* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

     ОТ ВИФЛЕЕМА ДО КАПЕРНАУМА

     ГЛАВА ПЕРВАЯ

     "ВО ДНИ ЦАРЯ ИРОДА"

     4 г. до н. э.

     Перенесемся   теперь   мысленно   в  Иудею  последних  месяцев  Иродова

правления.

     Жители Иерусалима, привыкшие, что их город часто посещают пилигримы  из

дальних стран, вероятно, не обратили внимания на караван чужеземцев, который

двигался  по  его  улицам  зимой 750 года от основания Рима. Но вскоре о них

заговорили, так как стало известно,  что  путешественники  разыскивают  царя

Иудеи,  причем  вовсе  не  Ирода, а другого, недавно родившегося. "Мы видели

восхождение  его  звезды  и  пришли  поклониться  ему",  --  объясняли  они.

Оказалось,  что  это  были восточные маги, обнаружившие в небе знак великого

Властелина. То, что разыскивать его они пришли в Иерусалим,  удивить  никого

не могло. Все слышали пророчества о таинственном Человеке из Иудеи, Которому

надлежало покорить мир.

     "Где родившийся царь иудейский?" -- спрашивали волхвы, но вместо ответа

испуганные  люди  торопились  пройти  мимо.  Нужно было хоть немного знать о

положении дел в Иерусалиме тех лет, чтобы  понять,  насколько  вызывающим  и

неосторожным  казался сам этот вопрос. Но путники, ехавшие издалека, едва ли

догадывались о своей оплошности. Вероятно, они пребывали в полном  неведении

относительно всего, что творилось в Иудее при Ироде.

     Жизнь этого монарха, прозванного льстецами Великим, могла бы дать сюжет

для нескольких  трагедий  в  духе  "Макбета".  Захватив власть при поддержке

римлян и против воли народа, он тщетно пытался  завоевать  популярность.  За

тридцать  три года его царствования, внешне блестящего, враждебность к Ироду

только увеличилась.

     Человек жестокий и честолюбивый, постоянно  терзаемый  страстями,  Ирод

был  далек от религиозных проблем, которые волновали тогда иудеев. Дворцовые

интриги и женщины, войны и строительство  поглощали  его  целиком.  При  нем

страна  вновь  получила  автономию.  Ирод  покрыл  ее  десятками крепостей и

воздвиг в городах  множество  зданий  в  западном  стиле.  Он  с  одинаковым

усердием  занимался сооружением театров, ипподромов, святилищ в честь своего

покровителя Августа и ремонтом иерусалимского Храма. Правда,  последний  был

предметом  особенных  забот  царя.  В  своем  тщеславии  Ирод  хотел затмить

древнего Соломона. Он гордился Храмом, в который вложил огромные средства  и

который  превратил  в  одно  из  чудес  света.  Однако  даже  этим он не мог

завоевать доверия подданных.

     Отец  Ирода  был   идумейским   сановником,   а   мать   --   арабского

происхождения;  законных прав на корону он не имел. Как все узурпаторы, царь

страдал болезненной мнительностью, и ему всюду мерещилась измена.  Хасмонеи,

потомки  свергнутой им династии, вызывали наибольшие опасения Ирода; поэтому

он использовал любой повод, чтобы избавиться от них.

     Роковую роль в судьбе царя сыграло  то  обстоятельство,  что  его  жена

Мариамна  (кажется,  единственное  существо, которое он искренне любил) была

княжной хасмонейского рода. В этой гордой и смелой красавице жил дух воинов,

боровшихся за независимость страны. Она не умела скрывать своего презрения к

мужу, а ее мать Александра, часто вмешиваясь в их жизнь, возбуждала  тревогу

и без того подозрительного Ирода.

     Когда   Александра,  используя  влияние  египетской  царицы  Клеопатры,

добилась для  своего  семнадцатилетнего  сына  звания  первосвященника,  она

невольно  толкнула  его на гибель. Ирод заметил, что юноша стал пользоваться

любовью в Иерусалиме, и не мог этого стерпеть. В 35 г. до  н.  э.  во  время

праздников  брата  Мариамны  утопили  ночью  на глазах у царя. Его конец был

представлен как несчастный случай, но сестра и мать прекрасно понимали,  что

произошло в действительности.

     В  30  году  положение  Ирода было прочным как никогда. После Актийской

битвы,  которая  принесла  Октавиану  полноту  власти,  царь  Иудеи  получил

надежный  политический  ориентир.  Доверие  и поддержка Августа обеспечивали

незыблемость его трона. Но чем удачнее шли дипломатические дела  Ирода,  тем

невыносимей становилась жизнь в его собственном доме.

     К  29  году  семейная  драма достигла катастрофической точки. Ненависть

Мариамны стала столь явной, что  царь  заподозрил  и  ее  в  причастности  к

заговору.  И  однажды,  подстрекаемый родственниками, Ирод в припадке ярости

вынес приговор той, что  была  ему  дороже  всего.  Послушные  судьи  быстро

согласились с волей царя.

     На  казнь  Мариамна  шла,  не  прося пощады, и держалась с удивительным

достоинством. Мать же в страхе за свою  участь  публично  поносила  ее.  Эта

сцена привела в содрогание всех свидетелей последних минут царицы.

     Ирод  с  трудом  пережил роковой день. Когда все было кончено, он почти

лишился рассудка. Его преследовал образ убитой, он без конца  звал  Мариамну

по  имени,  кричал,  чтобы  ее  привели  к  нему,  напивался до бесчувствия,

проводил ночи в оргиях, устраивал бешеные скачки, но призраки  не  оставляли

его.  Здоровье  царя  было  настолько подорвано, что, казалось, он на пороге

смерти.

     Тем  не  менее  Ирод  поправился  и  с  удвоенной  энергией   продолжил

вакханалию  убийств. Он казнил Александру, казнил мужа своей сестры и многих

других близких и царедворцев. Сыновей от Мариамны, Александра и  Аристобула,

прибывших  из  Рима  после  долгой  отлучки. Ирод сначала принял радушно, но

вскоре и они вызвали у него недоверие. Фальшивые письма, доносы,  показания,

вырванные  под  пытками  у  слуг,  -- все было пущено в ход в отвратительной

игре, которая кончилась тем, что обоих князей повесили в Самарии.

     Последние  годы  жизни  Ирода  были  особенно  мрачными.  Хотя   партия

"иродиан"  видела  в нем идеального монарха, чуть ли не Мессию, он знал, что

ненависть народа к нему только возросла.  Эти  настроения  поддерживались  в

стране  фарисеями, которые бойкотировали любые начинания царя. Многие из них

были казнены за то, что предсказывали скорый закат преступного правления.

