ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ

                   1 Читатель, если ты в горах, бывало,

                     Бродил в тумане, глядя, словно крот,

                     Которому плева глаза застлала,

                   4 Припомни миг, когда опять начнет

                     Редеть густой и влажный пар, - как хило

                     Шар солнца сквозь него сиянье льет;

                   7 И ты поймешь, каким вначале было,

                     Когда я вновь его увидел там,

                     К закату нисходившее светило.

                   9 Так, примеряясь к дружеским шагам

                     Учителя, я шел редевшей тучей

                     К уже умершим под горой лучам.

                  13 Воображенье, чей порыв могучий

                     Подчас таков, что, кто им увлечен,

                     Не слышит рядом сотни труб гремучей,

                  16 В чем твой источник, раз не в чувстве он?

                     Тебя рождает некий свет небесный,

                     Сам или высшей волей источен.

                  19 Жестокость той, которая телесный

                     Сменила облик, певчей птицей став,

                     В моем уме вдавила след чудесный;

                  22 И тут мой дух всего себя собрав

                     В самом себе, все прочее отринул,

                     С тем, что вовне, общение прервав.

                  25 Затем в мое воображенье хлынул

                     Распятый, гордый обликом, злодей,

                     Чью душу гнев и в смерти не покинул.

                  28 Там был с Эсфирью, верною своей

                     Великий Артаксеркс и благородный

                     Речами и делами Мардохей.

                  31 Когда же этот образ, с явью сходный,

                     Распался наподобье пузыря,

                     Лишившегося оболочки водной, -

                  34 В слезах предстала дева, говоря:

                     "Зачем, царица, горестной кончины

                     Ты захотела, гневом возгоря?

                  37 Ты умерла, чтоб не терять Лавины, -

                     И потеряла! Я подъемлю гнет

                     Твоей, о мать, не чьей иной судьбины".

                  40 Как греза сна, когда ее прервет

                     Волна в глаза ударившего света,

                     Трепещет миг, потом совсем умрет, -

                  43 Так было сметено виденье это

                     В лицо мое ударившим лучом,

                     Намного ярче, чем сиянье лета.

                  46 Пока, очнувшись, я глядел кругом,

                     Я услыхал слова: "Здесь восхожденье",

                     И я уже не думал о другом,

                  49 И волю охватило то стремленье

                     Скорей взглянуть, кто это говорил,

                     Которому предел - лишь утоленье.

                  52 Но как на солнце посмотреть нет сил,

                     И лик его в чрезмерном блеске тает,

                     Так точно здесь мой взгляд бессилен был.

                  55 "То божий дух, и нас он наставляет

                     Без нашей просьбы и от наших глаз

                     Своим же светом сам себя скрывает.

                  58 Как мы себя, так он лелеет нас;

                     Мы, чуя просьбу и нужду другого,

                     Уже готовим, злобствуя, отказ.

                  61 Направим шаг на звук такого зова;

                     Идем наверх, пока не умер день;

                     Нельзя всходить средь сумрака ночного".

                  64 Так молвил вождь, и мы вступили в тень

                     Высокой лестницы, свернув налево;

                     И я, взойдя на первую ступень,

                  67 Лицом почуял как бы взмах обвева;

                     "Beati, - чей-то голос возгласил, -

                     Pacific!, в ком нет дурного гнева!"

                  70 Уже к таким высотам уходил

                     Пред наступавшей ночью луч заката,

                     Что кое-где зажглись огни светил.

                  73 "О мощь моя, ты вся ушла куда-то!" -

                     Сказал я про себя, заметя вдруг,

                     Что сила ног томлением объята.

                  76 Мы были там, где, выйдя в новый круг,

                     Кончалась лестница, и здесь, у края,

                     Остановились, как доплывший струг.

                  79 Я начал вслушиваться, ожидая,

                     Не огласится ль звуком тишина;

                     Потом, лицо к поэту обращая:

                  82 "Скажи, какая, - я сказал, - вина

                     Здесь очищается, отец мой милый?

                     Твой скован шаг, но речь твоя вольна".

                  85 "Любви к добру, неполной и унылой,

                     Здесь придается мощность, - молвил тот. -

                     Здесь вялое весло бьет с новой силой.

                  88 Пусть разум твой к словам моим прильнет,

                     И будет мой урок немногословный

                     Тебе на отдыхе как добрый плод.

                  91 Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, -

                     Так начал он, - ты это должен знать,

                     Полна любви, природной иль духовной.

