящий первенствовать у них Диотреф не принимает нас. Посему, если я приду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и, не довольствуясь тем, и сам не принимает братьев и запрещает желающим, и изгоняет из церкви” (3 Иоан. 1, 9—10).

Из приведенного выше случая характерно то обстоятельство, что церковь, основанная самим апостолом Иоанном и больше всех других имевшая, как будто бы, права претендовать на свою непогрешимость, оказалась в столь печальном духовном состоянии, что не повиновалась даже апостолам. Засевшие в церкви лжеслужители не допускали к благовествованию даже ее основоположников. Отсюда мы видим, что правда не всегда с тем, кто остается в церкви, и не все те еретики, кто оказывается вне церкви. Диотреф остался верным поборником и ревнителем церкви, но это не препятствовало ему изгонять из церкви апостолов и ту истину, с которой апостолы приходили.

В подобных случаях Господь дает такое повеление верным Ему: “Выйдите из среды их и отделитесь... и не прикасайтесь к нечистому, и Я приму вас. И буду вашим Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями” (2 Кор. 6, 17—18). И еще: “Выйди от нее, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее” (Откр. 18, 4; прочтите всю главу). Как может церковь быть непогрешимой, имея у себя несовершенных членов? Из порочных слагаемых не может быть непорочной суммы. Из греховных членов не может быть безгрешного общества. Свой путь на земле Церковь проходит тропой освящения. Смысл такого освящения и цель пребывания ее на земле были бы утрачены, если бы церковь стала вдруг непогрешимой.

Церковь Христова не искоренится, но не потому, что она непогрешима, “врата адовы не одолеют ее” не потому, что она достигла совершенства, а в силу того, что Церковь куплена “драгоценною кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца” (1 Петр. 1, 19), она принадлежит Богу и никто не похитит ее из руки Его (Иоан. 10, 28).

Говоря о Церкви, Св. Писание имеет в виду Церковь вселенскую, не как всемирную, могущественную, христианскую организацию, но как живой организм, невидимое Тело Христово. Членами этого Тела являются возрожденные свыше “чада Божий”, рассеянные по лицу всей земли. Члены Тела Христова, как это ни странно, могут оказаться в любой христианской группировке. “Церковь” (по-гречески “экклезия”) означает “собрание уверовавших во Христа”. Церковь Христа не определяется большим количеством собравшихся верующих. Она имеет место даже там, “где двое или трое собраны во имя Его”, ибо там Христос “посреди их...” (Мтф. 18, 20). Слово Божие не указывает к какой именно группировке должны принадлежать эти три “собравшиеся во имя Его...” Они могут оказаться вдали от всех собраний уверовавших. Важно не это. Для уверовавших важно то, что их “имена написаны в книгу жизни на небесах...” (Лука 10, 20).

Почему православной церкви понадобился догмат непогрешимости? Ответ на этот вопрос мы находим в православном вероучении: “Забота о духовном спасении детей церкви налагает на церковь обязанность следить внимательно за их настроением и руководить ими, если потребуется, при помощи “новых средств”, о которых может быть и не сказано в Слове Божием, а потому, церковь, в лице ее пастырей, имеет власть устанавливать новые богослужения, чины, обряды, праздники и пр.”.

Из этих слов видно, что для православной церкви Священного Писания недостаточно, что православная церковь допускает, что в деле нашего спасения Бог многого не предусмотрел, а потому православная церковь должна как бы заполнить пробел теми или иными догматами, правилами и установлениями, какие диктуются данными обстоятельствами.

Для того, чтобы убедиться в ложности такого взгляда, достаточно привести следующий текст Писания: “От Божественной силы (Христа) даровано нам все потребное для жизни и благочестия” (2 Петр. 1, 3).

Для истинного христианина авторитетом веры и жизни является не церковь и ее символ веры, а Св. Писание. Руководствуясь во всех случаях только Писанием, христианин может отвергнуть людские установления, и мужественно сказать: “Судите, справедливо ли пред Богом — слушать вас более, нежели Бога?” (Деян. 4, 19).