     Легко вообразить, в какое смятение пришел семидесятилетний царь,  когда

узнал,  что  какие-то  восточные  послы расспрашивают в городе о "родившемся

царе иудейском". Кто этот очередной претендент на престол? Какие силы  стоят

за  ним?..  Самым  неприятным  в  известии было для Ирода то, что он впервые

слышал об этом очередном заговоре.

     Встретившись с иностранцами. Ирод выяснил, что речь, по-видимому,  идет

о  Ребенке, Которого считают будущим Мессией. С такого рода посягательствами

на свою власть царь не раз имел дело и понимал, что здесь нужны  быстрота  и

решительность.  Он  стал  выяснять  у  священников,  где  ожидалось рождение

Мессии, и, когда ему назвали Вифлеем, послал туда волхвов, прося их сообщить

подробные  сведения  о  новоявленном  царе  иудейском.  Меньше  всего  Ирода

заботило исполнение библейских пророчеств. Помутившийся разум старика строил

планы новой расправы.

     Вифлеем  был  расположен недалеко от столицы. Когда чужеземцы прибыли в

городок, там уже давно знали о таинственном Младенце, родившемся  в  укрытии

для  овец.  Местные  пастухи  --  первые,  кто  видел Его, -- рассказывали о

необыкновенных знамениях, которые привели их в пещеру.

     Плотник Иосиф и Мария, родители Младенца, были  выходцами  из  Галилеи;

они появились в Вифлееме года полтора назад во время переписи, проводившейся

в связи с присягой Августу.

     Рассказывали,  что,  когда  Мать  пришла  с  Младенцем  в Иерусалим для

выполнения очистительных обрядов и посвящения первенца, Ее Сыну  предсказали

великое  будущее.  Прозорливый  старец Симеон, взяв из рук юной Матери Дитя,

принес благодарение Богу и сказал, что теперь может  умереть  спокойно,  ибо

видел  Спасение,  которое  Бог  "уготовал  для просвещения язычников и славы

Израиля". Праведник благословил изумленных родителей и добавил, обращаясь  к

Марии:  "Вот  Он  лежит  на  падение  и  на  восстание многих во Израиле и в

знамение пререкаемое, Тебе же самой душу пройдет меч" [1].

     Об этом пророчестве услышали  многие  находившиеся  в  храме.  Те,  кто

ожидал  "утешения  Израилева",  передавали  его  из  уст  в уста. Дошло оно,

конечно, и до Вифлеема. Поэтому волхвы без труда смогли  отыскать  Иосифа  и

Марию.  Войдя  в их дом, они сложили у ног Ребенка свои дары и, поклонившись

Ему, удалились...

     Ирод безрезультатно ждал вестей: маги предпочли идти на  родину  другим

путем, минуя Иерусалим.

     Убедившись,  что  его  план  не  удался,  царь  решил разом покончить с

предполагаемой  опасностью.  В  Вифлеем  был  направлен   отряд   солдат   с

распоряжением умертвить там всех младенцев моложе двух лет.

     В  какой  степени  приказ  был  исполнен, неизвестно. Ирод, несомненно,

давал его в глубокой тайне.  Иосиф  Флавий,  писавший  о  тех  временах,  не

упоминает  о  Вифлеемской  трагедии.  Впрочем,  в  его глазах она могла быть

слишком незначительной в сравнении с бесчисленными зверствами Ирода.

     Как бы то ни было, Тот, Кого искали убийцы, был уже далеко  от  города.

Галилейская  семья  скрылась  вскоре  после  ухода  волхвов. Иосиф знал, что

разумнее совсем покинуть пределы Иродовых владений, и отправился в Египет --

один из ближайших центров, где жили евреи "рассеяния".

     Таким образом мы видим, что  с  первых  же  дней  мир  встретил  Мессию

ненавистью и угрозами. Но это был не весь мир. Те, кто верил и ждал, кто был

чист  сердцем  и  полон надежд, встретили Христа иначе. Вифлеемские пастухи,

старец Симеон и восточные мудрецы признали в Нем грядущего Царя.

     Весной того же года тяжкая  болезнь  приковала  Ирода  к  постели.  Его

продолжали  мучить страхи, он то и дело выслушивал доносчиков, несколько раз

менял завещание. Царю не давала покоя мысль, что народ  с  нетерпением  ждет

его  конца.  Узнав,  что какие-то юноши, подстрекаемые раввинами, разбили на

храме золоченого орла -- эмблему Рима, он велел их немедленно  арестовать  и

судить  со  всей  строгостью. Невзирая на недуг, Ирод нашел в себе силы даже

присутствовать на процессе. Обвиняемых приговорили к сожжению на костре, что

вызвало бурю негодования в Иерусалиме.

     Умирающего царя увезли в  Иерихон,  где  пытались  лечить  водами.  Выл

момент,  когда  боли  чуть  не привели Ирода к самоубийству; его едва успели

спасти. Шум и крики челяди донеслись до старшего  сына  царя,  находившегося

под  стражей,  тот  решил, что отец скончался, и просил тюремщика освободить

его. Но стражник донес об этом Ироду, и тот в ярости отдал приказ немедленно

умертвить князя. А через пять дней смерть настигла и самого монарха.

     Агония его была ужасна, он сыпал проклятиями,  бредил  новыми  казнями.

Говорят,  будто  он  велел  перерезать группу знатных заложников, чтобы хоть

таким образом лишить народ радости и заставить  его  проливать  слезы.  День

смерти Ирода стал впоследствии национальным праздником евреев.

     Семья царя устроила ему пышные похороны. Облаченное в пурпур тело несли

на золотых  носилках.  За  ними  в сопровождении гвардейцев шли его сыновья:

Архелай, Антипа, Филипп и другие, родившиеся от многочисленных жен Ирода. Но

не успели смолкнуть вопли наемных плакальщиц, как началась борьба за  власть

между  наследниками.  По  завещанию  Иорданская область и Галилея отходили к

Антипе, земли к северу от них -- Филиппу,  а  иерусалимский  трон,  Иудея  и

Самария  --  Архелаю. Однако для утверждения раздела нужно было ехать в Рим.

Перед отбытием царской семьи в городе вспыхнули беспорядки;  народ  требовал

наказать  соучастников  преступлений  Ирода.  Архелай  отверг  все петиции и

уехал, поручив Иерусалим римскому командованию, которое жестоко расправилось

с восставшими. Тем не  менее  страна  продолжала  бурлить,  а  к  императору

отправились делегаты с просьбой о полном устранении ненавистной династии.