                  94 Природная не может погрешать;

                     Вторая может целью ошибиться,

                     Не в меру скудной иль чрезмерной стать.

                  97 Пока она к высокому стремится,

                     А в низком за предел не перешла,

                     Дурным усладам нет причин родиться;

                 100 Но где она идет стезею зла

                     Иль блага жаждет слишком или мало,

                     Там тварь завет творца не соблюла.

                 103 Отсюда ясно, что любовь - начало

                     Как всякого похвального плода,

                     Так и всего, за что карать пристало.

                 106 А так как взор любви склонен всегда

                     К тому всех прежде, кем она носима,

                     То неприязнь к себе вещам чужда.

                 109 И так как сущее неотделимо

                     От Первой сущности, она никак

                     Не может оказаться нелюбима.

                 112 Раз это верно, остается так:

                     Зло, как предмет любви, есть зло чужое,

                     И в вашем иле вид ее трояк.

                 115 Иной надеется подняться вдвое,

                     Поправ соседа, - этот должен пасть,

                     И лишь тогда он будет жить в покое;

                 118 Иной боится славу, милость, власть

                     Утратить, если ближний вознесется;

                     И неприязнь томит его, как страсть;

                 121 Иной же от обиды так зажжется,

                     Что голоден, пока не отомстит,

                     И мыслями к чужой невзгоде рвется.

                 124 И этой вот любви троякий вид

                     Оплакан там внизу; но есть другая,

                     Чей путь к добру - иной, чем надлежит.

                 127 Все смутно жаждут блага, сознавая,

                     Что мир души лишь в нем осуществим,

                     И все к нему стремятся, уповая.

                 130 Но если вас влечет к общенью с ним

                     Лишь вялая любовь, то покаянных

                     Казнит вот этот круг, где мы стоим.

                 133 Еще есть благо, полное обманных,

                     Пустых отрад, в котором нет того,

                     В чем плод и корень благ, для счастья данных.

                 136 Любовь, чресчур алкавшая его,

                     В трех верхних кругах предается плачу;

                     Но в чем ее тройное естество,

                 139 Я умолчу, чтоб ты решил задачу".

ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

                  1 Закончил речь наставник мой высокий

                    И мне глядел в глаза, чтобы узнать,

                    Вполне ли я постиг его уроки.

                  4 Я, новой жаждой мучимый опять,

                    Вовне молчал, внутри твердил: "Не дело

                    Ему, быть может, слишком докучать".

                  7 Он, как отец, поняв, какое тлело

                    Во мне желанье, начал разговор,

                    Чтоб я решился высказаться смело.

                 10 И я: "Твой свет так оживил мне взор,

                    Учитель, что ему наглядным стало

                    Все то, что перед ним ты распростер;

                 13 Но, мой отец, еще я знаю мало,

                    Что есть любовь, в которой всех благих

                    И грешных дел ты полагал начало".

                 16 "Направь ко мне, - сказал он, - взгляд своих

                    Духовных глаз, и вскроешь заблужденье

                    Слепцов, которые ведут других.

                 19 В душе к любви заложено стремленье,

                    И все, что нравится, ее влечет,

                    Едва ее поманит наслажденье.

                 22 У вас внутри воспринятым живет

                    Наружный образ, к вам запав - таится

                    И душу на себя взглянуть зовет;

                 25 И если им, взглянув, она пленится,

                    То этот плен - любовь; природный он,

                    И наслажденьем может лишь скрепиться.

                 28 И вот, как пламень кверху устремлен,

                    И первое из свойств его - взлетанье

                    К среде, где он прочнее сохранен, -

                 31 Так душу пленную стремит желанье,

                    Духовный взлет, стихая лишь тогда,

                    Когда она вступает в обладанье.

                 34 Ты видишь сам, как истина чужда

                    Приверженцам той мысли сумасбродной,

                    Что, мол, любовь оправдана всегда.

                 37 Пусть даже чист состав ее природный;

                    Но если я и чистый воск возьму,

                    То отпечаток может быть негодный".

                 40 "Твои слова послушному уму

                    Раскрыли суть любви; но остается

                    Недоуменье, - молвил я ему. -

                 43 Ведь если нам любовь извне дается

                    И для души другой дороги нет,

                    Ей отвечать за выбор не придется".

                 46 "Скажу, что видит разум, - он в ответ. -

                    А дальше - дело веры; уповая,

                    Жди Беатриче, и обрящешь свет.