     Август одобрил завещание Ирода. Каждый из трех его сыновей получил свою

долю наследства.  Но  Архелай,  вопреки  его  ожиданиям,  вернулся домой без

царского титула. Цезарь дал ему только звание "этнарха",  правителя  народа,

хотя  при  этом  обещал, что сделает его царем позднее, если он докажет свою

лояльность сенату.

     Примечания ("ГЛАВА ПЕРВАЯ")

     [1] Лк 2, 22 сл. Слова "падение и  восстание"  указывают  на  тех,  кто

примет  или отвергнет Мессию. "Знамение пререкаемое" означает чудо, явление,

которое вызовет пререкания и споры.

     ГЛАВА ВТОРАЯ

     НАЗАРЕТ

     3 г. до н. э. -- 27 г. н. э.

     Когда известие о смерти Ирода достигло Египта, плотник Иосиф,  надеясь,

что   опасность   миновала,   стал   собираться  на  родину.  Но  он  боялся

преследований со стороны Архелая и  не  вернулся  в  Вифлеем.  Он  предпочел

переселиться  на  Север,  в небольшой городок Назарет, где еще прежде

жил с Марией.

     В те времена Галилея была густонаселенной  областью,  а  географическое

положение  делало  ее  открытой  всем  ветрам  мира. "Тут, -- пишет Фредерик

Фаррар, -- были вблизи Финикия, Сирия, Аравия,  Вавилон  и  Египет.  Острова

язычников  и все славные страны Европы были почти видны за блестящими водами

западного моря. Знамена Рима развевались на равнине... Фараоны  и  Птолемеи,

эмиры  и  арсакиды,  судьи  и  консулы  --  все  боролись  за обладание этой

прекрасной областью. Здесь блестели копья  амалекитян,  тряслась  земля  под

колесницами  Сезостриса,  по  ней  шли  македонские фаланги, здесь слышались

удары широких римских мечей, здесь  предназначено  было  раздаваться  крикам

крестоносцев,  греметь  артиллерии  Англии  и Франции. Казалось, что на этой

равнине  Изреэль  приходили  в  столкновение  Европа  и  Азия,  иудейство  и

язычество,  варварство и цивилизация, Ветхий и Новый Завет, история прошлого

и надежды будущего" [1].

     Впрочем, сам Назарет стоял  в  стороне  от  этих  больших  исторических

дорог, в евангельскую эпоху он считался захолустным селением. Сложилась даже

поговорка: "Может ли быть что доброе из Назарета?". И словно для того, чтобы

опровергнуть  все  человеческие  оценки,  именно  этот  бедный  поселок стал

"отечеством" Христа; в нем прошла большая часть Его  жизни.  Почти  четверть

века  Он ходил по его каменистым улицам и поднимался тропинками на окрестные

холмы. Немногие знали о действительном месте Его рождения, но даже  те,  кто

слышал об этом, называли Его Ханоцри, Назарянином.

     Если  бы  мы  могли  очутиться  в Назарете тех лет, то увидели бы около

сотни белых домов с плоскими  крышами,  разбросанных  на  горе,  обрамленной

виноградниками  и  оливковыми  рощами.  С пологих возвышенностей открывается

живописная панорама, на которой, вероятно,  не  раз  покоился  взор  Иисуса:

голубые цепи гор, зеленые долины, засеянные поля.

     Многое  изменилось  с  тех пор, но природа Галилеи осталась почти такой

же, как две тысячи лет назад. Путешественники в один голос  утверждают,  что

Назарет  и его окрестности -- неповторимый уголок святой земли, его называют

"горной розой" и "земным раем". Воздух высот чист и прозрачен. После  зимних

дождей  назаретские  склоны  превращаются  в сад; их покрывают разнообразные

цветы самых нежных оттенков: лилии, горные тюльпаны,  анемоны.  Иисус  любил

цветы. Он говорил, что с ними нельзя сравнить даже украшения царя Соломона.

     Весной  поля  Назарета  оглашают  трели  жаворонков,  далеко разносится

воркование горлинок, в густой синеве неба проплывают стаи розовых пеликанов.

Птицы, как и цветы, стали в речах Христовых образом души,  возложившей  свое

упование на Бога. Он приводил их в пример суетным и многозаботливым людям.

     Галилеяне  -- здоровые, сильные, непосредственные люди -- в большинстве

своем занимались сельским хозяйством. Они выращивали  виноград,  смоковницы,

оливковые  деревья,  пасли  на лугах коз и овец, обрабатывали поля. По утрам

назаретские женщины шли с кувшинами к роднику,  который  и  поныне  снабжает

округу водой. К нему же ходила Дева Мария. Колодец и сейчас носит Ее имя.

     Как  жила  Она  в  Назарете?  Как  жил  Иисус?  Апокрифические  легенды

рассказывают об этих годах множество подробностей. Но мы не можем считать их

достоверными, хотя бы уже потому, что они находятся в резком противоречии  с

евангельским  духом.  Матфей  же и Лука, касаясь этого периода жизни Христа,

предпочли сдержанный лаконизм и говорили лишь о  том,  что  им  было  хорошо

известно.

     Только   два   факта,  сообщаемых  апокрифами,  кажутся  заслуживающими

доверия. Они утверждают, что Иосиф умер, когда Иисусу было девятнадцать лет.

Легенды же обычно склонны приводить символические числа. Иисуса во время Его

общественного служения называли "Сыном Марии", а это значит, что Иосифа  уже

не  было  в  живых. Согласно другому сказанию, Иисус, будучи подростком, пас

овец.  Интонации,  которыми  проникнуты  Его  притчи  о  пастухах,  косвенно

подтверждают это. Во всяком случае, назаретский Отрок постоянно видел людей,

заботливо  охраняющих  свои  стада.  Видел  Он и виноградарей, подвязывающих

лозы, сеятелей на весенних  полях,  жнецов  с  серпами,  срезающих  колосья.

Позднее  все эти картины послужили образами для Его притч. Они переносят нас

в мир тихого галилейского селения, который с юных лет окружал Иисуса.

     По субботам семья  Иосифа  приходила  в  назаретский  молитвенный  дом,

синагогу, где народ слушал Св. Писание и беседы наставников. Чтец произносил

славословия,  а  все  присутствующие  вторили ему. Иисус любил эти выражения

искренней веры, и позднее в Его проповеди не раз прозвучат отголоски молитв,

слышанных Им в Назарете с юных лет.

     Но было бы неверно рисовать жизнь Галилеи в виде безмятежной идиллии. И

там кипели страсти, и там мечтали о свободе. Народ находился под  двойным  и

даже тройным гнетом: мытари выколачивали из него имперские подати, Иерусалим

брал  свою  десятину,  а  местные  землевладельцы притесняли крестьян. Люди,

однако, верили, что рано или  поздно  восторжествует  справедливость.  Книги

пророков,  которые  читали в синагогах, и апокалиптические писания, ходившие

по рукам, вселяли надежду на скорый конец старого мира.

     Когда умер Ирод, по Галилее прокатилось восстание. Его  возглавил  Иуда

Гавлонит,   предводитель   партии  зелотов,  "ревнителей".  Анархисты

религиозного толка, Иуда и его единомышленник фарисей Садок отвергали  любую

власть над народом Божиим, кроме власти Самого Творца.

     Толпы   отчаянных   галилеян,   воодушевленных   теократической  идеей,

образовали целую армию и с боем взяли город Сепфорис, где находился арсенал.

Легионерам Квинтилия Вара с трудом удалось подавить мятеж. Сотни  повстанцев

были распяты на крестах.

     В  6  году  Архелай,  который унаследовал пороки, но не государственные

таланты Ирода, был смещен и отправлен в ссылку. Управлять его  землями  стал

первосвященник  Иерусалима,  а  общий  контроль  над  областью  был  передан

прокуратору Копонию. Как и  при  Помпее,  ее  включили  в  состав  сирийской

провинции  Рима.  Антипа  и  Филипп,  хотя  и сохранили марионеточную власть

тетрархов, оказались в еще большей зависимости от империи.

     Сразу же после  низложения  Архелая  губернатор  Сирии  Квириний  начал

перепись по всей Палестине с целью установить размеры подати. Иуда Гавлонит,

воспользовавшись этим, снова поднял Галилею против римлян, но скоро был убит

в  сражении.  Его  гибель  не  смогла,  однако,  угасить  дух  воинственного

мессианизма. Правитель Галилеи Ирод Антипа, человек, больше всего  на  свете

ценивший  свой  покой,  терял  его  очень часто. Каждый раз, когда появлялся

новый вождь, звавший народ к оружию, галилеяне  немедленно  устремлялись  за

ним,  уповая,  что в критический момент с неба сойдут ангелы и вместе с ними

сокрушат римского орла. "Этих бойцов, -- пишет  Флавий;  --  никогда  нельзя

было  упрекнуть  в  недостатке мужества" [2]. Недаром шестьдесят лет спустя,

когда армия Веспасиана шла через Галилею, ей приходилось брать штурмом почти

каждую деревню.

     В доме Иисуса должны были знать о  восстании  Иуды,  так  как  Сепфорис

находился вблизи Назарета. Быть может, там появлялись некоторые из партизан,

и  Сын  Марии  видел  их. Сам Он тоже будет говорить о свободе и владычестве

Божием, но между Ним и людьми, избравшими путь насилия, -проляжет  пропасть.

В Назарете готовился духовный переворот, смысл которого останется непонятным

зелотам.

     Авторы  апокрифов  не  скупились  на описание чудес, которыми в детстве

якобы поражал всех Иисус. Но из Евангелий видно, что в то время Он ничем  не

обнаруживал  превосходства над другими людьми и, напротив, как бы скрывал от

посторонних  Свою  тайну.  Лишь  один  раз  Он  дал  понять  родителям,  что

принадлежит  не  им,  а иному, высшему миру. Это случилось в пасхальные дни,

вероятно, незадолго до галилейского восстания.

     Как и все набожные  иудеи,  Иосиф  каждый  год  ходил  в  Иерусалим  на

праздник.  Женщинам  паломничество  в  обязанность  не  вменялось, но Мария,

любившая Храм, всегда посещала святой город. Когда Ее Сын достиг  церковного

совершеннолетия, Она взяла Его с Собой.

     В  те  дни  по  дорогам,  ведущим  к столице, тянулись пестрые вереницы

людей, а над долинами звучало пение псалмов. В  Иерусалим  прибывали  тысячи

богомольцев,  стража  с  трудом  поддерживала  порядок.  Площадь  храма была

запружена толпами народа, непрестанно приносились жертвы,  а  вечером  семьи

собирались в домах для праздничной трапезы.

     По  окончании  торжеств  Иосиф и Мария отправились в обратный путь. Они

шли вместе с родными и соседями, и поэтому первое время их не тревожило, что

Иисуса нет с ними. Когда же  они  поняли,  что  Он  остался  в  городе,  то,

охваченные  смятением,  поспешили  в  Иерусалим.  Время  было неспокойное, и

сердце Марии сжималось в страхе.

     В переполненном городе Сына было найти нелегко.  Иосиф  и  Мария  долго

ходили  по  улицам,  пока  не пришли в одну из галерей, окружавших храм. Там

обычно проводили время в богословских беседах и толковании Закона раввины  и

книжники.  Среди  них  Мать и увидела Иисуса. Он сидел, слушая речи ученых и

задавая  им  вопросы.  Знатоки  Писания  изумлялись   "разуму   и   ответам"

безвестного галилейского Отрока, не учившегося в их школах...

     -- Дитя  Мое,  --  воскликнула Мария, -- почему Ты с нами так поступил?

Вот отец Твой и Я с болью Тебя ищем.

     -- Что же вы искали Меня? -- ответил Иисус. -- Не  знали  вы,  что  Мне

надлежит быть во владениях Отца Моего?

     Казалось,  внезапно Он стал далеким и загадочным, и Его слова вызвали у

родителей замешательство. Они не поняли, что Он имеет в виду.  Однако  Иисус

тут же поднялся и последовал за ними. Единственный раз неземной луч сверкнул

из-за  облака  и  скрылся.  Он  снова  -- обыкновенное Дитя, подобное прочим

детям.

     После происшествия в Иерусалиме Иисус, по словам  евангелиста,  жил  "в

повиновении"  у  родителей, "преуспевая в премудрости и возрасте и в любви у

Бога и людей".  Мария  же  "сохранила  в  сердце  Своем"  этот  первый  знак

исполняющегося пророчества [3].

     Иисус  не  учился  в  богословской  школе,  как Его сверстники, имевшие

религиозное призвание. Он стал плотником и каменщиком и после смерти  Иосифа

кормил Мать трудами Своих рук.