                 44 Творящее начало, пребывая

                    Врозь с веществом в пределах вещества,

                    Полно особой силы, каковая

                 52 В бездействии незрима, хоть жива,

                    А зрима лишь посредством проявленья;

                    Так жизнь растенья выдает листва.

                 55 Откуда в вас зачатки постиженья,

                    Сокрыто от людей завесой мглы,

                    Как и откуда первые влеченья,

                 58 Подобные потребности пчелы

                    Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить строго,

                    Для этой первой воли, ни хулы.

                 61 Но вслед за ней других теснится много,

                    И вам дана способность править суд

                    И делать выбор, стоя у порога.

                 64 Вот почему у вас ответ несут,

                    Когда любви благой или презренной

                    Дадут или отпор, или приют.

                 67 И те, чья мысль была проникновенной,

                    Познав, что вам свобода врождена.

                    Нравоученье вынесли вселенной.

                 70 Итак, пусть даже вам извне дана

                    Любовь, которая внутри пылает, -

                    Душа всегда изгнать ее вольна.

                 73 Вот то, что Беатриче называет

                    Свободной волей; если б речь зашла

                    О том у вас, пойми, как подобает".

                 76 Луна в полночный поздний час плыла

                    И, понуждая звезды разредиться,

                    Скользила, в виде яркого котла,

                 79 Навстречу небу, там, где солнце мчится,

                    Когда оно за Римом для очей

                    Меж сардами и корсами садится.

                 82 И тень, чьей славой Пьетола славней

                    Всей мантуанской области пространной,

                    Сложила бремя тяготы моей.

                 85 А я, приняв столь ясный и желанный

                    Ответ на каждый заданный вопрос,

                    Стоял, как бы дремотой обуянный.

                 88 Но эту дрему тотчас же унес

                    Внезапный крик, и показались тени,

                    За нами обегавшие утес.

                 91 Как некогда Асоп или Исмений

                    Видали по ночам толпу и гон

                    Фивян во время Вакховых радений,

                 94 Так здесь несутся, огибая склон, -

                    Я смутно видел, - в вечном непокое

                    Те, кто благой любовью уязвлен.

                 97 Мгновенно это скопище большое,

                    Спеша бегом, настигло нас, и так,

                    Всех впереди, в слезах кричали двое:

                100 "Мария в горы устремила шаг,

                    И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,

                    В Испанию, где ждал в Илерде враг".

                103 "Скорей, скорей, нельзя любвеобилью

                    Быть вялым! - сзади общий крик летел. -

                    Нисходит милость к доброму усилью".

                106 "О вы, в которых острый пыл вскипел

                    Взамен того, как хладно и лениво

                    Вы медлили в свершенье добрых дел!

                109 Вот он, живой, - я говорю нелживо, -

                    Идет наверх и только солнца ждет;

                    Скажите нам, где щель в стене обрыва".

                112 Так встретил вождь стремившийся народ;

                    Одна душа сказала, пробегая:

                    "Иди за нами и увидишь вход.

                115 Потребность двигаться у нас такая,

                    Что ноги нас неудержимо мчат;

                    Прости, наш долг за грубость не считая.

                118 Я жил в стенах Сан-Дзено как аббат,

                    И нами добрый Барбаросса правил,

                    О ком в Милане скорбно говорят.

                121 Одну стопу уже во гроб поставил

                    Тот, кто оплачет этот божий дом,

                    Который он, имея власть, ославил,

                124 Назначив сына, зачатого злом,

                    С душой еще уродливей, чем тело,

                    Не по уставу пастырствовать в нем".

                127 Толпа настолько пробежать успела,

                    Что я не знаю, смолк он или нет;

                    Но эту речь душа запечатлела.

                130 И тот, кто был мне помощь и совет,

                    Сказал: "Смотри, как двое там, зубами

                    Вцепясь в унынье, мчатся им вослед".

                133 "Не раньше, - крик их слышался за нами, -

                    Чем истребились те, что по дну шли,

                    Открылся Иордан пред их сынами.

                136 И те, кто утомленья не снесли,

                    Когда Эней на подвиг ополчился,

                    Себя бесславной жизни обрекли".

                139 Когда их сонм настолько удалился,

                    Что видеть я его уже не мог,

                    Во мне какой-то помысел родился,

                142 Который много всяких новых влек,

                    И я, клонясь от одного к другому,

                    Закрыв глаза, вливался в их поток,

                145 И размышленье претворилось в дрему.