     Евангелист  Лука  говорит,  что окружающие любили Иисуса; но для них Он

был лишь сельским  юношей,  хотя,  быть  может,  несколько  странным,  часто

погруженным  в  какие-то  Свои,  никому  не  ведомые  думы. Зная Его близко,

сталкиваясь с Иисусом почти каждый день, жители Назарета не замечали  в  Нем

ничего  сверхъестественного. Когда Он начал проповедовать Царство Божие, это

застало их врасплох и повергло в  искреннее  удивление.  По-видимому,  среди

земляков  у  Него  не  было доверенных друзей. Никто из них, кроме двух-трех

женщин, не последовал за Иисусом.

     Неверие назарян изумляло Самого Христа. По Его словам, они  подтвердили

пословицу: "Нет пророка в своем отечестве".

     У  Марии  и Ее Сына было в городке много родных: сестра Марии с семьей,

двоюродные братья и сестры Иисуса. Однако и эти  люди  в  большинстве  своем

остались  духовно  далеки от Него. Их тесный мир ограничивался своей улицей,

домом, работой. Позднее, узнав о проповеди  и  делах  Иисуса  в  Капернауме,

братья Его были встревожены и решили, что Он обезумел.

     Душевное  одиночество  Иисуса  отражают и не записанные в Евангелии Его

слова: "Те, кто рядом со Мной, Меня не  поняли"  [4].  Единственным  близким

существом оставалась лишь Мать.

     Евангелисты  мало говорят о Ней; но даже если бы они не сказали о Марии

ни единого слова, это не умалило бы величия Матери Мессии. Он рос у  Нее  на

глазах,  Она  давала  Ему  первые  материнские  уроки. Она была единственной

свидетельницей совершавшегося в нем чуда.

     Марии было открыто, что Ее Сын -- Помазанник Господень, но  нам  сейчас

трудно  понять,  как  много  нужно было духовных сил, чтобы сохранить веру в

это; ведь  мы  смотрим  в  другой  перспективе.  Если  же  представить  себе

будничную  назаретскую жизнь, то можно догадаться, что между Благовещением и

Воскресением Мария прошла долгий путь испытаний.

     Франсуа Мориак, тонкий знаток человеческой души, сделал попытку увидеть

этот путь. "Ребенок становился юношей, взрослым человеком. Он не был  велик,

Его не называли Сыном Всевышнего; у Него не было престола, но лишь табуретка

у огня в бедной хижине. Мать могла бы усомниться, но вот свидетельство Луки:

"Мария  сохраняла  все в сердце Своем"... Она хранила пророчества в сердце и

не говорила о них никому, быть может, даже Своему Сыну" [5].

     Становление  любой  личности,  а  особенно  --  необыкновенной,  всегда

загадка,  тем  более не дано нам проникнуть в тайну души Иисуса. Можем ли мы

знать, о чем думал Он, работая в маленькой мастерской, о чем  молился?  Одно

только  кажется бесспорным: Он был свободен от конфликтов, которые с детских

лет терзают человека; над Ним не имели власти демонические  стихии.  Если  и

знал  Он  внутреннюю  трагедию, то рождали ее лишь одиночество, сострадание,

боль от соприкосновения с миром зла, а не муки  греха  и  борьбы  с  темными

инстинктами. Об этом свидетельствует все, что известно о характере Иисуса.

     Даже  такой  враждебный  христианству  ученый,  как Давид Штраус, после

длительных  размышлений  над  Евангелием  признал,  что  гармоничность  духа

Иисусова была не следствием внутреннего кризиса, а результатом естественного

раскрытия  заложенных  в  Нем  сил.  "Все  характеры,  --  писал  Штраус, --

очищенные борьбой и сильными потрясениями, например, Павел, Августин, Лютер,

сохранили неизгладимые следы такой борьбы, их образ  дышит  чем-то  суровым,

резким,  мрачным.  Ничего  подобного  нет у Иисуса. Он сразу предстает перед

нами как совершенная натура, повинующаяся только своему собственному закону,

признающая  и  утверждающая  себя  в  своем  сознании,  не   имеющая   нужды

превращаться и начинать новую жизнь" [6].

     В  Нем не было чувства греховности, которое присуще каждому святому, не

было ничего ущербного. Пусть даже часто Он оставался непонят и  одинок,  это

не  омрачало  просветленности  Его  духа; Иисус постоянно был с Тем, Кого Он

называл Своим Отцом.

     Вероятно, в свободные от труда  часы  Иисус,  как  и  позднее,  в  годы

проповедничества,  любил уходить в уединенные места, где среди тишины звучал

в Нем небесный голос. Там, на холмах Назарета, незаметно готовилось  будущее

мира...

     Кто  мог знать об этом в то время? Римские политики не подозревали, что

придет день, когда их потомки преклонят колена перед  Плотником  из  далекой

восточной провинции.

     Великие  и  малые события сменяли друг друга. Германцы нанесли легионам

поражение в Тевтобургском лесу; поочередно  вспыхивали  мятежи  на  Дунае  и

Рейне,  в  Галлии  и Фракии. Умер Август, причислявший себя к сонму богов, а

его наследником стал сумрачный и подозрительный Тиберий. Умерли Овидий,  Тит

Ливий,  Гиллель.  Родился  Плиний  Старший; философ Сенека вернулся в Рим из

Египта. В Иудею был назначен пятый прокуратор -- Понтий Пилат.

     В Назарете же внешне  все,  казалось,  протекало  без  перемен.  Однако

долгий подготовительный период жизни Иисуса близился к концу. Ему было около

тридцати  лет,  когда,  полный  духовных  и телесных сил, Он уже только ждал

знака, чтобы бросить в мир первые семена Благой Вести.

     И знак был дан.

     Примечания ("ГЛАВА ВТОРАЯ")

     [1] Ф.Фаррар. Жизнь Иисуса Христа. СПб., 1904, с. 120.

     [2] И. Флавий. Иудейская война. III, 3, 2.

     [3] Лк 2, 41-- 52. Поясняя слова "преуспевал в премудрости и возрасте",

св. Иустин говорит, что Иисус "рос, как растут  все  люди,  отдавая  должное

каждому возрасту" (св. Иустин. Диалог с Трифоном, 88).

     [4]  Эти слова сохранились в апокрифических "Деяниях Петра" (гл. X). По

мнению видного современного специалиста по Новому Завету И.  Иеремиаса,  они

скорее всего подлинны.

     [5] F. Mauriac. La vie de Jйsus. Paris, 1962, p. 33.

     [6] Д.Ф. Штраус. Жизнь Иисуса. М., 1909, т. 1. с. 195.

     ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     ПРЕДТЕЧА.

     ИИСУС В ПУСТЫНЕ

     27 г.

     Однажды  группа  людей, состоявшая из духовенства и книжников, вышла за

ворота Иерусалима и  отправилась  по  дороге,  ведущей  к  берегам  Иордана.

Предпринять  путешествие их побудил слух о молодом пустыннике Иоанне.

За короткое время о нем стало  известно  по  всей  стране.  Посольству  было

поручено  выяснить,  каковы  притязания  этого  человека,  чему он учит и не

является ли он опасным возмутителем народа.

     Иоанн  называл  себя  "гласом  вопиющего"  [Т.  е.  голосом   глашатая,

вестника], что само по себе говорило о многом.

     Пять веков назад, когда кончились дни изгнания и иудеи смогли вернуться

из Вавилона,  великий учитель веры Исайя Второй сложил гимн о Богоявлении. В

нем описано пасхальное шествие через бесплодную пустыню, которая  расцветает

перед  лицом Господним, превращаясь в сад. Впереди -- глашатай. Он призывает

расчистить путь Идущему.

     С тех пор мессианские надежды связывались с этим видением. Ожидали, что

предтечей Избавителя станет сам пророк Илия, который вновь будет  послан  на

землю.

     Жившие  у  Мертвого  моря  ессейские монахи уверяли, что роль глашатаев

выпадет именно на их долю. Но им казалось, что мир слишком глубоко погряз  в

беззакониях  и  только  "Сыны  света"  достойны  встретить Мессию. Обитатели

Кумрана смотрели на себя как на единственных избранников. История  мира,  по

мнению  ессеев,  не удалась, и все, кроме них, обречены. Они жили за стенами

своих поселков, пунктуально соблюдая обряды и веря, что только с ними  будет

заключен Новый завет, предсказанный пророком Иеремией.

     Конечно,  и  среди  сектантов  попадались  люди, которых заботил жребий

"сынов тьмы". Не каждый из них  мог  радоваться  гибели  мира  или  спокойно

примириться с ней. Один из кумранских богословов писал: "Разве не все народы

ненавидят  Кривду?..  Разве  не из уст всех народов раздается голос Истины?"

[1]. Но тут же он с горечью признавал, что на деле никто не  следует  правде

Божией.  А  если  так,  то  рассчитывать  грешникам не на что. Святые должны

оставаться на страже. Что им за дело, если нечестивцы получат по заслугам?..

     Проповедь Иоанна, вероятно, привела ессеев в замешательство.  Им  не  в

чем  было  упрекнуть  его,  и тем более не могли они причислить отшельника к

"сынам тьмы". Иоанн вел жизнь аскета, еще более строгую,  чем  кумранцы.  Он

одевался  в  грубую  пастушескую  власяницу  из  верблюжьей  шерсти,  хранил

назорейские обеты, то есть не стриг волос и не пил вина. Его пищу составляли

сушенная на солнце саранча и дикий мед. Однако этот  пустынник  не  разделял

холодного самодовольства ессеев, не отвернулся от мира, а стал проповедовать

"всему народу израильскому".

     Иоанн   происходил   из   священнического  сословия.  Он  рано  потерял

родителей, и его вырастили чужие люди. Весьма вероятно, что он был усыновлен

не кем иным, как ессеями, которые нередко  брали  сирот  на  воспитание.  Но

когда Иоанну исполнилось тридцать лет, Бог призвал его покинуть пустыню. Ему

было  открыто,  что  на  него  возложена  миссия  стать  "гласом вопиющего",

предшественником Избавителя.

     Из пустыни Иоанн пришел в соседнюю с ней долину Иордана,  где  и  начал

свою  проповедь.  "Покайтесь,  --  говорил  пророк,  --  ибо  близко Царство

Небесное!". Его слова упали на подготовленную почву и сразу же нашли широкий

отклик. К реке толпами шли люди из окрестных городов и сел. Шли  книжники  и

солдаты, чиновники и крестьяне. Впечатление от речей и самого облика пророка

было  огромным.  Он говорил о Суде над миром, и, казалось, все вокруг Иоанна

дышало предчувствием близости великих событий.

     Символом вступления в мессианскую эру Иоанн избрал обряд  погружения  в

воды Иордана, реки, которая издревле считалась рубежом святой земли. Подобно

тому  как  вода  омывает  тело,  так  и покаяние очищает душу. Когда язычник

присоединялся к ветхозаветной церкви, над ним  совершали  тевилу,  омовение.

Пророк  же  требовал этого от самих иудеев в знак того, что они родились для

новой жизни. Поэтому Иоанна называли "Хаматвилом", Крестителем [Слово

"тевила" означает погружение, омовение; по-русски оно обычно переводится как

"крещение"].

     Многих израильтян  задевало,  что  им  предлагают  пройти  через

омовение,  словно  они  --  новообращенные  иноверцы. Разве принадлежность к

народу Божьему не освящает  сама  по  себе?  Но  Креститель,  не  колеблясь,

объявил  подобный  взгляд заблуждением. Когда он увидел на берегу книжников,

он заговорил с ними резко и сурово: "Отродье змеиное! Кто указал вам  бежать

от будущего гнева? И не думайте говорить сами себе: "отец у нас Авраам", ибо

говорю  вам,  что  может  Бог из камней этих воздвигнуть Себе детей Авраама"

[2]. Не рождение делает сынами Завета, а верность заповедям Господним.

     Иоанн упрекал в легкомыслии и тех, кто рассчитывал, что  одного  обряда

тевилы  уже  достаточно  для  прощения  грехов.  Он требовал переоценки всей

жизни, искреннего раскаяния. Перед крещением люди "исповедовали грехи свои".

Но и этого было мало. Нужны были реальные  результаты  внутренней  перемены.

"Сотворите,  --  говорил  пророк,  --  достойный плод покаяния!.. Уже

топор лежит при корне деревьев; итак, всякое дерево, не  приносящее  доброго

плода, срубается и бросается в огонь" [3].

     Чего же хотел Иоанн? Призывал ли он народ бежать от мира и запереться в

монастырских  стенах?  Это  звучало бы вполне естественно в устах аскета. Но

Креститель хотел большего: чтобы люди, оставаясь там, где  живут,  сохраняли

верность слову Божию.

     По  свидетельству  Иосифа  Флавия, Иоанн учил народ "вести чистый образ

жизни, быть справедливыми друг к другу и благоговейными к Предвечному"  [4].

Подчеркивая  важность  этических  норм Закона, Креститель тем самым следовал

традиции древних пророков. Мало говоря о ритуалах, он ставил на первое место

нравственный долг человека: "У кого две рубашки, пусть поделится с неимущим,

у кого есть пища, пусть так же поступает" [5]. Пророк не предлагал  солдатам

бросать  свою  службу  и  говорил,  что  для  них  важнее избегать насилия и

наушничества. Ко всеобщему изумлению он не осудил даже  презираемое  ремесло

сборщиков  налогов -- мытарей, но требовал только, чтобы они не брали больше

положенного. (Часто, собирая имперскую подать,  мытари  наживались  за  счет

населения.)

     В то же время по отношению к сильным мира сего Иоанн вел себя настолько

независимо,  что  скоро вызвал недовольство. По преданию, Креститель однажды

посетил Иерусалим и там выступил против членов Совета. Когда  его  спросили,

кто  он  и  откуда,  Иоанн сказал: "Я человек, и жил там, где водил меня Дух

Божий, питая меня кореньями и древесными побегами". На угрозу расправиться с

ним, если он не перестанет смущать  толпу,  Иоанн  ответил:  "Это  вам  надо

перестать  творить  ваши  низкие  дела и прилепиться к Господу Богу своему".

Тогда оказавшийся в собрании ессей по имени Симон презрительно заметил:  "Мы

ежедневно  читаем  священные  книги,  а  ты ныне вышел из леса, как зверь, и

смеешь учить нас и соблазнять людей  своими  мятежными  речами"  [6].  После

этого Креститель больше никогда не приходил в столицу.

     Иоанн обычно жил вблизи Бетании, или Бетавары, -- речной переправы, где

и крестил  приходящий  к нему народ. Вскоре вокруг него образовалась община,

которой Иоанн дал свои правила и молитвы. По имени мы знаем только  двух  из

учеников  Крестителя  --  Андрея из Вифсаиды и юношу Иоанна, сына Зеведеева.

Оба были рыбаками и пришли с берегов Галилейского моря.

     Как смотрели иоанниты  на  учителя?  Скорее  всего  они  видели  в  нем

эсхатологического  Пророка,  чей  приход  ожидался  многими.  Но у некоторых

сложилось убеждение, что сам Креститель и есть обетованный Мессия.

     Влияние Иоанна  возрастало  с  каждым  днем.  В  своих  речах  он  стал

затрагивать  и  Ирода  Антипу,  которому  принадлежала Иорданская область. В

результате, пишет Флавий, тетрарх "начал опасаться, как бы власть Иоанна над

массами не привела к каким-нибудь беспорядкам" [7].

     Был встревожен и Синедрион, и именно поэтому на Иордан были  отправлены

священники с полномочиями от него.

     -- Кто ты? Не Мессия ли? -- задали они вопрос Крестителю.

     -- Я не Мессия, -- отвечал тот.

     -- Что же? Ты Илия?

     -- Я не Илия.

     -- Пророк?

     -- Нет.

     -- Тогда кто же ты, чтобы дать нам ответ пославшим нас? Что ты говоришь

о самом себе?

     -- Я  глас  вопиющего: "В пустыне выпрямьте дорогу Господу", как сказал

пророк Исайя.

     -- Что же ты крестишь, -- спросили его, -- если  ты  не  Мессия,  и  не

Илия, и не Пророк?

     И  тогда  они  услышали  ответ,  полный  смирения  и веры, который ясно

определил призвание Иоанна как Предтечи Христа:

     -- Я крещу водою, посреди же вас стоит Тот, Кого вы не  знаете,  Идущий

за  мною, Который впереди меня стал, Кому я недостоин развязать ремень обуви

Его... Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата Его в руке Его,  и

Он  очистит  гумно  Свое  и  соберет пшеницу Свою в житницы, а мякину сожжет

огнем неугасимым [8].

     Все поняли, что это  значит.  Мир  должен  пройти  через  огонь  правды

Божией, Иоанн же -- лишь предвестник очистительной грозы.

     О  Мессии  говорили  уже давно, но только иорданский учитель возвестил,

что  дни  Его  прихода  наконец  наступили.  Слушая  Предтечу,  народ

постоянно  "находился  в ожидании". Многие знали, что Избавитель долго будет

скрываться неузнанным,  поэтому  слова  Иоанна:  "Он  стоит  среди  вас"  --

заставляли учащенно биться сердца.

     В это самое время на берегу среди толпы появился Человек из Назарета.

     Приход Его едва ли привлек внимание, тем более, что Он вместе с другими

готовился  принять крещение от Иоанна. Однако, когда Он подошел к воде, всех

поразили странные слова пророка, обращенные к Галилеянину: "Мне  надо

креститься от Тебя".

     Знал  ли Иоанн еще прежде или только теперь почувствовал, что перед ним

не простой человек, а Некто, больший  его  самого?  Ответ  Иисуса:  "Допусти

сейчас,  ибо так подобает нам исполнить всякую правду" -- ничего не объяснил

окружающим [9]. Хотел ли Он сказать, что  "нам",  людям,  нужно  начинать  с

покаяния?  Хотел  ли  дать  пример?  Или  смотрел  на  крещение  как на акт,

знаменующий начало Его миссии? Во всяком случае, для Иоанна эти слова  имели

определенный смысл, и ой согласился совершить обряд.

     Это  была  символическая встреча. Отшельник во власянице, с почерневшим

от солнца,  изможденным  лицом,  с  львиной  гривой  волос,  воплощал  собой

тернистый  путь дохристианской религии, а новое откровение приносил Человек,

Который внешне, казалось, ничем  не  отличался  от  любого  простолюдина  из

Галилеи.

     В  тот  момент,  когда  Иисус  стоял  в реке и молился, произошло нечто

таинственное. Впоследствии Иоанн говорил  своим  ученикам:  "Я  увидел  Духа

сходящего,  как  голубь,  с  неба,  и  Он пребыл на Нем. И я не знал Его, но

Пославший меня  крестить  водою,  Тот  мне  сказал:  "На  ком  увидишь  Духа

сходящего и пребывающего на Нем, Он есть крестящий Духом Святым". И я увидел

и засвидетельствовал, что Он есть Сын Божий" [10].

     После  крещения  Иисус тотчас же покинул Бетанию и углубился в пустыню,

лежащую к югу от Иордана. Там, в окрестностях Мертвого  моря,  среди  голых,

безжизненных  холмов,  где молчание нарушалось лишь плачем шакалов и криками

хищных птиц, Он провел в посте более месяца. По словам  евангелистов,  в  те

дни на пороге Своего служения Он был "искушаем дьяволом".

     Предстало ли Иисусу видение, как это обычно любят изображать художники,

пытался  ли  кто-нибудь из обитателей пустыни увлечь Его на ложный путь, или

все свершалось в душе Христовой незримо? Об этом не  мог  рассказать  никто,

кроме  Самого  Иисуса.  Но  Он  поведал ученикам только суть происходившего.

Сатана предложил  Мессии  три  собственных  способа  завоевать  Мир.  Первый

заключался  в  том,  чтобы привлечь массы обещанием земных благ. Накорми их,

"сделай  камни  хлебами",  и  они  пойдут  за  Тобой  куда  угодно,  говорил

искуситель.  Но  Иисус  отказался прибегнуть к подобной приманке: "Не хлебом

единым жив человек...".

     В другой раз  Назарянин  стоял  на  высокой  горе.  У  ног  Его  лежали

пепельные  зубцы  скал,  за которыми угадывались "царства мира сего". Где-то

далеко  двигались  непобедимые  римские  легионы,  плыли  по  морю  корабли,

волновались  народные толпы. Что правит ими, что царит над миром? Не сила ли

золота, не власть ли меча, не  стихия  ли  эгоизма,  жестокости  и  насилия?

Кесарь потому лишь повелевает народами, что признал владычество темных начал

в  человеке.  "Тебе  дам  всю  эту  власть, -- сказал Сатана, -- и славу их,

потому что мне предана она, и я,  кому  хочу,  даю  ее".  Стань  таким,  как

повелители  империй,  и люди будут у Твоих ног. Подобного Мессию-воина ждали

иудейские зелоты. Однако Иисус не уступил соблазну меча; не для того  пришел

Он,  чтобы идти по стопам поработителей. "Отойди от Меня, Сатана, -- был Его

ответ, -- написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи".

     Из пустыни Иисус направился в Иерусалим. Но и там дух зла  не  отступал

от  Него.  "Бросься  вниз", -- предложил он, когда Христос стоял на одной из

высоких храмовых площадок; ведь толпа,  увидев  человека,  который  упал  на

камни  и  остался невредим, наверняка сочтет Его великим чародеем. Но и путь

кричащего чуда, по которому пошли  как  ложные  мистики,  так  и  поклонники

"технических  чудес",  не мог быть принят Иисусом. Свою силу Он всегда будет

стараться скрывать, избегая духовного насилия над людьми.

     Евангелия говорят,  что  побежденный  Сатана  отступил  от  Христа  "до

времени". Иными словами, искушения не ограничивались этими переломными днями

Его жизни.

     Возвращаясь  в  Галилею,  Иисус  на некоторое время снова остановился в

Бетании. Когда Иоанн увидел Его,  он  сказал,  обращаясь  к  окружавшим  его

людям:  "Вот  Агнец  Божий,  Который  берет  грех  мира" [11]. Слово "Агнец"

напоминало о пророках, которых преследовали  и  убивали,  а  в  Книге  Исайи

Агнцем  был  назван служитель Господень, Чьи муки совершатся ради искупления

грехов человечества.

     Креститель повторил свое свидетельство  и  в  кругу  близких  учеников,

после  чего  Андрей  и Иоанн стали искать встречи с Иисусом. Однажды, увидев

Его, они робко пошли за Ним, не зная, как начать разговор. Иисус обернулся и

спросил: -- Чего вы хотите?

     -- Равви, где Ты живешь? --  спросили  они,  немного  растерявшись.  --

Пойдемте и увидите.

     Они  пришли  с Ним в дом, в котором Он остановился, и пробыли с Иисусом

весь день. Мы не знаем, о чем беседовали они, но на  следующий  день  Андрей

отыскал своего брата Симона и с восторгом заявил: "Мы нашли Мессию...".

     Поразительная  весть  мигом  распространилась  среди  галилеян, которые

пришли на Иордан. Некоторые  колебались.  Уж  очень  все  было  непохоже  на

предсказанное. Один из земляков Андрея, Нафанаил, недоверчиво качал головой:

Мессия  из  Назарета?  Но  ему ответили просто: "Пойди и посмотри". Нафанаил

согласился,  и  первые  же  слова  Назарянина  пронзили  его  душу.   Намек,

обнаруживший прозорливость Иисуса, рассеял все сомнения.

     -- Равви, Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев! -- воскликнул Нафанаил.

     -- Истинно,  истинно  говорю  .вам, -- сказал в ответ Иисус, -- увидите

небо  отверстым  и  ангелов  Божиих,  восходящих  и   нисходящих   на   Сына

Человеческого.

     Он не произнес слова "Мессия", однако выражение "Сын Человеческий" было

им понятно;  оно  означало,  что  новый  Учитель  --  Тот,  Кого все давно с

нетерпением ждали.

     Скорее всего, эти простосердечные люди решили, что найденный  ими  Царь

скрывается  лишь  до поры до времени, но придет час, и вокруг Него сплотятся

смелые  люди,  силы  небесные  возведут  Его  на  престол,  а  они,  первыми

узнавшие Христа, стяжают славу в мессианском Царстве...

     Итак,   на   Север   Иисус  пришел  уже  не  один,  а  в  сопровождении

приверженцев.

     Примечания ("ГЛАВА ТРЕТЬЯ")

     [1] Книга Тайн. 8-- 11.

     [2] Мф 3, 7-- 9. Здесь игра  слов  "банайя"  и  "абнайя",  "сыновья"  и

"камни".

     [3] Мф 3, 8, 10.

     [4] И. Флавий. Арх. XVIII, 5, 2.

     [5] Лк 3, 10 сл.

     [6]  См.  славянскую версию "Войны" Флавия, II, 2. Присутствие ессея на

Совете было вполне возможным. Некоторые из них жили в городах и пользовались

влиянием. Ирод покровительствовал им. Одного из ессеев,  Менахема,  он  даже

сделал главой раввинского Совета. И. Флавий. Арх. XV, 10, 5.

     [7] И. Флавий. Арх. XVIII, 5, 2.

     [8] Ин 1, 19 cл.: Лк. 3, 16-- 17; Мф 3, 11-- 12.

     [9] Мф 8, 14-- 15.

     [10] Ин 1, 32-- 34.

     [11]   Ин   1,  29  cл.  Из  общего  контекста  Ин  явствует,  что  это

свидетельство Предтечи было произнесено перед уходом  Иисуса  в  Галилею  и,

следовательно,  уже  после пребывания Его в пустыне. Фактически IV Евангелие

начинает рассказ с событий, происходивших  после  крещения  Христова  и  Его

искушения от дьявола.